Внутренний клёкот в душе требует немедленно вернуться в номер к этому подонку и добить его к чёртовой матери, но оставить Ирину одну в таком состоянии не могу.

Как и не могу больше терзаться неизвестностью, потому не выдерживаю и распахиваю дверь в ванную.

Из душевой лейки беспрестанно льётся вода. Но внутри кабины пусто. Ирина сидит на полу в углу между душем и раковиной, забитая и дрожащая. Я даже не сразу замечаю её. А заметив, осторожно подхожу.

Сажусь на корточки и вглядываюсь в её лицо. Она не плачет, лишь трясётся вся мелкой дрожью.

Медленно опускаюсь на пол рядом с ней. Её плечи вибрируют, красное платье скомкано и порвано в нескольких местах. Ирина никак не реагирует на моё появление, будто бы не замечает ничего вокруг.

Глаза пусты. Рыжие волосы растрёпаны и сбиты. Тонкие руки обнимают грудь. Пальцы впились в бледную кожу на плечах.

Ира словно пребывает в трансе. Я боюсь её касаться. Боюсь причинить ей вред. И всё же вижу, что ей холодно. По щекам расползлись чёрные разводы от макияжа.

— Давай я тебя умою, — тихо предлагаю ей.

Она не реагирует.

Я снимаю банное полотенце, дотягиваюсь до льющейся струи, смачиваю край и начинаю осторожно вытирать грязь и слёзы на лице. Ирина не сопротивляется.

— Вот так, — произношу почти шёпотом, убирая последние пятна краски. — Так уже лучше.

— Я же вам не нравлюсь без макияжа… — отвечает глухим голосом Ира.

— Если бы мне не нравилась без макияжа, я бы тебя не стал нанимать.

Она всхлипывает и утыкается носом в колени.

— Нельзя сидеть на полу, — говорю я. — Ты простудишься.

— И перестану приносить вам прибыль, — вновь следует горестный всхлип.

— Разве тебе самой нравится болеть?

— Мне плевать на себя… — совершенно безэмоционально отвечает Ира. — Я живу только ради дочери.

— Значит, ради дочери тебе нельзя болеть.

Ирина молчит. Я тоже не знаю, что сказать.

Убрав полотенце, всё-таки решаюсь положить ладонь на её обнажённое плечо. Поняв, что Ирина не пытается уйти от прикосновений, бережно притягиваю её к себе. И через минуту Иру вновь пробивает истерикой.

Несколько минут она отчаянно и безутешно плачет у меня на груди. Я глажу её по волосам, ничего не говорю, не стараюсь остановить эту бурю. Вскоре всё затихает. Ира вздыхает тяжело и протяжно, но я понимаю, что это вздох успокоения.

— Пойдём в комнату, — тихонько предлагаю я, и она кивает согласно.

Помогаю ей встать на ноги, выключаю воду и провожаю Ирину до кровати. Она идёт, слегка прихрамывая.

Туфли её куда-то подевались. Видимо, остались в номере этого белобрысого козла. Колготки все изодраны. Оставив Ирину сидящей на кровати, иду к шкафу и достаю оттуда гостиничный махровый халат, протягиваю ей.

Она смотрит непонимающе.

— В этом будет теплее, — объясняю я. — И… уютнее.

Помолчав, добавляю:

— Если позволишь, я могу помочь тебе переодеться.

Она судорожно сглатывает и отводит взгляд.

Понятия не имею, что это значит. Однако Ирине наверняка неприятно ощущать на себе вещи, над которыми так жестоко надругались.

Потому я берусь за молнию на её платье и тяну вниз. Ира вздрагивает будто от удара тока.

— Я не сделаю тебе больно.

Она почему-то усмехается.

— Все, кто произносит эту фразу, в конце концов делают ровно наоборот.

Поразмышляв над этими словами, отвечаю спокойно:

— Да. Но и те, кто не произносят, тоже могут причинить боль.

— В таком случае, кому верить? — надломлено спрашивает Ира.

— Себе.

Она вздыхает с двойной печалью:

— Наверное, в этом моя главная проблема — я не верю себе. И в себя не верю…

— Поэтому ты не звала на помощь?

Молчит. Закрыв глаза, о чём-то думает. На сомкнутых ресницах снова начинают блестеть слёзы.

— Даня… — вдруг говорит Ирина.

— Кто это?

