— Эрнан думал, что Эйвери не захочет никуда ехать. Остров был вариантом на крайний случай»

«Не оправдывай его. Если есть малая вероятность того, что дорогие тебе люди пострадают, нужно сделать все, чтобы этого не произошло».

— Эйвери никуда бы не поехала, — качаю головой.

«Даже моя жалкая человеческая форма гораздо сильнее ее. Скрутить, связать, замкнуть в каюте. Лучше уж так, чем позволить ей погибнуть, уважив ее волю».

— Нельзя так с людьми.

— Пфф, — он выпускает облачко дыма.

— И все же. Подумай о том, что я тебе сказала, насчет скота. Не отбирай у людей последнее. Ты съешь всю живность и что будешь делать потом? Тебе все равно придется обратиться в человека.

«Нет, — он мотнул головой. — Я только стал свободным. Я могу разговаривать с кем хочу, делать что хочу. Ты привыкнешь ко мне такому. И мать привыкнет».

Я даже не знаю, что ответить ему. Мне жаль его. Я могу понять его чувства. Но так поступать нельзя.

«Знаешь, этой коровы мне хватит на неделю. Я не стану брать еду у местных, буду улетать охотиться, как только наберусь сил. Но не проси меня снова подчиняться человеку. Он мешал быть с теми, кто мне дорог. Он мешал мне быть с тобой».

— Ты меня совсем не знаешь. С чего так рваться ко мне? Чтобы насолить своей человеческой сущности?

«Глупенькая, я знаю тебя больше, чем ты думаешь. И больше, чем Эрнан. Этот болван отключался каждую ночь, что приходил к тебе. Позволял дракону полностью завладеть его человеческим телом: я смотрел на тебя его глазами, говорил нежности его губами, прижимал тебя к себе как единственное в этой жизни, что принадлежало по праву именно мне. А потом следил за тобой, ловил каждый твой взгляд, каждую улыбку в то время, когда Эрнан вдруг среди дня вдруг решал увидеться с тобой».

— Но ты и есть Эрнан. Нельзя позволить частице тебя исчезнуть, даже если ты считаешь ее не самой лучшей. Люди меняются. Они осознают свои ошибки, раскаиваются и стараются не повторять их. Отказываясь от своей человеческой сущности, ты потеряешь себя, утратишь способности, которыми обладал как человек, и возможности.

«Меня все устраивает, — упрямо заявляет он. — Лучше выжечь все худшее. Даже если после этого буду считаться неполноценным. Ты ведь на это намекала? И вообще, мне непонятно, почему ты защищаешь человека во мне. Разве ты видела от него что-то доброе? Он вел себя недостойно с тобой. Чуть ли не ноги вытирал. И ты готова его простить?»

— Скажи, я ему совсем не нравилась?

«Совсем!» — выдает дракон слишком быстро для того, чтобы я поверила.

— А если честно?

«Ну-у-у, он не воспринимал тебя как девушку. Увидеть тебя настоящую ему мешали надуманные представления о тебе. Вообще, у него все сложно. Он постоянно думал какую-то ерунду, противоречивую, нудную и многословную. Вникать бесполезно, только голова разболится. А вот Диана ему нравилась, если тебя это хоть немного утешит. Говорю же, странный парень».

— А тебе? Кто нравится тебе, дракон? Ясмина или Диана?

«Мне нравишься ты. В любом твоем виде».

— А если я попрошу дать Эрнану шанс? Если он изменится, есть вероятность, что ваши сознания объединятся?

«Ну-у-у, не знаю, — тянет дракон. — Я пока слишком слаб для подобных экспериментов. Подожди годик. А лучше десять. И тогда я, так уж и быть, попробую».

— Так нельзя. Это неправильно.

«Как там у вас, у людей говорят: «Мое тело — мое дело»? Так вот, мне вполне комфортно и без двуногой ипостаси. Я впервые чувствую себя свободным, и мне до жути не хочется снова становиться узником в собственном теле. Тебе ли меня не понять? Не тебя ли пихнули к дракону и заставили жить по его правилам? Не ты ли бежала, чтоб обрести свободу?».

По сути, он прав. Сначала я даже не знаю, что сказать, а потом все же нащупываю ту разницу, что была в нашем положении.

— Мне не пришлось никого подавлять. Я просто ушла.

«У меня бы так не получилось. От себя не уйдешь».

