Мы шли по нижней галерее атриума, в центре которого, прямо под люстрой, росло старое апельсиновое дерево. Василий Васильевич, сидя у меня на руках, усиленно крутил головой по сторонам, потом спрыгнул на пол и начал обнюхиваться.

— Уточните, где именно появлялся призрак? — спросил шеф.

— По всему дому, — с готовностью ответила Галина Георгиевна.

— Вот как! — хвост шефа загнулся вопросительным знаком. — А все же не откажите показать, где именно его видели?

Галина Георгиевна не отказала. Более того, она, как выяснилось, отлично подготовилась: достала из ридикюля записную книжку, по которой прочла, где именно наблюдался призрак.

Сама она видела его в атриуме, в своей спальне и в своем же кабинете. Обе комнаты располагались на первом этаже, потому что ей тяжело было теперь подниматься по лестницам. Но слуги, которым вменялось в обязанность поддерживать дом в порядке, утверждали, что видели мальчишечью фигуру и на втором этаже, и на третьем.

Да и сама Галина Георгиевна один раз наблюдала, как «Коленька» бежал по галереям верхних этажей.

— Это всегда происходило по ночам или вечерам, после наступления темноты, — добавила Галина Георгиевна. — И всякий раз клубился туман.

— Туман? — заинтересовался Василий Васильевич.

— Белый, потусторонний, — пояснила Галина Георгиевна. — Сперва я решила, что кто-то из слуг затеял шутки с сухим льдом.

— Сначала решили? Потом вы отказались от своего мнения?

— Я рассчитала всех слуг и наняла новых, — просто сказала богатейшая женщина Необходимска. — Не помогло.

— А как выглядел этот призрак?

— Это был Коленька, — вздохнула Галина Георгиевна. — Точно как я его помню… К сожалению, тогда не существовало фотографий, только дагерротипы. Нужно было не двигаться по полчаса. Коленька был таким живым ребенком, таким непоседливым, что невозможно было заставить его стоять смирно! Мне предлагали сделать посмертный дагерротип, но я отказалась. Хотела помнить его живым.

— И никакого изображения у вас не сохранилось? — спросил Василий Васильевич.

— Отчего же? Есть чудесный портрет. Когда Коленьке исполнилось пять лет, я заказала его у самого Аврелия Чернокрылова, сразу как тот иммигрировал. Кисть ему приходилось держать в клюве, но работал он намного быстрее всех известных мне художников. А зрительная память просто непревзойденная. С ним Коленьке не приходилось позировать так долго.

Я ожидала, что портрет висит в спальне хозяйки и размером как минимум метр на полтора. Но оказалось, что он хранится в нижнем ящике секретера в ее кабинете — комнате, где повсюду были расставлены корзинки с вязанием и разложены узорные салфеточки.

Размером портрет был с небольшую книжку и лежал в лакированной шкатулке, заботливо обвязанной в салфетку. С него на меня посмотрел самый обыкновенный мальчуган: курносый, рыжеватый, веснушчатый, в коротких штанишках и с независимым выражением лица. В нем трудно было уловить сходство с Галиной Георгиевной или с херувимом, изображенным на надгробном памятнике. Но талант художника я не могла не отметить: чувствовалось, что мальчишка замер из большого одолжения, что вот-вот ему надоест стоять смирно и он понесется с картины вскачь.

Что-то в нем было очень знакомое, как будто я где-то видела эти вихры и это курносое лицо… Да, точно! Видела! Галерея Розанова, она же Городской художественный музей. Только там мальчик стоял как будто в другой позе…

Напрягшись, я вспомнила. Примерно полгода назад открыли постоянную экспозицию Аврелия Чернокрылова, и там, в частности, были выставлены его карандашные наброски. В том числе и с этим мальчиком: играющим с мячом, грызущим яблоко… Даже подпись я вспомнила: сын вдовы Бойко. М-да.

…Все-таки с приходом фотографии мы многое потеряли. Например, если бы не фотография, я могла бы зарабатывать на жизнь портретами или рисовать наброски для газет. И не встречаться с людьми, которым нужна моя помощь, и не думать о том, что я не гожусь в помощницы сыщика!

