Здесь же стоял спортивный снаряд, в просторечии называемый конём. Через него школяры обычно на физре прыгают. Кстати, на нём классно исполнять элементы паркура типа манки, кинг-конг. Как-то меньше всего предполагалось, что меня позвали сюда этим делом с Индюком заниматься. Сечь на нём меня будут стопудово. Ведь я же не позволю над собой глумиться, как те сломленные пареньки. Вон и пол весь покрыт линолеумом. Кровь легко замыть. И биополе моё пока слабоватенькое, чтобы дотянуться до твари. Зря растратил на Мумса. Ноги снова слегка задрожали, а живот подозрительно уркнул.

Тварь тем временем доедала ножку, одновременно кидая на мои стати вожделеющие взгляды. С перепугу, наверное, показалось. Потом косточка из его рук полетела на пол, а мне было предложено её погрызть.

— Лёг на пузо и пополз, — прошипел мне мордастый конвоир.

— Чего стоишь столбом? Делай, что тебе говорят, — прозвучал бабий голос Индюка.

— Ползи, иначе хуже будет, — снова пообещали сзади.

Я предпочёл остаться на своём месте.

— Раз не хочешь погрызть косточку, тогда пососи мои пальчики на ногах.

Тварь брезгливо отпихнула лизунов и выставила вперёд свои корявые копытца, играя нижними пальцами.

— Сам пососи… У злой собаки. И не только пальчики, — разъярился я.

Тварь радостно оскаблилась, словно только и ждала от меня этих слов.

— Кутырь, Хвост, пропишите борзому люлей, да погорячее, — скомандовал он своим псам.

Меня жёстко загнули и поволокли. Вскоре я оказался крепко привязанным к коню в стыдной позе. Посыпались удары поочерёдно с двух сторон. От боли в пятой точке глаза на лоб полезли. Даже не подозревал, что такой она может быть в этом месте. Не сдержался и заорал. Ручьями полились слёзы. Боже, какой же стыд и позор! Тряпка я, девчонка. Ещё душила жуткая обида, что парень в образе моего первостатейного друга посмел поднять на меня руку и страшно унизить. Когда уже подумывал соглашаться на косточку, порка внезапно прекратилась. Я опасливо оглянулся. Тварь выбралась из своего кресла и стала неуклонно приближаться ко мне. Харя его лыбилась маслянисто. Это чего сука насчёт меня удумала?

Надеюсь, что у упырей тоже имеется кровь, струящаяся по венам. И она порой сгущается, образуя тромбы, закупоривающие сосуды. Тогда твари уже не хочется продолжать свои развлечения. Мысли будут направлены только на то, как бы избавится от резко возникшей острой боли в груди.

Боже, получилось! Тварь остановилась, раззявила рот и повалилась на пол, уткнувшись мордой в мою правую ногу. Вот, полижи её сам напоследок, паскуда!

— Вызывай айболитов, этого ишака разукрашенного развязывай и гони всех их в подвал, — раскомандовался мордастый дубарь.

— Сам звони. Я тебе чё, индийская богиня? Сразу несколько дел делать, — обиженно огрызнулся на Гребня похожий.

— Ладно, отведи их на кичу. Заскочь потом к Децалу. Обскажи ему, что тут закрутилось.

Оставшись в коридоре наедине с худощавым дубарём, хотел его вырубить. Однако, тело после нового биосеанса стало совсем немощным. Стройный ничего не заметил и погнал нас сначала к Децалу, чтобы не делать лишний крюк. Тот сидел у себя за столом с незнакомым мне зубастым парнем и резался с ним в карты, посасывая бутылочное пивко. Оба были обнажены по пояс. Бугор авторитетно синел наколками на жилистом теле. Услышав новость, он выскочил из комнаты, как ошпаренный, даже не одевшись, приказав всем оставаться на месте. Мой конвоир с удовольствием выполнил распоряжение, присосавшись жадной пиявкой к пиву.

Децал вернулся скоро со странным блеском в глазах, держа в руках окровавленный нож.

— Босс хвостом шаркнул. Кутырь возбух и к нему в пристяг пошёл. Его эта кровь, — показал он на нож, — Я миллион раз говорил вам, бакланам, что без моего приказа не сметь никого сюда вызывать, хату засвечивать.

— Ты чё, Децал, раздухарился? Не по делу наших пацанов мочишь, — обиженно воскликнул зубастый, — Браткам такое не понравится.

