И снова Каэриту удивила его откровенная «лобовая» позиция. Хотя — чему тут удивляться? Тризу во многих отношениях представлял собой квинтэссенцию Сотойи. Может, на поле боя он и сумел бы прибегнуть к военной хитрости, но в жизни с презрением относился к любым уверткам.

В его глазах вспыхнул огонек протеста, и это разозлило Каэриту. Она напомнила себе, что ни в коем случае не следует недооценивать природный ум этого несносного молодого человека. К тому же сделанные ею сегодня открытия, несомненно, говорили в пользу его позиции в вопросе разногласий с Калатхой.

— Да, это то, что я имела в виду, хотя я постаралась бы выразить то же самое чуть более… мягко.

Он устремил на нее долгий взгляд, а потом еле заметно кивнул. И, к его чести, даже слегка покраснел. Тем не менее отступать со своих позиций явно не собирался.

— Согласен, я выразился резче, чем это получилось бы у вас, миледи, что вы не раз уже доказали. Прошу прощения — за это. Но ведь, по существу, именно на это она и жаловалась, верно?

— По существу — да, — призналась Каэрита.

— Я не сомневался, что так и будет. — Он устремил на рыцаря задумчивый взгляд. — Учитывая вашу готовность тщательно изучить и обдумать представленные мной и Салтаном свидетельства, полагаю, вы хотите напрямую услышать, что я думаю по этому поводу.

Это было утверждение, не вопрос. Она кивнула.

— Госпожа Каэрита, — начал Тризу после паузы, — не буду делать вид, что воспринимаю Лиллинару и ее последователей так же, как других богов и тех, кто в них верует. Я не понимаю Лиллинару. И меня не волнует, что ее последователи оправдывают те или иные свои действия на основании ее якобы откровений. Чтобы быть до конца честным, признаюсь, что временами мне кажется, будто многое из приписываемого ей на самом деле придумано людьми, склонными выдавать желаемое за действительное.

Каэрита удивленно вскинула брови:

— Знаете, это… на редкость честное признание, милорд.

— Ни один человек в здравом уме не сомневается в существовании богов, миледи, — ответил Тризу. — Однако ни один умный человек не сомневается, что существуют шарлатаны и обманщики, использующие религиозные верования других людей, чтобы манипулировать ими в своих интересах. Не думаете же вы, что человек, поставленный управлять судьбами множества людей, станет закрывать глаза на такую возможность?

— Нет, милорд, не думаю. — Каэрита почувствовала нечто вроде симпатии к этому бескомпромиссному, упрямому молодому человеку. — На самом деле именно манипуляциями такого рода часто приходится заниматься избранникам.

— Наверное, так и должно быть. — Тризу глотнул ликера и поставил стакан; ноздри у него затрепетали. — Я намеренно рассказал вам о своем отношении к Лиллинаре, миледи. Хотел, чтобы вы понимали: я отдаю себе в этом отчет. И, поскольку я отдаю и всегда отдавал себе в этом отчет, то, встретившись с новым Гласом Лиллинары, напомнил себе кое-что. А именно — даже если мне не нравится, когда кто-то, беседующий с Лиллинарой, указывал, чего она от меня хочет, отсюда еще не следует, что этот кто-то непременно лжет. А в данном конкретном случае я пришел к выводу, что так называемая Глас Куайсара относится именно к манипуляторам.

— Это очень серьезное обвинение, лорд Тризу. — В тоне Каэриты прозвучали мрачные нотки, но, как ни странно, она не слишком удивилась, услышав его слова.

— Понимаю, — с необычным для него оттенком угрюмости отозвался он. — И до сих пор я ни разу не позволял себе высказать свое мнение вслух. Мне кажется, однако — несмотря на все наши многочисленные разногласия, — что бургомистр Йалит как женщина умная догадывается, что я думаю о Гласе Куайсара.

— А почему вы о ней так думаете, милорд?

— Первое и самое главное — мне не нравится именно эта женщина. Мы встретились в тот день, когда Глас только что прибыла в Куайсар, чтобы занять свой пост. И стоило нам взглянуть друг на друга, как мы оба почувствовали сильнейшую взаимную неприязнь.

— Сильнейшую взаимную неприязнь? — переспросила Каэрита.

