Защитники падали снова и снова, устилая траву и кровавую грязь своими врагами. Но командиры их врагов не заботились о жизнях своих собственных солдат. Эти жизни ничего не значили по сравнению с их ненавистью ко всему, за что боролись защитники, и каждая жизнь, которую они тратили, чтобы сокрушить своих врагов, только подпитывала силу Тьмы, которой они служили. Опять и опять они теснили последних воинов грифона, пока крошечная кучка воинов не встала у залива на вершине холма, отчаянным кольцом окружив высокого человека, чей меч сверкал во тьме колдовства. Этот меч вырос, заполнив поле зрения Кенходэна, гудящий и рычащий, сияющий яростью солнца, холодный, как звезды, в то время как кровь шипела и поднималась паром с его острого лезвия. Лезвие пылало неугасимо, незапятнанное пролитой кровью, затягивая его сердце в горло и разрывая его рыданиями.
Музыка была панихидой, когда тьма поглотила холм, подавляя знамена грифонов, сокрушая смертью то, что никогда не могло быть побеждено в подчинении. И пока арфа плакала, Кенходэн снова увидел опоясанный морем остров, когда холодная слава разрушения спиралью поднималась от его стен и башен над морем, подобно сверкающему зеркалу. Но на этот раз... на этот раз он увидел, как вспыхнул огонь.
Вспыхнуло сияние, жизненная сила последних белых волшебников Контовара с ревом взмыла в небеса миллионом пылающих вершин. Они разогнали облака в стороны и обрушились на завоеванный континент, и там, где они касались, было разрушение. Почва и камень вспыхивали, как трут, текли, как воск, и клубы пылающего дыма скрывали неописуемое опустошение. Города горели, как смола, превращаясь в руины вымирания. Крепости коротко зашипели, как только что брошенный в топку уголь, а затем взорвались паром и щебнем. Армии рабов кричали единым ужасным голосом, отвратительным предсмертным криком целого континента, когда их пожирали, но разрушения были слишком масштабными, слишком ужасающими, чтобы их можно было понять.
Кенходэн съежился перед ним, когда музыка прогремела до своего крещендо, обрушиваясь на весь мир ураганом потерь, разрушений, горя, воспоминаний и невыносимой утраты... а затем, к счастью, между одной нотой и следующей, все закончилось.
Наступила тишина, и Кенходэн вздрогнул, втягивая воздух, спасаясь от древнего ужаса. Пот пропитал его, а мышцы превратились в воду.
Он медленно открыл глаза. Чернион лежала ничком, сцепив руки на затылке в хрупкой защите, ее плечи вздымались. Базел все еще стоял, но только сомкнутые челюсти удерживали его на ногах. Его глаза были полны ужаса, они смотрели в никуда, в то время как уши были плотно прижаты к черепу. Каким-то образом он вытащил свой меч, несмотря на заклинание музыки, но лезвие дрожало в его руке, и свет костра волнами отражался от стали. Скакуны стояли как каменные, великолепные конные скульптуры, вырезанные из сердца вечности песней арфы. Даже Венсит опустился на колени, сбитый с ног арфой, и его плечи вздрагивали, а слезы пламенем покрывали его щеки.
Кенходэн покачал головой и попытался подняться... и его мышцы повиновались ему, как будто ничего не случилось. Он чувствовал себя заключенным в собственном теле, но это тело двигалось легко, со всей своей привычной гибкостью. Он выпрямился и встал, глядя на покрытый кольчугой чешуи утес драконьей глотки, наблюдая, как пар из его пасти освещает луну, а огромные глаза Торфрио были полуоткрыты, из-под тяжелых век струился неровный зеленый огонь.
Затем голова медленно опустилась. Извилистая шея изогнулась, наполовину обхватив его там, где он стоял, и прижав могучий подбородок к земле. Зеленые глаза были не более чем в ярде над головой Кенходэна, и они медленно открылись, чтобы показать ему невероятную глубину этих древних зрачков.
- Я чувствую бурю времени, - медленно прогрохотал дракон. - Правда проходит через годы, юный убийца.
- Ты знаешь меня, - сказал Кенходэн, и его голос прозвучал твердо и размеренно в потрясенной пустоте ночи. - Ты тоже знаешь название этой мелодии?
- Да, юный убийца. Я знаю "Падение Хакроманти".
