Сложив продукты в корзину, он не спешит отдавать ее мне.

— Яйца уже не спасти, но я заплачу за них, — протягивает мне несколько фартингов. — Вы ведь шли к Эйвери Морриган?

Поразительная догадливость.

Киваю.

— Это продукты для нее?

Киваю снова.

— За них заплачено?

— Да.

— Я сам отнесу ей. Можете идти домой, — он опять прожигает взглядом темных глаз. — Почему смотрите на меня так, будто я живьем съел всех ваших родственников? Произошла случайность. Я все исправил. Может, вам денег дать?

— Не надо, — неприветливо бурчу в ответ.

— Как хотите.

Он разворачивается и идет в дом, а я подхватываю сверток с вещами и семеню следом.

В прихожей он резко останавливается и обращается ко мне:

— Передумали насчет денег?

— Я здесь живу.

Может быть, стоило подождать на улице, пока он не покинет дом своей матушки, и потом вернуться. Но что сделано, то сделано.

— Я так сильно приложил вас по голове? — усмехается он. — Леди Эйвери терпеть не может посторонних и ни с кем не уживается.

— Тем не менее, я здесь живу.

— И сколько же? — насмешливо изгибает бровь. — Двадцать последних секунд?

— Уже довольно давно.

— Ну-ну.

Мы входим в гостиную, и Эйвери, сидящая в кресле за вязанием, поднимает голову и тяжело вздыхает.

— Решил еще раз попросить прощения?

— Нет, помогаю этой девушке донести продукты для тебя.

— А, поставь на стол, — она указывает рукой на придиванный столик, — и можешь идти. Дальше мы сами разберемся.

— Ты сказала «мы»? Она, и правда, здесь живет?

— Знаешь, Эрнан, — она сдвигает очки на кончик носа и смотрит поверх стекол, — я с годами не молодею. Естественно, мне уже требуется помощь. И я подумала: а почему бы нет?

— Ты не могла сказать об этом мне? Я бы подобрал тебе горничную с отличными рекомендациями.

— Я пока в состоянии принимать решения самостоятельно и подбирать людей сама.

— Возможно, ты не заметила, — Эрнан понижает голос, — но эта девушка беременна, причем очень глубоко. Скоро ей самой понадобится помощь.

— Не переживай за нас. Мы разберемся.

— Ладно. Развлекайся. Месяца через три-четыре тебе все равно придется ее уволить.

— Уволить? — раскатисто хохочет леди Эйвери. — Диана останется жить со мной и после того, как у нее появится малыш.

— Это говорит человек, который страдает мигренями. Представляешь, сколько шума от младенца?

— Эрнан, — устало произносит она. — В последнее время тебя становится слишком много в моей жизни, — потом переводит взгляд на меня, стоящую истуканом в дверях: — Дорогая, надо бы выпить чаю. Завари-ка две кружки. Лорд Морриган уже уходит.

Между этими двоими отношения, мягко говоря, натянутые. И что-то мне подсказывает, что корни этой взаимной обиды уходят глубоко в прошлое.

Мать Эрнана долгое время терпела издевательства супруга. Но почему? Судя по ее аскетическому образу жизни, не власть и деньги мужа держали ее рядом с тираном. Она могла бы уйти, но лорд Морриган запросто мог убить ее и оставить ребенка сиротой, либо просто отнять сына. И в том, и в другом случае Эрнан рос бы с деспотичным отцом, не имея никакой защиты от его гнева.

Конечно, если она жила в таком аду ради Эрнана, то как больно ей слышать из его уст слова обвинений.

А он…почему он так относится к матери, я даже предположить не могу.

Но хотя бы то, что он пришел и извинился перед ней, уже хорошо. Хоть и не совсем успешно. Видимо, они успели опять наговорить другу неприятных вещей, раз он пулей вылетел из дома и чуть не снес меня со ступенек.

Леди Морриган тоже была на взводе, хоть и пыталась скрыть это. Ложечка, которой она размешивает сахар в чае, подрагивает и дзинькает о фарфор.

— Он любит вас и заботится о вас, как может.

Эйвери вздрагивает, и чай проливается на платье, оставляя на нем бесформенное темное пятно.

— Много ты понимаешь!

— Если бы ему было плевать на вас, он бы не вернулся, чтобы выяснить, что я делаю в вашем доме.

