— А вы? — спросила я шефа почти с ужасом.

Я знала, до чего он дорожит своей ухоженной блестящей шубой и как вылизывает ее волосок к волоску.

— А я, — произнес шеф таким тоном, как будто готовился взойти на эшафот за свои идеалы, — пойду валяться в луже.

Ведьмино платье нашлось в самом низу моего шкафа, под лоскутным одеялом, которое я шила шефу на день рождения, но бросила, чтобы начать шить одеяло для его котенка — Василия Васильевича младшего.

Тот рос, как мне докладывали, не по дням, а по часам, и через месяц должен был уже переехать к нам — маленьких генмодов стараются отнять от неразумной матери как только это становится возможным, чтобы те не нахватались дурных привычек. Раньше и вовсе отнимали сразу же и выкармливали из бутылочки, но потом несколько профессоров нашей Медицинской Академии опубликовали исследование, что у генмодов, которые совсем не знали в детстве материнского тепла, пусть и неразумного, наблюдаются задержки в развитии и даже проблемы со здоровьем.

Платье это вызывало у меня хорошие воспоминания — может быть, поэтому я и не отдала его до сих пор на тряпки. Когда-то оно было красивого темно-зеленого цвета и считалось нарядным, хотя его и не сшили, а купили готовым и подогнали по фигуре (мне было тогда лет двенадцать, и я была такой плоской, что подгонки почти не требовалось). Потом я непоправимо испортила его чернильным пятном на подоле, и очень боялась, что Василий Васильевич станет меня за него ругать и больше ничего нарядного не купит. Но ругать он не стал. Даже разрешил подержать себя на коленях и погладить, поскольку я сильно плакала из-за этого пятна.

А потом заказал мне новое платье у портнихи. Как сейчас помню, оно было лазурно-голубым, и я надевала его на День города и на Новый Год в том году, а потом из него выросла.

Старое же стало мне с тех пор очень дорогим, поэтому его не раз надставляли, и я еще долго носила его с разными передниками — тогда они были в моде. Наконец из-за заплаток на рукавах оно было окончательно списано в утиль, но я еще сыграла в нем ведьму в постановке, которую мы готовили для родителей в пансионате. Мне было очень тяжело выйти на сцену и говорить перед всеми, но потом зрители мне аплодировали, и это было ужасно приятно!

В общем, теперь этому заслуженному бойцу модного фронта предстояло сослужить еще одну службу — по всей видимости, последнюю.

Я достала старую застиранную нижнюю с юбку с заплаткой — я ношу ее дома в определенные дни месяца, — надела и в таком виде оглядела себя в зеркале.

Ну да, нищенка как она есть!

Старое платье еле налезло на локти, потрескивало в плечах, и неприлично обтягивало грудь — ну это ничего, это я прикрою платком. Подол доставал только до середины икр, а дальше почти до лодыжек колыхалась пожелтевшая нижняя юбка. Заплатки и выцветшая ткань самого платья сразу же придали мне усталый, изможденный вид — особенно если чуть-чуть растрепать волосы…

Я переплела их в косу вместо обычного пучка, нарочно неаккуратно и слабо, чтобы выбилось побольше прядей. Вот так! Идеально. Прямо опустившаяся жительница какой-нибудь ночлежки из пьесы. Теперь только старую косынку сверху… нет, не косынку! Тряпку, которой я протираю полки! И отлично.

Только я нарядилась таким образом, как услышала с лестничной площадки голос Антонины:

— Анна, к вам пришли! Ждут в гостиной.

Пришли? Ко мне? Кто бы это мог быть?

Торопливо сдернув с волос старую тряпку, я достала из гардероба пальто, накинула его сверху на платье и прямо в таком виде прошла в гостиную. Я не сомневалась, что это какой-нибудь коммивояжер, предлагающий новые подписки или чудодейственные средства для блестящего меха — их шеф всегда направлял ко мне. Этому народу сгодится.

Однако посреди гостиной стояла Марина, с любопытством разглядывая пейзажи на стенах.

— Аня! — она просияла, увидев меня, и снова у меня что-то дернулось в груди от того, как непривычно это прозвучало. — С тобой все хорошо? — теперь в ее голосе легко читалась тревога.