Тризу хмуро усмехнулся:

— Миледи, я не испытывал бы к ней такой неприязни, если бы не чувствовал, что и она сама невзлюбила меня! И пусть что угодно говорят о безгрешности Гласа Лиллинары.

Вопреки собственному желанию, Каэрита рассмеялась.

— Полагаю, это нормально, — продолжал Тризу, — что лорд и жрица, чьи сферы власти и ответственности взаимно перекрываются в одном земельном владении, не во всем сходятся во мнениях. Каждому нравится чувствовать себя хозяином в своем доме, а если имеет место конфликт взглядов, то естественные противоречия лишь усиливаются… Однако в данном случае я усматриваю нечто гораздо большее.

Он замолчал. Каэрита вглядывалась в лицо лорда; как обычно, выражение его было твердым, бескомпромиссным… но не только. Что за эмоция проглядывала в его глазах, Каэрита не понимала, но остро чувствовала ее присутствие.

— Что вы имеете в виду, милорд? — спросила она после затянувшейся паузы.

— Я не… — начал он и оборвал сам себя. — Нет, госпожа Каэрита, это неправда — то, что я собирался сказать. Будто не знаю, как ответить на ваш вопрос. Просто я подумал, что, если скажу правду, это может оттолкнуть вас.

— Это может рассердить меня, — ответила Каэрита со всей серьезностью, какой требовал его тон. — Хотя не должно. Я всего лишь рыцарь бога, а не сам бог. Однако кое-что я могу обещать вам, на своем и его мече. Пока вы будете со мной честны, я буду слушать вас предельно внимательно, не прерывая. — Она невесело улыбнулась. — Пока вы будете со мной честны, я буду честна с вами. Вы придерживаетесь взглядов, которые вызывают у меня примерно такое же отторжение, что у вас — «девы войны». Уверена, вы уже поняли это. Однако согласна я с вами или нет, это не имеет никакого отношения к тому, как высоко я ценю вашу честность.

— Хорошо сказано, миледи, — сказал Тризу с нескрываемой теплотой, которой ни разу не проявлял прежде, и сделал глубокий вдох. — Бургомистр Йалит, наверно, рассказывала вам, что городок Куайсар постепенно поглощался храмом. Со временем должность Гласа храма слилась с должностью бургомистра Куайсара. На протяжении последних семидесяти лет по традиции оба этих поста занимал один человек. Отсюда следует, что Глас не просто жрица храма, но и глава светской власти. В этой последней роли она является моим вассалом, что на протяжении всех этих лет то и дело создавало определенную напряженность между очередным Гласом и моим отцом и дедом. Это неизбежно, надо полагать, учитывая, что Гласу нелегко сочетать выполнение светских обязанностей перед лордом Лорхэма с духовными обязанностями перед его же подданными. И, конечно, перед «девами войны», вообще находящимися за пределами моей юрисдикции.

Он перевел дыхание.

— Отец постарался объяснить мне, что такие сложности неизбежно будут возникать время от времени. Видимо, он считал, что без понимания этого я не буду готов к ситуациям, которые могут потребовать от меня гибкости. Увы, даже когда я был ребенком, за мной не числилась такая добродетель, как склонность к компромиссам.

Тризу внезапно фыркнул и покачал головой, заметив вопросительный взгляд Каэриты.

— Прошу прощения, миледи. Я просто подумал, что мои наставники с готовностью подтвердили бы это заявление.

«По крайней мере, он способен смеяться над собой хотя бы иногда», — подумала Каэрита.

— Во всяком случае, я был готов к тому, что мы с новым Гласом можем не понравиться друг другу. Но вот чего я никак не ожидал, это исходящей от нее… ну, волны злобы.

— Злобы? — переспросила Каэрита.

— Я не знаю более подходящего слова, — ответил Тризу. — Такое чувство, что здесь не подойдет ни одно слово. Ни одно, миледи. Я встречал людей, которые мне не нравились, и, уверен, есть люди, испытывающие ко мне такие же чувства. Но это было все равно как собака и кошка, запертые в одной клетке — или, может, как змея и хорек. Это ощущение возникло в тот самый момент, когда она в первый раз открыла рот, и хотя мне стыдно признаваться в этом, что-то в ней пугает меня. — Его серые глаза потемнели. — И если вы хотите знать всю правду, миледи… Я не уверен, кто из нас хорек, а кто… змея.