— Он первый на меня прыгнул. Отмахивался я, — объяснился бугор, — А ты, Никсон, определись уже, под кем ты. Короче, ты сейчас хиляешь к воротам, встречаешь скорую и спроваживаешь её обратно. А ты, Хвост, берешь ишаков и убираете всё там, в гостиной. Этого пацана больше не трогай, — показал бугор на меня, — Себе в бригаду беру. Дай ему чего-нибудь на себя напялить, а то ходит тут, трясёт бейцами.

Прежняя моя одежда успела куда-то деться. Хвост мне подогнал ментовское шмотьё. Походу, они здесь этим барахлом обеспечены под завязку. На ноги пришлось наворачивать портянки, чтобы обуться в керзачи. Приглушенная пережитыми впечатлениями боль, снова напомнила о себе, когда на задницу натянулись штаны. Даже лёгкий контакт с тканью был болезненным. Твою же… «Ладно, отомщу я тебе потом, гнусь», — подумалось, глядя в плечистую спину Хвоста. Сравнивать его даже близко с Серёгой теперь казалось кощунственным.

Вместе с ним прошли в гостиную, где всё ещё лежали два трупа. Босс раскинулся в той же позе на полу. У мордастого дубаря было перерезано горло, и на линолеум натекло много крови. Крутым оказался бугор.

Вместе с Хвостом заставили рабов оттащить труп охранника в котельную, а пол в гостиной отмыть от крови. Бесславно сдохшего Кутыря загрузили в топку. Рабов потом отвели и заперли в подвале, а сами прошли в конторку к бугру отчитаться о проделанной работе.

Подъехала скорая, и Никсон пошёл выпроваживать медиков. Вскоре появился Децал и позвал меня куда-то за собой. Прошли через прихожую, вереницу коридоров и неожиданно открылось голубое полотно бассейна, метров на двадцать, живописно перетекающее в зимний сад. Совместное пространство освещалось заходящим солнцем через стеклянные стены и потолок. В глубине сада, в окружении кустов и деревьев, в беспорядке расположились лежаки, лёгкие плетёные кресла, журнальный столик, кассетник Шарп и маленький холодильник. По всему угадывалось, что именно здесь подохший Индюк устраивал со своим спецконтингентом потрахушки.

Как бы отвечая на мой немой вопрос, — «Почему мы здесь»? — Децал буркнул:

— Никто тут уши греть не будет.

Он добрался до холодильника и отворил дверцу. Всё внутреннее пространство камеры было набито элитным бухлом и всяческим дефицитом, какой не у всякой крутой советской шишки в закромах сыщется. На свет явилась бутылочка виски «Джек Дениэлз», уже вскрытая, и пролилась нектаром насыщенного медового оттенка в хрустальные стопочки.

— Помянем босса нашего. Хоть и сволочь был редкая, но защиту и приют мне надёжно обеспечивал, — выступил Децал.

В качестве закуси фигурировал нарезанный ломтиками обычный сыр.

— Пусть горит в аду, урод моральный, — меланхолично дополнил его.

— Повезло тебе, — многозначительно констатировал Децал, жуя жёлтый ломтик.

Я отмолчался, ожидая сути разговора.

— Прости, Пашок. Не успел тебя вызволить. Кутырь встречал босса сегодня и присел ему на уши, натрындел лишку, — начал виниться он, поймав моё настроение.

Ага, ничего ты не стал ради меня делать, если бы твой босс не склеил ласты. Ладно, послушаем, что он мне ещё напоёт. Бугор посчитал извинения достаточными и резко сменил направление разговора:

— Фартит тебе, прям как у меня. Погремуху Децал не за рост братухи дали. Везло мне часто. На децал от опасностей уворачивался. А ты помощнее брата своего Андрюхи будешь, хоть младше его гораздо. В нашу породу выдался. Поджарый вон, как гончая псина. Походу, погоняло собачье носишь.

— Ошибаешься, лошадиное. Мустанг я, — не согласился с бугром.

— Чё зыркаешь? Отец я тебе, не сомневайся. Шрам приметный на левой ноге, в том же месте. Помню, как ты мелким во дворе на железяку напоролся.

Я поднял штанину и удостоверился в наличии этого шрама. Неприметный совсем. Как он умудрился его разглядеть.

— Только условие — о нашем родстве глушняк. Позже поймёшь, — веско высказался новоявленный отец и неторопливо налил ещё по дозе пахнущего смесью цветочного с древесным янтарного напитка. Снова повисла тишина.