Джергару потребовалось лишь самое осторожное расследование со стороны одного из его подчиненных-слуг, чтобы узнать, что проклятый градани возвел защитный периметр, который невозможно пересечь. На самом деле, сама сила барьера, который сумел воздвигнуть Базел, была больше, чем просто пугающей. Конокрад был защитником менее одного года, но бесшовная, непроницаемая сила этого барьера - ярко пылающего ужасающим синим светом Томанака для тех, у кого есть глаза, чтобы увидеть это - превзошла все, с чем Джергар когда-либо сталкивался. Слава Госпоже, что он не смог взять с собой этот неподвижный, сосредоточенный вал! Должно быть, ему потребовались часы концентрации, чтобы вообще воздвигнуть его, и он должен был закрепить его в самой почве поместья Уорм-Спрингс.

Но, похоже, градани был достаточно уверен в себе, чтобы наконец выйти из-за своей защиты. Что было либо очень хорошо... либо самое худшее, что могло случиться. И если отчет шардона был верен, Джергар должен выяснить, что это было этой самой ночью.

<Ты готов, Базел? А ты, Уолшарно?>

На этот раз глубокий, раскатистый голос, эхом отдающийся в голове Базела, принадлежал не боевому коню. Это был голос Томанака Орфро, Бога войны и главного капитана Богов Света.

Базел даже не моргнул, но его подвижные уши дернулись, двигаясь совершенно параллельно ушам Уолшарно и указывая вперед. Градани почувствовал реакцию скакуна как эхо своей собственной, но Уолшарно воспринял каскадный музыкальный гром этого голоса гораздо спокойнее, чем Базел воспринял свой первый разговор с Томанаком. В его эмоциях чувствовался привкус глубокого уважения, оттенок удивления и восторга, но не благоговения.

<И разве это не глупый вопрос?> Базел вспомнил о своем божестве. <И вот я здесь, думая о том, как мы все себя чувствовали после поездки на пикник!>

Уолшарно не разделял опасений, граничащих с ужасом, которые, как правило, вызывали у двуногих зрителей колкие перепалки Базела со своим богом. Он продолжал бодро бежать вперед, размахивая хвостом, чтобы отпугнуть особенно назойливую муху, и с веселым интересом наблюдал за происходящим, словно с другой точки зрения в сознании Базела.

<Базел,> глубокий, звучный голос заметил со своего рода болезненным весельем, <Я понимаю, что ты не самый обычный Меч, который у меня когда-либо был, но ты, возможно, захочешь поработать над своими социальными навыками в моменты, когда мы ведем эти небольшие беседы.>

<Конечно, мог бы, но думаю, что если бы я когда-нибудь это сделал, вы, возможно, были бы в полном замешательстве и задавались вопросом, тот ли это парень на другом конце провода.>

<О, я сомневаюсь в этом, брат,> - вставил мысль Уолшарно. <Я очень сомневаюсь, что у него могло быть два таких раздражающих защитника, как ты.>

<Совсем как ты, после того, как помирился с самим собой только потому, что он бог и все такое, - парировал Базел, и смех Томанака прокатился по его телу, как грохот землетрясения. Затем бог продолжил, но его голос почему-то стал мягче.

<Я вижу, что вы двое так хорошо подходите друг другу, как мог надеяться любой из нас, представителей Света, дети мои. Это хорошо. Вам предстоит далеко пойти вместе. Радуйтесь друг другу и цените то, что лежит между вами.>

<Да, это мы сделаем,> ответил Базел, его собственный "голос" был мягче, чем мгновение назад. Он почувствовал невысказанное согласие Уолшарно за своим собственным, затем мысленно встряхнулся. <Все еще и все такое, > отметил он в чем-то гораздо более похожем на его обычный стиль, <это звучит так, как будто это после предположения, что у нас еще есть путь после этой маленькой неприятности, которая ждет нас где-то впереди. >

<Хотел бы я пообещать тебе это, Базел,> серьезно сказал Томанак. <К сожалению, не могу. Даже бог не может сказать вам, что будет. Все, что мы можем сказать, - это то, что может быть.>

