— И в самом деле, — проговорил шеф, — это мне кажется очень, очень странным! А еще дело крайне неприятное в том смысле, что оно может подорвать мой профессиональный авторитет!

— Каким образом?

— У меня очень мало нераскрытых дел, — объяснил Мурчалов, — и я стараюсь, чтобы их процент год от года не повышался. А это дело рискует перейти в разряд как раз таких. Хотя твоя история с незадачливым подмастерьем дает мне некоторую надежду.

— Что? — поразилась я. — Но ведь всего один день прошел! Почему вы так быстро опускаете руки? И как с этим связан Волков?

— Дело в природе этого дела, — вздохнул шеф. — Мои первоначальные выводы оказались верны: убийство — действительно дело рук опытного головореза. Он проник на территорию Башни, поднялся по наружным пожарным лестницам, причем его никто не заметил, хотя ему пришлось лезть на четырнадцатый этаж… Впрочем, было темно. Затем он спокойно вскрыл замок — очень профессионально, замок был заново смазан, но следов отмычки эксперты Копылова не нашли — вошел, убил, вышел. Выходя, разбрызгал по пожарной лестнице перцовое масло, чтобы такие, как Пастухов, или неразумные служебные собаки не взяли след. Не оставил следов и уж тем более отпечатков. В таком случае, когда убийство совершил профессионал, да еще без какого-то особенного почерка, его бывает очень трудно найти. К сожалению, в Необходимске немало специалистов такого рода.

Я подавленно молчала. Конечно, на лекциях нам рассказывали о таких делах и о том, почему раскрыть их бывает почти невозможно, но мне всегда казалось, что это относится к кому угодно, только не к шефу.

— Погодите, — сказала я, — но ведь пять лет назад вы взяли наемного убийцу! Дело барона Гляссера!

— Потому что заказчик допустил ошибку, велев наемнику подставить племянницу жертвы, — шеф встопорщил усы: воспоминания о том давнем деле явно доставляли ему удовольствие. — Поэтому я и возлагаю такие надежды на Волкова: если кто-то пытался выставить его виновным, даже запугал Кунова или заплатил, чтобы тот соврал насчет алиби парнишки, это не просто так!

— Вот только, — заметила я, — тогда вы догадались, в чем дело, потому что племянница барона была его наследницей, поэтому логично было смотреть на того, кто наследовал уже после нее. Но Волков никакой не наследник! Может быть, конечно, он вундеркинд, который много вложил в разработки Стряпухина…

— Очень сомневаюсь, — сухо заметил Мурчалов. — Его книга по основам электромеханики была заложена на середине. Едва ли он мог внести весомый вклад. Но это стоит проверить. Продолжайте, прошу прощения, что перебил.

— В общем, — продолжила я, — я не вижу, кому выгодно подставлять Волкова. Разве что он тайный наследник какого-нибудь знатного Сарелийского рода, но что-то я в этом очень сильно сомневаюсь! Скорее уж, им нужно было просто подставить хоть кого-то.

— И вот это очень странно, — покачал головой шеф. — Зачем подставлять «хоть кого-то» при заказном убийстве, которое и так не отследить? Не скажу, что подобные обстоятельства совсем невозможно представить, но пока это кажется мне странным. А странные вещи и нестыковки, Анна, ведут к разгадкам! Так что не отчаивайтесь, завтра мы едем к тому, кто может пролить свет на мотивы наших убийц.

— Они не мои, — буркнула я. — Ваши, если хотите, но никак не мои. А к кому мы едем — к Копылову в отдел?

— Господь с вами, Сергей Игнатьевич мотивами не занимается. Он — энтузиаст конкретики. Нет, мы едем к Никифору Терентьевичу Орехову, сыну нынешней главы Ореховского кумпанства, Татьяны Афанасьевны.

— О! Вы думаете, что он может быть убийцей? Или, точнее, заказчиком?

Мне сложно было представить наследника Ореховых, лезущего на четырнадцатый этаж с бутылочкой перцового масла.

Василий Васильевич усмехнулся.

— Так даже Дима не думает, а он склонен на этом этапе подозревать всех. Нет, просто кто, как не он, расскажет нам об их главных конкурентах?

