— Это твои покои.

Мои покои? Мы, что, будем спать отдельно?

— Ты не останешься?

Ночь в одиночестве в незнакомом доме меня пугает, но я не хочу признаваться в этом. Тем более, может, у драконов заведено, что у супругов отдельные спальни. И если я выкажу удивление или несогласие, то продемонстрирую свое невежество.

— Тебе нужно отдохнуть. Вызвать целителя?

— Нет. Все прошло.

— Замечательно, — на его лице явное облегчение. — Я только сегодня узнал, что у тебя нет одежды, поэтому не успел подготовиться. Эдна принесет тебе вещи на первое время. А завтра сможешь отправиться в торговые ряды и купить себе что-нибудь.

— Спасибо, — негромко благодарю его. Признаться, мое самолюбие немного кольнули его слова о том, что он взял меня в свой дом буквально голой. Однако это была правда. Мне не разрешили забрать из монастыря мое платье и белье. Невеста должна оставить все свои вещи в прошлой жизни.

Когда за ним закрывается дверь, на меня накатывает чувство тоски. Вроде бы Эрнан не сделал ничего страшного, но от него сквозит холодом.

Через некоторое время в дверь стучат. На короткий миг в сердце вспыхивает радость, что Эрнан передумал и вернулся ко мне. Но потом я догадываюсь, кто это может быть.

На пороге стоит маленькая сухонькая женщина средних лет. В руках она держит аккуратную стопку одежды.

— Госпожа Ясмина, господин передал вам это.

Я принимаю вещи и благодарю женщину, и когда она уходит, раскладываю вещи на кровати и рассматриваю их.

Вряд ли они принадлежат кому-то из прислуги. Несмотря на простоту фасона все они из тонких, ярких тканей. У простых людей одежда грубая и блеклая, а здесь даже ночная сорочка вышита серебряными нитями. Взгляд падает на крошечный предмет одежды, состоящий из кружева и тесемок. Я не сразу понимаю, что это, верчу его в руках то так, то этак, пытаюсь его приладить то туда, то сюда. Потом соображаю, что эта вещь имеет то же назначение, что и панталоны до колена, которые мы носили в монастыре. Интересно, откуда у Эрнана такие вещицы?

Эрнан

Лилию я застал в спальне. Она уже успела переодеться в домашнее уютное платье, делающее ее хрупкой и беззащитной, и сидела в кресле, подобрав ноги и держа в руках книгу. Ее неподвижный, затуманенный слезами взгляд выдает, что книга на коленях лишь для вида. Зная Лилию, я мог совершенно точно сказать, что в расстроенных чувствах она бы за чтение не села.

— Ты вернулся? Ты все-таки вернулся! — она откладывает книгу на столик, порывисто вскакивает и бросается мне на шею.

— А разве могло быть иначе? — глажу ее по спине.

— Связь между истинными очень сильна. Ты не сможешь ей противостоять… особенно после того, что у вас было. Рано или поздно ты уйдешь к ней, а я не хочу тебя терять, — она всхлипывает и утыкается мокрым носом в мою рубашку.

— Этого не случится, Лилия. Обещаю.

— Я верю тебе. Мне очень хочется тебе верить.

Увлекаю ее к креслу, усаживаю к себе на колени. Она жмется ко мне всем телом.

— Зачем ты пришла на церемонию? — спрашиваю, всеми силами стараясь не повысить голос. Мы оба понимаем, что ей не следовало этого делать. Но она сейчас в таком состоянии, что любое слово с моей стороны может ее обидеть. Она уже нахмурилась, вот-вот расплачется.

— Я очень хотела увидеть тебя в такой момент. Я мечтала о нашей свадьбе. Но хотя бы побыла на твоей.

Лилия раньше никогда не заговаривала о замужестве. Я думал, что ее все устраивает — мы вместе, мы счастливы. А теперь, оказывается — она мечтала о свадьбе со мной.

— Допустим. А зачем ты подошла с поздравлениями?

В тот миг мне почудилось, что Лилия хочет сорвать церемонию. Плачущая девушка не осталась бы незамеченной невестой. У Ясмины обязательно появились бы ко мне вопросы, если бы вдруг не оказалось, что Лилия ее хорошая знакомая.

— Хотела посмотреть ей в глаза. Только и всего.

— И все испортить?

— Нет! Как ты мог такое подумать? — она вырывается, но я удерживаю ее на коленях. — Я бы никогда не сделала тебе плохо. Я просто не смогла сдержать слез.

