— Сколько тебе щас натикало?

— В седьмом классе чалюсь. Вот и считай. Брат мой сейчас где? — спросил в свою очередь.

— Где-где… На киче булки парит. Где же ему ещё быть? Я сам в розыске. Поймают — вышка светит. Мусорка одного поганого на перо присадил. Пришлось к Индюку приткнуться. Авторитет крутой. Родственник какого-то шишкаря из самого верха. Никто бы его никогда не тронул, только её величество смерть. Машка как сама щас, всё бухает?

Что за Машка его интересует? А, чикомаман!

— Убили её люди Индюка, когда сбежавших пацанов ловили. Случайно.

— Что ж, допрыгалась дурёха, — без всякого сожаления высказался отец и поднял стопку, — Давай, помянем рабу божью Марию. Было время, когда любил её.

Выпили, посидели молча.

— Рассказывай, — предложил батя.

— Чего рассказывать?

— Обо всём, короче. Как живёшь? Чем занимаешься? Как сюда угодил?

Я и обрисовал про свою недолгую, совместную с носителем, житуху. Слегка похвастался хоккейными успехами и победами на поприще музыки. По возможности постарался не светить свои контакты с Николаем Михайловичем, Авдотьей и Таисией. Мало ли что! Естественно, не забыл описать своих врагов.

— Панок — вёрткий и расчётливый хорёк. Мы с ним давно уже рогами сцепились. Поляну топчем под Индюком. Я его больше других опасаюсь, — прокомментировал мои слова батя, — А вот этого твоего Толяна я хоть завтра могу к апостолам отправить. Скажу своим пацанам…

— Не стоит тебе о такое говно руки пачкать. Я сам с ним со временем разберусь по своему, по-пацански.

— Ладно. Мать, говоришь, не одна жила? Кто-то есть, чтобы за тобой приглядывать до окончания школы? Здесь тебе никак нельзя оставаться. Скоро сюда съедутся авторитеты с барыгами. Делить индюково наследство будут. Такие тёрки начнутся, что небо с овчинку покажется. С братками мне с хороших позиций надо заходить.

Батя достал пачку Столичных, зажёг одну папиросину, пыхнул дымом и продолжил излагать:

— Коли негде тебе жить, могу дать адресок одного нашего родственника. В Правдинске тот живёт. Чиркну ему пору строчек. Приютит тебя без базара. Опекунство как надо оформит. Не в детский дом же тебя определять.

— Сестрёнка Люба приезжала на похороны и договорилась о переезде сюда. Работу ей дают и жилплощадь материну обещают оставить за ней. Так что, есть мне кем прикрыться из ближайших родственников.

— Раз так — нормалёк. Всё равно обращайся по случаю к родичу в Правдинск. Брат он мне двоюродный и кое-чем обязан. Ещё есть родич в Долгопрудном. Тоже дам адресок на всякий случай.

— Да знаю я этих дядьёв. С Николаем Михайловичем приходилось общаться. Тот ещё буржуин. И про дядю Гену слышал от Любы.

Батя вдруг приблизился ещё ближе и приглушённо проговорил:

— Короче, есть одна тема. Надыбал я кое-какие индюковы записи по его нычкам. Малец один помог с шифром. Оставил для братвы кое-какие крохи из богатств Индюка, остальное притырил. От Кутыря с трудом отбился. Ведал, гад, про эти нычки тоже. Спрячешь их пока у себя, пока кипеш не стухнет. Потом мне вернёшь. Сам тебя найду. За услугу отсыплю столько бабла, что до конца твоей жизни хватит с прицепом. Зацени, как тебе фартануло, Паха, за все страдания твоего очка. Будешь поминать добрым словом своего непутёвого батю!

Децал вытащил из кармана простенький блокнот с изображением воина-освободителя в Трептов-парке на картонной обложке и протянул мне со словами:

— Смотри, не потеряй и не свети никому. За это богатство кровью плачено. Кутырь на свою беду много знал. Да не смотри на меня так. Тут по иным законам жизнь устроена, волчьим. Либо ты, либо тебя. Знал этого чувачка давно — гнилой человек. Погасил бы он нас с тобой, если уцелел. Ладно, хорош о том базарить. Хвост освободится, отвезёте на Волге индюшачью падаль к нашему айболиту. Я ему уже звякнул. Всё, как надо устроит. Привезёшь от него бумагу и можешь валить на свою хазу.

Пятница, 07. 03.1975 г.

— А с рабами что будет? — невольно вырвалось у меня.

— Что будет? — повторил он за мной, — В расход их всех. Не дело оставлять следы за собой.