— Мой муж, — она распахивает глаза и как-то странно улыбается, ядовито и мучительно. — Когда он напивался, он никогда не слушал меня. И однажды ударил… Очень сильно, когда я закричала. С тех пор я больше не кричала. Просто терпела. Это же… Это же вроде как моя обязанность… Супружеский долг.

Сглатываю ком в горле. Не ожидал услышать подобное.

— И часто такое бывало?.. — не знаю, зачем спрашиваю.

Иринин муж, насколько мне известно, погиб. На него не получится найти управу. Но мне всё равно по какой-то причине важно знать, что Ира пережила с этим подонком.

— Не считала… — отвечает она, и вновь на её губах появляется та полубезумная улыбка. — Наверное, нечасто. Не каждый день. Но потом он отстал от меня. Мог накричать, но с супружеским долгом не лез. Я думала, что совесть проснулась. А оказалось, Даня просто нашёл себе любовницу…

Ярость закипает во мне с новой силой. Кажется, сейчас весь свет померкнет от черноты, которая бурлит внутри, становясь всё темнее и темнее.

— Дамир… — как сквозь дымку, слышу голос Иры.

Кое-как беру себя в руки и стараюсь сосредоточиться, хотя это нереально трудно.

— Да?..

— Помогите, пожалуйста…

— Да… Да, конечно.

Расстёгиваю молнию на платье до конца. Ирина неловко вынимает руки из подранных рукавов.

Отворачиваюсь, чтобы не смущать её. А она будто бы ничего не замечает кругом. Словно стала ещё тоньше и прозрачнее.

С усилием проталкиваю ком в горле, слыша, как Ира шелестит одеждой. Боковым зрением вижу её тонкую ладошку, забирающую халат с кровати.

После этого встаю, подбираю сваленные на полу и пришедшие в негодность вещи, ощущая на себе пристальный взгляд.

— Спасибо…

— Что?.. — поворачиваю голову.

Ира уже сидит на постели. Её обнажённые ступни не достают до пола — слишком высокая кровать для столь миниатюрного роста. От этой картины у меня почему-то сжимается сердце.

— Спасибо, что помогли мне.

— Не говори глупостей, — обрубаю я. — За это не благодарят. А за то, что пытался сделать этот говнюк, казнят без суда и следствия.

Ира смотрит мне в глаза. Её зрачки слегка подрагивают. Возможно, я выразился слишком грубо и агрессивно. Но, во-первых, я сказал ровно то, что считаю истинным. А, во-вторых, мне слишком тяжело сдерживаться от того, чтобы не кинуться добивать этого ублюдка.

— Только не говорите, что собираетесь отомстить, — будто прочтя мои мысли, шепчет Ирина.

Отвожу взгляд, и, видимо, она всё понимает.

— Дамир, не надо. Я прошу вас…

— Почему?

— Потому что… — она обрывается на полуслове, задохнувшись от нахлынувших чувств. — Потому что жестокость рождает ещё большую жестокость.

— Это значит, надо положить конец жестокости, истребив её под ноль.

Иру пугают мои слова, и оттого вновь появляется ненадолго унявшаяся дрожь.

— Пожалуйста, не трогайте его больше, — просит она тихо. — Думаю, он всё понял. Я не верю в добро с кулаками.

— Зато я верю.

Ира глядит долго-долго, в упор, не моргая. Под её пристальным взглядом моё сердце чуть сбавляет обороты.

У них с дочерью похожие глаза. И хотя я знаю, что сейчас на меня смотрит отнюдь не ребёнок, а взрослая женщина, мне становится не по себе от собственной резкости.

Когда я возвращаюсь из ванной, куда относил испорченные шмотки в мусорный бак, Ирина уже лежит под одеялом.

Хорошо… Значит, всё-таки немного успокоилась.

Лезу в шкаф, чтобы отыскать какой-нибудь запасной матрас или плед, или покрывало. Нахожу только два тёплых одеяла, но, в принципе, мне достаточно. Забрав находку, иду к окну и начинаю укладывать одеяла на пол.

— Что вы делаете? — Ирина во все глаза наблюдает за моими действиями, не понимая, что я задумал.

— А на что это похоже? Готовлю себе ночлег.

— Вы собрались спать на полу?

— Это удобнее, чем на потолке. Одеяло сваливаться не будет.

Она хмурит брови, становясь эдакой «строгой мамочкой».

— Давайте без этих глупостей, — заявляет Ирина. — Кровать гигантская. Здесь и трое легко поместятся.