Еще бы: она увидела меня растрепанной и почему-то в теплом пальто.

Вздохнув, я сбросила пальто и повесила его на спинку дивана. Выражение лица Марины стало еще изумленнее.

— Иду на задание с Мурчаловым, — сказала я. — Не спрашивай.

Марина улыбнулась.

— Все время забываю, что ты самая настоящая сыщица, — сказала она одобрительно.

— Я не более сыщица, чем ты преступница, — ответила я, хотя комплимент был мне приятен.

— Ну, я все-таки украла Ангелину, — она обаятельно улыбнулась, но тут же посерьезнела. — Кстати говоря, о преступниках! Я не хотела тебя тревожить, но об Эльдаре ни слуху, ни духу, а вчера в вечерних газетах было о смерти инженера Стряпухина, и я подумала — уж не тот ли это инженер, который взял его под крыло? Неужели его арестовали как подозреваемого?

Почему-то мне вдруг стало нехорошо.

— А ты близко знаешь Эльдара? — спросила я.

— Не очень, — вздохнула Марина. — Я пыталась его несколько раз разговорить, но он колючий, как ежик… Кроме того, я не хотела, чтобы он меня не так понял! Конечно, я старше него на восемь лет, но все-таки он довольно симпатичный юноша, не было бы кривотолков.

Симпатичный? Вот бы не сказала! Впрочем, я не особенно понимаю в мужской красоте.

— Но все-таки ты была в курсе, где и кем он работает? — допытывалась я.

— Разумеется. Он привлекал внимание в кружке — самый умный, самый талантливый. Поначалу он даже алгебры толком не знал, но рассуждал лучше, чем любой из нас. Конечно, он нас интересовал!

Тут я поняла, почему мне поплохело: у меня мелькнула дикая мысль, что Волков привлек чье-то внимание именно на кружке. Как знать, не похитили ли его именно ради его математического гения!..

Хотя нет, такая версия не выдерживает никакой критики. Услуги гения проще купить. Конечно, не всякий гений продается, но даже мне при моем недостатке жизненного опыта было ясно, что в свои семнадцать (или шестнадцать) лет Эльдар Волков не может быть незаменимым специалистом ни в чем. А если нужен математический талант, так на математических факультетах Необходимска их полно — и уж наверняка значительная их доля не отягощена излишне суровой моралью!

Но все-таки, это была потенциальная ниточка. И как знать, может быть, сама Марина тоже замешана каким-то образом?

Наверное, Марина что-то прочитала по моему лицу, но истолковала неверно.

Она шагнула ко мне ближе, снова взяла мои руки в свои, как позавчера, но уже совсем с другим настроением.

— Дело, которым вы сейчас будете заниматься… оно же как-то связано с Эльдаром, да?

Что мне было ей ответить? Я только что ее заподозрила! Не могла же я сказать: да, дело в нем, но я не могу тебе ничего рассказать, потому что ты тоже можешь быть замешана? После этого она точно откажется быть моей подругой!

Да и достойна ли я быть чьим-то другом после таких подозрений?

Пытливо вглядываясь в мое лицо, Марина проговорила:

— Аллах милосердный, Анечка, да не думаешь ли ты, что я как-то в этом деле участвую?

Я чуть от нее от нее не отшатнулась.

Между тем, Марина продолжала, словно гадалка, читающая мысли:

— Ты сразу так напряглась, когда я начала расспрашивать об Эльдаре… Ох, извини меня! Честное слово, кроме того, что Ангелину похитила, я в жизни больше преступлений не совершала! — она пытливо посмотрела на меня снизу вверх (Марина была ниже меня ростом) своими иконописными карими глазами. — Но ты, конечно, не имеешь права мне на слово верить! Бедная ты, бедная!

И она внезапно обняла меня! Вот так просто!

У меня даже дыхание перехватило.

Я приобняла ее в ответ.

— Ну теперь, — попыталась я пошутить, — по всем законам жанра ты просто обязана оказаться главой преступного мира Необходимска!

Марина широко улыбнулась, отстраняясь.

— Правда! — воскликнула она. — Как в той пьесе, «Три ангела для барыни»!