Наношу мазь на его раны. В этот раз дракон не дергается, просто терпит. Морда его такая задумчивая и печальная, что мне хочется как-то поддержать его. Но я не могу найти нужных слов. Я чувствую, что такое разделение губительно для него. Но я даже не могу привести аргументы, которые убедили бы его.

Вернувшись домой, хватаю клочок бумаги и пишу всего несколько предложений: «Эрнан на Острове ветров. У него расщепление сущностей. Нужна твоя помощь».

Кладу на письмо голубой портальный камешек, и уже через пару секунд оно исчезает с поверхности стола.

И на следующий день Бриан уже в замке. Без какого-либо предупреждения. Просто входит в гостиную фамильного замка Морриган.

Эйвери радуется, принимает его, как дорогого гостя, интересуется, как Бриан догадался, что Эрнан здесь. Слава Боигине, Бриану хватает ума, чтобы не сдать меня.

А потом мы с ним идем на берег. По дороге Бриан пытается выяснить, почему я так решила. Повторяется та же ситуация, что и с Эйвери. Бриан не верит. Никто из людей не может слышать мыслеречь. И если в случае с Эйвери, я могла ссылаться на истинную связь или на то, что ношу под своим сердцем драконов, то напрямую говорить об этом Бриану нельзя. Раскрывать свою личность опасно.

— Ни один человек не может слышать мыслеречь, — в который раз повторяет он. — У тебя просто богатое воображение.

— А если я беременна драконом?

— Исключено, Диана. Даже если бы ты носила ребенка Эрнана, ты бы не слышала мыслеречь отца ребенка.

— Неужели даже истинные не могут общаться друг с другом мысленно?

— Не могут. Только драконы. Только драконы, Диана, могут слышать друг друга.

— Но я слышала, что Эрнан подавил свою человеческую сущность.

Бриан шумно вздыхает.

— Диана, ты ничего не могла слышать. Ты просто очень впечатлительная девушка. Увидела, что Эрнан не обращается, и пришла к таким выводам. Тебе просто что-то показалось, и ты поверила. Уверен, что с Эрнаном все хорошо. Просто ему недостаточно сил, чтобы обратиться.

Мне хочется взвыть от этой непробиваемости.

Если мать Эрнана я еще могла понять, последние недели были для нее не самыми легкими, то упертость Бриана раздражала до жути.

Увидев Эрнана, карабкающегося вверх по скале, Бриан окликает его и ускоряет шаг.

Эрнан отпускает когти и с грохотом катится вниз.

«Так быстрее», — поясняет он, отплевываясь от пыли.

«Выглядишь паршиво. Что случилось?» — вместо приветствия спрашивает Бриан.

«Долго летел. Открылись раны. Наш военный лекарь — полный профан».

Со стороны это выглядит забавно. Человек стоит перед возвышающимся над ним драконом. И оба молчат.

«Как ты?»

«Так себе. Все пытаюсь летать. Но пока не выходит. То ли сил не хватает. То ли таким решетом, — он поднимает крыло, — мне уже не поймать воздушные потоки».

«Тебя подстраховать?»

«Давай».

И они оба поднимаются на уступ скалы: Эрнан, карабкаясь по камням, а Бриан, обратившись в дракона и взмыв вверх.

Немного становится обидно, что Эрнан никак не отметил мое присутствие. Не поздоровался. Не сказал ни единой фразы, адресованной мне. Будто я пустое место.

Драконы какое-то время стоят на уступе, а потом Эрнан подходит к краю и падает камнем вниз. Бриан парит рядом, до последнего дает другу шанс справиться самому. И только когда я вижу, как Бриан подныривает под брюхо Эрнана, чтобы подхватить его, Эрнан расправляет крылья и поднимается под облака.

Я стою, задрав голову вверх, защитив ладонью глаза от солнца, смотрю на две точки, то скрывающиеся за облаками, то выныривающими из них. Вглядываюсь до тех пор, пока не начинают болеть глаза. Беспокойство за Эрнана постепенно пропадает, теперь я знаю, что он не упадет. А если вдруг что-то случится, то его всегда подхватят дружеские крылья.

Когда драконы снижаются и, как мне кажется, готовятся зайти на посадку, я слышу обрывки их разговора.

«Я не хочу никуда улетать отсюда. Мой дом там, где моя семья — мать, любимая женщина, дети, которые скоро появятся».