— Это он просто решил, что я спятила, — не сдается Эйвери. — Как же так приняла решение, не посоветовавшись с ним! Я еще пока при своем уме и трезвой памяти.

— Разве вы взяли бы в служанку девушку, которой скоро рожать?

— Конечно, нет! Я бы никого не взяла!

— Ваш сын очень хорошо вас знает. Потому ситуация показалась ему весьма странной. Если бы я не носила вашего внука, вы бы и на порог своего дома меня не пустили.

— Конечно, не пустила бы. С твоим-то ужасным характером! — пробурчала она, но от уголков ее глаз разбежались лучики морщин. Видно, все же у меня получилось ее убедить, что Эрнан действовал из лучших побуждений.

Следующим утром мы с Эйвери устроили стирку. Точнее, Эйвери устроила. Она и стирала. Таскала воду большими ведрами на террасу с задней стороны дома, терла подолгу белье покрасневшими от едкого мыла руками о ребристую доску, отжимала пену и кидала скрученные жгутом вещи в чан с чистой водой. Сразу всплыли картины из моего монастырского прошлого. Именно так старшие сестры учили стирать белье. Не жалея рук, до кровавых мозолей на пальцах.

Мне она поручает самую легкую работу — полоскать белье. Видно, жалеет, как мать своего будущего внука. Потом мы развешиваем постиранное. Эйвери держит на весу корзину с чистыми вещами, чтобы мне не пришлось наклоняться, говорит, что от частых наклонов можно скинуть малыша.

— Почему вы все делаете сами? У Эрнана в доме много прислуги, а у вас никого. При желании вы могли бы нанять приходящую горничную, с которой могли бы даже не видеться. Дело не в том, что вы не хотите контактов с людьми, тут что-то другое, — не выдерживаю я. Понимаю, что лезу не в свое дело, но ничего с собой поделать не могу.

Думаю, что она меня сейчас осечет, но Эйвери, как ни странно, отвечает.

— Я не могу иначе. В монастыре нас приучали к тяжелой работе. И потом, когда я стала женой Леонарда, я работала наравне со слугами. Муж считал, что пока руки женщины заняты работой, голова будет свободной от глупостей. А потом, когда его не стало, я опять работала. Потому что Леонард жил всегда не по средствам, был игроком и мотом и оставил после себя только долги. Теперь же эта рутина, эти повседневные дела дают мне возможность почувствовать себя живой. И как бы ни настаивал Эрнан, чтобы я переехала в богатый особняк с множеством слуг, я отсюда ни ногой. Потому что именно это моя жизнь, а другой я жить не умею.

Таких откровений от нее я не ожидала.

Воспользовавшись моментом, спрашиваю:

— Лорд Морриган погиб на поле боя?

— Нет, — отрезает Эйвери и снова закрывается, захлопывается мгновенно как раковина моллюска. — Никогда не спрашивай о нем. Это не тот человек, о котором мне хотелось бы говорить.

Вечером выхожу на задний двор. На жарком летнем солнце белье сохнет быстро. Эйвери велела наполнять корзину не доверху, чтобы мне не было тяжело. Но я решаю снять с веревок все белье. Вряд ли такая ноша причинит мне вред.

Сняв последнюю вещь с веревки, наклоняюсь, чтобы поднять корзину.

— А ты, оказывается, непослушная, — слышу голос за спиной, и меня охватывает дрожь. Ну какого он опять приперся?

— Я сам отнесу, — оттесняет меня в сторону и берет корзину.

— Пришел контролировать, как я справляюсь со своими обязанностями?

Сама не заметила, что перешла на «ты». А вот он заметил.

— И откуда такая непочтительность? — насмешливо изгибает темную бровь.

— А с чего мне почитать тебя? Вдруг ты не достойный человек.

— Можешь почитать про род Морриган в библиотеке. Там есть информация о заслугах каждого мужчины рода. Если, конечно, знаешь драконий.

Пожимаю плечами.

— Вряд ли мне это что-то даст. Можно быть великим полководцем или выдающимся политическим деятелем, но при этом быть плохим человеком.

— Ладно. Ясно кем ты меня считаешь, а что насчет тебя?

— А что насчет меня? — не понимаю, к чему он клонит.

— Кто ты, Диана? Мои люди не смогли ничего выяснить. Соседи раньше тебя не видели, а внешность у тебя запоминающаяся. Мать демонстративно игнорирует все мои вопросы о тебе. Ты появилась словно из ниоткуда.