На этом мы распрощались, и я пошла себе в комнату, готовиться ко сну. Только уснула не сразу: серебристый свет полной луны лился мне прямо в окно, заставляя думать — а как там Волков в своей маленькой голой камере?

На следующее утро я уговорила шефа заглянуть по дороге в Центральное управление. Не то чтобы шеф так уж возражал — похоже, он хотел о чем-то переговорить с Пастуховым.

Я же, пока он занимался своими делами, прошла знакомым коридором и попросила Петюню, который по-прежнему скучал там за конторкой, чтобы он разрешил мне еще раз увидеться с Волковым.

Признаться, я ожидала, что Петюня начнет артачиться: дескать, вчера было распоряжение инспектора Салтымбаевой, а сегодня нет! Но он только послушно потянулся за ключами.

Волков снова вскочил с койки, когда увидел меня, на сей раз с надеждой.

— Ну что? — спросил он в волнении.

— Эльдар, — начала я вместо ответа, — есть ли причина, по которой Кунов может желать вам зла?

Он явно растерялся.

— Понятия не имею! Я всегда все делал, что он мне говорил! Ну, поначалу, бывало, сырье портил, ну так он всегда у меня из зарплаты вычитал.

— Он сказал, что не видел вас с позавчерашнего полудня.

Глаза Волкова расширились, он побледнел.

— Врет он! — воскликнул он. — Врет! Я был…

Он уселся на койку с таким видом, как будто ноги его не держали.

— Я вам верю, — сказала я.

Волков не отреагировал.

Поколебавшись, я уселась рядом. В профиль он казался даже моложе, чем анфас. Поколебавшись еще немного, я взяла его руку, безвольно лежавшую на колене, в свою. Меня слегка удивило, что его ладонь оказалась больше моей — наверное, раза в полтора. У молодых людей так бывает: руки и ноги первыми идут в рост.

Из Волкова словно выпустили воздух. Он тихо пробормотал:

— Значит, он настолько жадюга. Зарплату как раз в понедельник должен был… Ради двухнедельного жалованья готов на виселицу меня…

— Вы не пойдете на виселицу! — горячо заверила его я. — Если вы не виноваты, то никто вас не осудит. В конце концов, против вас ведь все равно никаких улик, ну и что, что нет алиби.

— Боже, сколько вам лет! — воскликнул Волков раздраженно. — Порете чушь, как девочка!

— Знаете что! — я вскочила. — Между прочим, я пытаюсь вам помочь! И расследование еще только началось!

Он посмотрел на меня отчаянными, почему-то особенно синими сегодня глазами.

— Простите меня! — сказал он. — Простите, и… спасибо. Только они меня обложили. Все, наверное.

— Кто обложил? — мне показалось, что сейчас я выйду на след.

Волков пожал плечами.

— Несчастья, — сказал он. — Видно, на роду так написано. Ничего!

Внезапно он тоже поднялся, как подброшенный на пружинах, начал расхаживать туда-сюда по камере.

— Ничего! — повторил он с какой-то особенной тихой яростью. — Лучше на виселицу, чем в тюрьму! — потом посмотрел на меня, и лицо его приняло совсем другое, просительное выражение. — Только… можно вас попросить?

— Смотря о чем, — осторожно сказала я. Мысленно я гадала, как уговорить его сидеть смирно и не делать глупостей: а вдруг он вздумает напасть на охрану или попытается бежать?

— Те книги, которые я собой на кружок принес, они библиотечные. Срок во вторник кончается. Полиция их забрала. Вы там скажите им, что надо обратно сдать, адрес на карточках есть. Или в библиотеку сообщите, почему они задерживаются.

Я глубоко вздохнула.

— Конечно, Эльдар! Если до вторника мы вас не освободим, обязательно решим с книжками! — снова пожав ему руку, я горячо добавила: — Вы, главное, не переживайте так и не ставьте на себе крест! Вам нужно просто продержаться немного, и все встанет на свои места. Улик против вас по-прежнему нет, помните это! Если вы вдруг с кем-то тут подеретесь или что-то в этом духе, это вам никак не поможет, только повредит. Поэтому ведите себя спокойно, не злитесь на полицейских — они тоже пытаются помочь.

— Да сдался им я… — усмехнулся Эльдар. — Но ладно. Буду тише воды ниже травы.