Радостно улыбнулся мне, как старому знакомому вислоусый Слава Малежик. Подмигнул Толя Алёшин. Прохладно коснулся рукой крепыш Саша Барыкин. Остальные парни были не такими публичными. Кроме уже знакомого мне звукорежиссёра Гены Макеева, удалось познакомиться с невероятно привлекательным и смешливым барабанщиком Борей Богрычевым и с духовой парой — Сашей Чиненковым и Андреем Русановым.

Я естественно поинтересовался:

— А где Алла?

— Леди задерживаются, но когда-нибудь осчастливят нас своим пришествием, — заметно ядовито высказался Саша Барыкин.

Слободкин взглянул на него укоризненно, но ничего не сказал. Сразу же приступили к прогону всей программы, акцентируясь на моём участии. Вклеился абсолютно без проблем, используя свой «режим бога». Все их песни были мне известны до последней ноты, как будто сам их написал. Вокалировали Слава, Толя и Саша Барыкин, вместе взятые и по отдельности. Песни в соответствии с праздником были про любовь и весну.

Явилась Алла в бирюзовом платье до пят, с видом королевы, покорившей пол царства. Начались поздравления, цветы, шоколадки, выспренные поздравления. Паша суетился вокруг неё, будто опоздавший в загс жених. Возможно, между ними что-то уже существовало, малюсенький такой адюльтерчик. Алла была разведёнкой после первого брака, а вот Паша оставался женатиком. Мда, следует с ней проявлять определённую осторожность. Ревнивые женихи бывают много опасней измученных мужей.

Добравшись до меня, певица обрадованно обняла. Вручил ей мимозки, срочно притараненные Хвостом из машины, и брошь, которую ранее намеревался подарить Инке. Последовали визги восторга с более жаркими объятиями и поцелуями в щёку. У Паши вытянулось и без того длинное лицо.

— Эй, малый! Ты ювелирку ограбил? — попытался пошутить Слава.

— Оружейную палату, — уточнил непринуждённо.

Пришлось повторять некоторые песни, в которых была задействована тем, или иным способом Пугачёва. Слободкин что-то уловил в моих подпевках и предложил попробовать соло в композиции «Когда молчим вдвоём». Я послушно выполнил пожелание руководителя, стараясь не особо показывать свои, выклянченные у ангелов, скиллы. Тем не менее, плотоядное выражение на пашином лице трудно было скрыть.

— Да ты, поёшь не хуже Саши Лермана! — воскликнул он, — Выступишь с этим номером на концерте.

Коллеги с ним согласились. Моя группа поддержки не выдержала и разразилась аплодисментами, после чего на законном основании подверглась остракизму худруком. Параллельно с творческим процессом, по распоряжению Слободкина меня сноровисто обмеривала костюмерша, сообщившая в итоге своих манипуляций, что сценический костюм недавно уволившегося Лёхи Пузырёва требуется только немного ушить, и что он будет готов к сроку.

Павел, особо не заморачиваясь, предложил мне взять на себя исполнение ещё нескольких простаивающих композиций, в которых ранее солировал Лерман. Этого я, собственно, и опасался. Кстати, многие эти песни были за его, Слободкина, авторством. В реальности у советских деятелей культуры часто выходило так, что произведения творчески уворовывались у каких-нибудь загнивающих иностранцев, пользуясь «железным занавесом». Например, «Когда молчим вдвоём» подозрительно напоминало биттловскую «Girls». Не только попаданцы склонны тырить творческие продукты бывших современников. Упирался рогом, как мог, не желая вешать на себя какие-либо обязательства. Если Паша считает, что я сплю и вижу, как обосноваться в его ансамбле, то он очень глубоко ошибается. Согласился только, когда к уговорам присоединилась Алла, и то только на ещё одну песню. Вернее, две, учитывая «Девушек, как звёзды» за своим якобы авторством. Упросил таки меня Паша вставить эту вещицу в репертуар своего ансамбля. Добавилась ещё тухмановская «Вечная весна», которую мы намеревались осилить вместе с Аллой на два голоса.

Где-то краем уха слышал разговоры о Слободкине, как об очень жёстком, и где-то даже авторитарном руководителе. Может быть, так оно и есть, вот только Алла вертела им, как хотела. С её подачи полностью переверсталась программа второго отделения с включением наших с ней сольных номеров.