<Действительно?> Уши Уолшарно шевельнулись. <Прости меня, Томанак, но я всегда предполагал, что бог может видеть будущее так же легко, как и прошлое.>

<Проблема, Уолшарно, - сказал Томанак, - заключается в том, что на самом деле нет ни будущего, ни прошлого. Все времена, все события сосуществуют. Смертные живут в том, что вы могли бы представить как движущееся окно, которое на короткое время освещает то, что они воспринимают как отдельные моменты в этой единой реальности. Фактор их смертности заключается в том, что они не могут видеть все целиком, и поэтому они относят то, что они видят и переживают, к прошлому, настоящему и будущему.>

Базел нахмурился, почти невольно заинтригованный. Часть его сознания оставалась твердо сосредоточенной на движении мышц Уолшарно под ним, ласке вечернего бриза, когда день клонился к сумеркам, звяканье кольчуги и оружейной сбруи, поскрипывании кожи седла и слегка пыльном запахе травы, примятой копытами скакунов и боевых коней. Но большая часть его внимания была сосредоточена на вопросе, который ему никогда не приходило в голову задать, и на ответе, которого он никогда бы не ожидал, если бы задал.

<Я не очень уверен, что понимаю что-либо из этого,> вставил он, <но абсолютно уверен, что понимаю не все.>

<Я тоже,> согласился Уолшарно. <Вы хотите сказать, что боги могут видеть все время одним взглядом? Потому что, если это так - если вы видите то, что мы называем прошлым и будущим одновременно, - тогда почему вы также говорите, что можете сказать нам только то, что может быть, а не то, что будет?>

В вопросе скакуна не было никакого неуважения или вызова. Он принял то, что сказал Томанак, как годовалый жеребенок принимает указы и объяснения своего табунного жеребца. Он просто искал объяснений, а не требовал, чтобы Томанак оправдал то, что он уже сказал.

<Смертные мыслят в терминах причин и следствий,> ответил Томанак. <И поскольку речь идет о делах смертных, это полезный и эффективный способ визуализировать то, что они испытывают. Но истина заключается в том, что данная причина не приводит к одному фиксированному, неизбежному результату, как упорно думают смертные. Все возможные исходы действия или события одинаково реальны и действительны, Уолшарно. Смертные наблюдают и переживают только одно из них, когда их движущееся окно пересекает момент разрешения, но все они присутствуют и реальны... как "до", так и "после" того восприятия и опыта, которые смертные определяют как "сейчас".>

<Мой мозг уже травмировался,> сухо заметил Базел, и Томанак снова усмехнулся в конце ссылки, которой они поделились с Уолшарно. <Если я правильно тебя понимаю, то ты хочешь сказать, что все, о чем мы думаем, произошло не так? Что мы только воображаем, что это произошло, потому что у нас нет глаз - или разума - чтобы увидеть то, что произошло на самом деле?>

<Нет,> ответил Томанак. <Проблема в том, что смертным не хватает надлежащей системы отсчета, чтобы визуализировать все, что связано с тем, что вы называете "сейчас" или "настоящим". В некотором смысле, это именно то, что делает тебя таким ценным в борьбе между Светом и Тьмой, Базел. Способом, который я не могу вам объяснить из-за разницы в наших системах отсчета, смертные определяют события и в конечном счете будут определять, победит ли Свет или Тьма в этой вселенной, с помощью накладываемых ими рамок на реальность, которую они не могут полностью наблюдать.>

Он, очевидно, заметил замешательство Базела и Уолшарно, потому что продолжил.

<Подумайте об этом так. "История" - это творение смертных, череда смертных переживаний, которая движется через взаимосвязанное прошлое и будущее. Они... выбирают, какой единственный результат "возникает" из столкновения всех возможных причин и всех возможных следствий для каждого данного события. Слово "до" - это еще одно творение смертных, следствие того, как вы воспринимаете время и события, но "до" этого момента смертного переживания события происходят все его возможные исходы. Действительно, если вы хотите думать об этом таким образом, восприятие каждого отдельного смертного создает свою собственную индивидуальную вселенную для каждого исхода каждого события.>