— Кем тебе приходится Ясмина?

— Мы в детстве жили в одном маленьком городке, были соседками. Потом ее забрали в монастырь. Я писала ей письма, чтобы хоть как-то поддержать ее. У нее не было подружек, а тетка всегда относилась к ней прохладно. Оно и понятно. Брат Амалии нажил девчонку неизвестно от кого, а потом сгинул, ушел в горы и не вернулся. А ей пришлось тянуть эту приблуду.

— Вот значит как, — задумчиво произношу я.

— Надеюсь, ее прошлое не испортит твою репутацию. Ведь если пойдет слух…

— То, что она моя истинная, все меняет. Она могла бы быть рыночной побирушкой, но статус истинной делает ее прошлое не имеющим значения.

— Вот значит как. Ясмина тебе не ровня. Вспомни, как себя вела ее тетка. Это же просто позор! Я чуть со стыда на месте не провалилась. Конечно, в монастыре Ясмине дали какое-никакое образование, но основы воспитания заложила Амалия. Уверена, твоя жена не раз поставит тебя в неловкое положение.

Я стискиваю челюсти.

— Это обязательно обсуждать именно сейчас?

— Ты сам завел этот разговор. Я бы предпочла и вовсе о ней никогда не вспоминать, — пользуясь тем, что я ее больше не удерживаю, она встает и подходит к окну, кладет руки на подоконник, замирает статуей.

— Сможешь дать ей кое-что из одежды? У нее ничего нет.

— Конечно, смогу, — она отходит от окна и роется в сундуке, критически осматривает каждое платье и, приняв решение, либо аккуратно сворачивает его, либо отправляет обратно в сундук.

— Сходишь с ней завтра на ярмарку, поможешь подобрать достойные наряды.

Лилия что есть силы хлопает крышкой сундука.

— Тебе не кажется, что это слишком?

— Она считает тебя подругой. Так будь ей подругой. По крайней мере, попытайся. Ей сейчас тяжело.

— Ей? Ей тяжело?! — взвизгивает Лилия. — Она отхватила самого лучшего мужчину. И это ей тяжело?

Я пойду с ней только для того, чтобы она не позорила тебя своим нелепым видом.

— Успокойся! — рявкаю на нее, пресекая начинающуюся истерику.

Она замолкает и виновато смотрит на меня.

— Прости. Мне тяжело сдерживаться. Я просто боюсь тебя потерять. Я сделаю все, что ты захочешь. Поцелуй меня.

Подхожу к ней, притягиваю к себе. Лилия приоткрыла губы и запрокинула голову в ожидании поцелуя. Стоит мне коснуться ее губ, как она впивается в меня, пальцы ловко заползают под рубашку, царапают спину. Она трется о меня бедрами, пытаясь распалить желание. Не находя отклика, расстегивает пуговицу и проникает под пояс брюк, гладит и дразнит. Перехватываю ее запястье и несколько грубо вытаскиваю ее руку.

— Но почему? — шепчет она одними губами. — Это из-за нее, да?

— Я просто чудовищно устал. Сегодня был трудный день.

Но по глазам Лилии вижу — она не верит.

Просыпаюсь по привычке рано, с первыми лучами солнца. Принесенную вчера сорочку я не смогла надеть. Слишком вызывающей она мне показалась. Что говорить о крошечном треугольном отрезе кружев на атласных ленточках. Поэтому для сна выбрала простое длинное платье без рюшек и прочих украшений. В нем же и решила остаться.

Как оказалось, одна из дверей спальни вела в ванную — роскошную, отделанную черным мрамором с огромной фарфоровой ванной, горделиво возвышающейся на бронзовых ножках. Рукомойник тоже отличался от тех, что я привыкла видеть в монастыре. Все выдает достаток хозяина дома.

Поспешно умываюсь, заплетаю косу и выхожу из комнаты. Эрнан вчера так быстро провел меня сюда, что я совершенно не запомнила дорогу. Пришлось побродить по ответвлениям длинного коридора, пока не оказалась перед широкой лестницей, ведущей на первый этаж.

Из холла я прохожу в гостиную, из нее в другую. Так бесцельно хожу по комнатам, чувствуя себя воровкой, пробравшейся в чужой дом, пока не набредаю на кухню. За столом кружкой чая сидит вчерашняя женщина. Эдна, кажется. Увидев меня, она вздрагивает, едва не опрокидывая кружку, подскакивает со стула.