Суббота, 08. 03.1975 г.

В общем, пролетели мы мимо обеда. Как позднее выяснилось, преднамеренно. Желудки желательно было не нагружать твёрдой пищей. До начала концерта оставалось чуть более двух часов. Уставшие музыканты пошли отдыхать в санаторий, а мы с Аллой и со звукорежиссёром Геной направились в знакомую студию. Там нас терпеливо ожидали поэт Олев и ассистентка Нина. Для меня включили магнитофонные записи. Песня для конкурса «Арлекино» достигла узнаваемых кондиций. Появилось вступление, как в цирковых программах. Слободкин постарался. Я глубокомысленно изрёк полное одобрение сотворённым новшествам. Алла с довольной улыбкой пояснила:

— Текст написал Боря Баркас, и Паша добавил кое-что от себя. Твои вставки тоже очень помогли. А теперь послушай, что вышло у нас с «Музыкой любви».

Зазвучала мажуковская композиция. Исполнение было на приличном уровне, но не помешало бы добавить побольше той экспрессии, которая станет позднее коронной фишкой Аллы. Высказался об этом, слегка обидев певицу. Она что, ожидала от меня неистового восторга? Губки надула, но быстро успокоилась и вновь заулыбалась.

Последней записью оказалась композиция по мотивам мелодии немецкой группы «Чингисхан», якобы написанная всё тем же композитором Эмилом Димитровым. Слова от Наума Олева, на мой взгляд, пресноваты. Мои рекомендации создать музыкальную визитную карточку Москвы, возымели немного не тот эффект. Упор делался на русскую экзотику почему-то в виде икры, матрёшек, бани и катания на тройках. Видимо, придётся мне распаковывать немецкий и английский варианты песни с соответствующим переводом на русский.

Улучив момент, предложил Аллочке прошвыряж после концерта по свежему морозцу при луне, предполагая последующее сближение до интимных дистанций. Она тут же отбоярилась загадочной улыбочкой и удалилась в гримёрную, готовиться к концерту. Женщинам требуется гораздо больше времени по сравнению с мужчинами, чтобы навести на себя красоту.

Я намеревался выклянчить у Паши контрамарки для своих спутников. С трудом отыскал худрука. Тот порекомендовал вытаскивать контрамарки из концертного директора Николая Агутина, отца будущего певца в моём бывшем времени. С ним я ещё не успел познакомиться. Решил нарядиться в концертный костюм и тогда подойти. Против такого аргумента особо не побрыкаешься.

В коридоре между студиями наткнулся на Миню Пятницу. Тот вытаращился на мой сценический наряд и недоверчиво вымолвил:

— Ты чего так вырядился?

— Косплею помаленьку, ибо невдолбенный фанат Весёлых Ребят, — объяснил я, хохмя на автомате.

Ни приветов тебе, ни оревуаров. Чё за манеры!

— Извини, Миня, спешу очень. Потом как-нибудь пощебечем, — промявкал я, надеясь обогнуть щуплое тельце. Не тут то было. Чувак намертво ко мне приклеился. Пока вместе неслись по коридорам, он мне успел выдать экспрессом все свои планы и миссии на этот вечер, среди которых намерение отыскать меня и вручить обещанную пластинку Джеймса Брауна "Секс машина" занимало где-то предпоследнюю строчку. Погашать минины издержки не потребовалось. Пластинка была мне передана в счёт будущих наших с ним деловых взаимоотношений.

Директор ансамбля Агутин, вопреки опасениям, принял меня как родного и одарил желанными ништяками. Оценил меня ещё по тогдашнему конкурсу. Зря только обряжался в эту дурацкую форму канареечных расцветок. Оставил Миню с Николаем шептаться и погнал разыскивать своих бандитов. Сразу же их предупредил:

— Ржать только попробуйте, тут же пролетите мимо концерта.

Представление грозило начаться, а кроме Аллы в гримёрке и её помощницы, никого из Весёлых не присутствовало. Забастовку что ли объявили? Странное поведение музыкантов объяснилось очень просто. Перед нами на разогреве показали своё искусство подопечные Лидии Геннадьевны. Пожилые мужики и бабы в старинных одеяниях плясали, кружили в хороводах и пели коровьими голосами примерно полчаса, и с достоинством удалились под жиденькие аплодисменты зрителей.