— И вот так он и выглядел, как на портрете? — спросил Василий Васильевич, приблизив морду к портрету вплотную, чтобы рассмотреть его как следует.

— Один в один, — подтвердила Галина Георгиевна.

— Но вы ведь видели его издалека, — сказал шеф. — Лица могли не рассмотреть, особенно в темноте.

— Быть может, я не могла разглядеть его во всех деталях, но я готова покляться, что черты примерно те же самые! — возразила она. — Поэтому сперва я подумала на какую-то отраву или наркотик, которую подсыпают мне в еду. Однако повара я сменила первым, и несколько дней даже сама покупала себе еду в булочных, все время в разных. Это тоже не помогло.

— Но вы уверены, что это был именно ваш сын, а не какой-то случайный мальчик? — спросил шеф.

— Мать всюду узнает своего ребенка, даже полвека спустя, — последовал спокойный ответ. — Конечно, это не мог быть он, но сходство изумительное. Поэтому я все больше и больше склоняюсь к тому, что стала жертвой тщательно подготовленной мистификации.

— Да, действительно, ситуация странная, — подтвердил Василий Васильевич. — Почти наверняка вы правы. Обещаю вам, что брошу все силы на расследование этого дела. Бесстыдство этих мошенников поражает воображение, их нужно наказать!

По резким движениям хвоста шефа я видела, что он абсолютно искренен.

Галина Георгиевна вздохнула.

— Прошу вас только, если эти мошенники каким-то образом используют для махинаций живого мальчика… Не сдавайте его полиции, а приведите ко мне. Я хочу посмотреть на ребенка, который так похож на моего Коленьку!

Шеф тут же ей это пообещал.

Однако чем больше мы обходили особняк, тем больше, шеф, казалось, терял уверенность в своих силах. Он обнюхивал и обыскивал все ходы, кажется, злясь все больше и больше. Мы очень медленно прошлись по галереям второго и третьего этажа, заглянули во все комнаты. Большая часть из них производила удручающее впечатление: закрытые портьерами окна, мебель в чехлах… Дом и в самом деле грустил без настоящего дела.

Наконец шеф попросил взять его на руки и очень тихо сообщил мне на ухо:

— Ничего не понимаю! Конечно, можно еще пригласить на консультацию Дмитрия или частного эксперта-генпса, но, похоже, детьми здесь не пахнет! Я различаю всего пять человеческих запахов, все они слуги. А вы ничего странного не унюхали?

Я пожала плечами.

— Разве что довольно сильно пахнет озоном. Но это, похоже, от люстры, очень уж она мощная.

Не знаю, зачем шеф спрашивал меня. Нюх у меня, конечно, гораздо лучше, чем у среднего человека — опять нужно поблагодарить моих создателей. Но и собачьему, и даже кошачьему уступает.

— Знаете, — задумчиво сказал шеф, — еще я подумал об этих историях с мистиками в Долии… Была у них такая мода лет пять-семь назад. Но там они использовали зеркала, а тут ничего похожего я не вижу. Давайте, впрочем, простучим стены.

— То есть вы подозреваете, что мальчик — оптическая иллюзия? — спросила я шефа.

— Пока я даже не знаю, что подозревать, — сказал шеф. — Знаю только, что после смены слуг тяжело было бы протаскивать в дом по вечерам ребенка и не оставить следов!

Мы еще раз обошли все комнаты, обстукивая стены. Нашли несколько потайных ниш и одну потайную комнату, но Галина Георгиевна сообщила, что прекрасно о них знает и использует по назначению. Никакой сложной системы зеркал, которая, по словам шефа, требовалась для создания оптической иллюзии, не обнаружили.

В результате договорились с Галиной Георгиевной, что мы вернемся в дом вечером и попробуем полюбоваться на призрака своими глазами.

До вечера было еще далеко, а дома нас ждал вкусный обед от Антонины. Галина Георгиевна предлагала нам остаться обедать у нее, но Василий Васильевич вежливо отклонил приглашение: «В других обстоятельствах почел бы за честь, но во время расследования предпочитаю сохранять с клиентами дистанцию».