- Ты знаешь это, Сын Огня, но что это значит для тебя?
- В смысле, молодой убийца? - зеленые глаза вспыхнули, как костры. - Как странно, что ты спрашиваешь меня об этом! Но момент временной бури еще не наступил. Еще нет!
Кенходэн проглотил отказ. Ему хотелось задать еще несколько вопросов, но он не осмеливался. Тайна и опасность окружали его; если он когда-либо сомневался, то больше не мог. Не после того, как он во второй раз попробовал эту разрушительную музыку. Если он мог добиться этого только с помощью арфы, что еще он мог сделать? Какие еще секреты скрывались внутри него, ожидая слишком скорого пробуждения от одного-единственного неразумного ответа? У него был только Венсит, чтобы направлять его, и если волшебник не мог ответить на его вопросы, Кенходэн не осмеливался нарушать его планы, задавая их другим. Впервые он принял это полностью... и, к своему собственному удивлению, без горечи.
Молчание длилось, казалось, целую вечность, прежде чем Торфрио, наконец, нарушил его еще раз.
- За то, что ты сделал, сделаешь и можешь сделать, юный убийца, - прогрохотал дракон странно формальным громом, - я к твоим услугам. Я перенесу тебя через Беллуотер.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Планы волшебников
Кенходэн обнаружил - не совсем к своему удивлению - что это было не так просто. Торфрио мог бы унести их в своих когтях, но не без того, чтобы серьезно их не поранить, если предположить, что лошади просто не умерли от страха, что делало такой подход несколько нежелательным. И, к сожалению, у них не было ни времени, ни инструментов, ни материала, чтобы построить такие платформы, которые порабощенные драконы черных магов несли в Контоваре. Торфрио оставалось предложить последнее средство, хотя он сделал это с явным отвращением.
- Ты должен сесть мне на спину, юный убийца - ты, твои друзья и кони. Я не могу лететь с тобой, чтобы не закрывать свои крылья, поэтому я поплыву.
- Но...
- У меня толстая чешуя, широкая спина. Я не могу пострадать от таких, как ты, нападающих на меня, и ты не можешь упасть. Это единственный способ.
- Я... понимаю.
Кенходэн беспомощно повернулся к Венситу, но волшебник только улыбнулся и кивнул в знак согласия. Казалось, он оправился от арфы, хотя Базел все еще был потрясен, а Чернион... Кенходэн боялся, что ее рассудок сломался. Она проявляла не больше воли, чем новорожденный ребенок, позволяя им толкать или вести ее с места на место, но совершенно не двигаясь по своей воле. Венсит увидел тень вины на лице Кенходэна и тихо отвел его в сторону.
- Не беспокойся о пограничнице, Кенходэн. Она поправится.
- Но почему она была так сильно затронута? Почему она сейчас не выздоравливает?
- Возможно, потому, что у нее было меньше предупреждений, - предположил Венсит. - Ты знаешь, в отличие от Базела или меня, она никогда раньше не слышала "Падение Хакроманти". Или, возможно, у нее меньше защиты от своих мертвых. Но она поправится, хотя это может занять еще несколько часов.
- Если ты уверен, - с сомнением сказал Кенходэн. - Но насчет этой поездки на драконе...
- Это должно сработать. В конце концов, спина Торфрио длиннее и шире, чем палуба "Повелительницы волн". И он умеет плавать, как бы сильно ему ни была ненавистна сама мысль об этом.
- Почему он должен это ненавидеть?
- Красные драконы - огненные драконы, самые могущественные из всех драконов, но все они ненавидят воду. - Венсит усмехнулся. - Ее достаточно, чтобы погасить огонь даже князей-драконов. Конечно, для этого потребовалось бы много воды, но различия между их природой и сферой действия и природой воды проникают прямо в кости, поэтому Торфрио идет на большие жертвы, чтобы помочь нам.
- Но выдержат ли это лошади?
- Скакуны понимают нашу нужду так же хорошо, как ты или я, и Глэмхэндро достаточно готов. После того, как я поговорю с остальными, они даже не поймут, что происходит. И, - волшебник продолжил более оживленно, - мы должны сделать это быстро. Скоро рассветет, и для Торфрио было бы гораздо лучше оказаться подальше, прежде чем кто-нибудь увидит его и догадается, где мы пересекли границу.