— А о таком варианте, как просто отпустить их по домам, к родителям, ты не задумывался? — взвился я, — Запугать и отпустить.

— Какие родители? Из детского дома они все. Оторви, да брось. Никому они не нужны, — веско отметил батя, — Индюк мозгами шевелил. Опасался мамкиных хватать. Директорам детдомовским башлял, чтобы те ему своих дроздов скидывали.

— Только Кирю, парня избитого, что в клетке томится, я прекрасно знаю. Его отец сейчас активно разыскивает. Другого парня, что в камере лежит с больной ногой, Индюк на шоссе подобрал. Домой они шли с другом с рыбалки. Ты же не фашист, батя. Отпусти пацанов!

— Не знал, отвечаю. Только этот расклад ничего не меняет. Мусорам трепанут, — процедил Децал немного изменившимся голосом.

— Не трепанут, пап. Я лично за них впрягусь перед тобой, если что. Не бери лишнего греха на душу. Отпусти, а?

Батя снова закурил, долго раздумывая.

— Грехов у меня столько, что даже все праведники на белом свете скопом не смогут меня отмолить. Ради тебя так и быть соглашусь, Пашок. Забирай ишаков себе, коль они тебе так милы. Если накосячишь, сам знаешь, что тогда тебя ожидает.

Потухшая сигарета окончательно растрепалась в пальцах отца и упала на лакированную поверхность столика. Прежде чем завершить наши посиделки, он вдруг попросил:

— Хвоста с собой прихвати. Пусть у тебя перебудет до поры. Как собака станет тебе служить, обещаю. Никого у него нет, тоже детдомовский. Я его из ишаков поднял, да и привязался к нему.

— Он меня порол, — вспомнил я недавнее, полыхнув лицом.

— Ну, так и ты его пори хоть каждый день. Он дюже терпеливый, — хмыкнул батя.

— Мне такие забавы как-то не в охотку. А лет то ему сколько? И вообще, документы имеются?

— Документы он сам себе какие хочешь выправит. Сотворит так, что не отличишь от настоящих. Годков ему по виду за семнадцать будет, а то и на двадцатку потянет.

Эх, где же он был раньше, когда я голову ломал по поводу своей легализации после смерти чикомамы.

— И деньги умеет подделывать? — спросил больше по приколу.

— Насчёт денег не знаю, но чеки для магазинов «Берёзка» он как-то раз сварганил по высшему разряду. Приняли и даже ни разу не мяукнули, — серьёзно ответил отец, — Картины красивые рисует. Талантище!

Надо же, какой дождь ништяков на меня одномоментно просыпался, как из рога изобилия. То карта индюшачьих сокровищ, то талантливый джин, исполняющий нехилый перечень желаний.

— Ладно, бать, уговорил. Беру я твоего Хвоста, — согласился я, — А ты Кирю вытащи из клетки, а то там загнётся. Ему и Мумсу как можно скорее надо оказать медицинскую помощь.

Батя ушёл, а я по его рекомендации поднялся на второй этаж в кабинет Индюка, поваляться на его диване, посмотреть по телику что в мире творится и заодно поглазеть в блокнот. Включил цветной телеприёмник, тоже Шарп, и расположился на роскошном диване. По первому каналу показывали торжественный концерт из Кремлёвского дворца съездов в честь праздника восьмого марта. Подоспел как раз к выступлению Гены Белова с набравшим бешеную популярность хитом «Зорька алая». Эх, хорошо поёт, стервец! До самых нижних кишочков пробирает.

Так, интересненько, что там в блокноте написано. Записи велись мелким убористым почерком, перечислялись места хранения нычек и прочего ценного имущества, распределённого по городам и весям Союза. По каждому схрону с немецкой педантичностью описывалось количество денег, вес, если драгоценности, где именно и в чём хранятся, примерное описание драгоценностей, цифры шифра, если в сейфе, как звать и описание смотрящего за квартирой, если таковой имеется, а также кодовое слово, если кто от Индюка к нему придёт. Подозреваю, что на эти должности попадали подросшие и выдрессированные бывшие рабы.

Большая часть богатств ожидаемо располагалась в Москве и области. В Москве нычки хранились в двух кооперативных квартирах. Одна у метро Юго-Западная, другая — у метро Фрунзенская. А также в гаражном кооперативе у станции Лось по Ярославской железной дороге. В Подмосковье нычка располагалась в подполе частного дома в селе Рыболово, близ города Бронницы. Схроны ещё имелись в квартире в Питере, тьфу, в Ленинграде пока что, и в Сочах, в частном секторе. В московских квартирах хранились также бланки для различных советских документов.