— Почему ты думаешь, что именно в ту? — тихо спрашиваю Брендона, затуманенный взгляд которого направлен куда-то в стену, а руки машинально поглаживают меня по спине.

Я даже не уверена, что мужчина слышит мой вопрос, так глубоко он погрузился в своё прошлое, выискивая там собственные ошибки, сожалея о них.

— Потому что это было единственное наше с ней соитие, потом она всячески избегала близости со мной, сначала ссылаясь на боли, утверждая, что я был слишком груб с ней, а потом на беременность, которая проходила у неё и вправду очень тяжело. Постоянная тошнота, боли в мышцах при каждом движении, головокружения и обмороки. Я бегал вокруг жены, выполняя все капризы, заботился, как умел, оберегал от любых стрессов. Она всё чаще плакала, прогоняла меня, а потом и вовсе стала уходить гулять в лес, говоря, что там чувствует себя куда лучше, чем в особняке, — взгляд Брендона полон горечи, а я хочу зацеловать его, подарить столько нежности, лишь бы стереть с его лица это выражение муки, но только прижимаюсь сильнее, даря своё тепло. — Я лишь потом узнал, что в том самом лесу, она встречалась с Марком Шоу. Почти год, в тайне от меня и ото всех, жестко пресекая любые попытки прогуляться вместе с ней, уверяя, что ей тошно от одного лишь моего запаха, что это я виноват в её плохом самочувствии.

— Но как они познакомились?

— Оказалось, что они влюбились друг в друга еще до нашего брака. Гуляли, целовались, были счастливы, он не трогал её, ведь они мечтали, что всё случится в первую брачную ночь. Но её родители, которым Аннабель беспрекословно подчинялась, запретили ей эти отношения, считая Марка недостойной партией для их дочери. А потом надавили на саму девушку, убеждая её сочетаться браком со мной, чтобы породниться с вожаком стаи, поднять свой авторитет среди других её членов. Вот только не выдержала Аннабель долго без своего возлюбленного, начала убегать к нему, маясь с нелюбимым.

Повисает тишина, такая тягучая, гнетущая, но не смею её нарушить, понимая, что Брендону до сих пор больно, ведь женщина, которой он доверил самого себя, поклявшись в верности и защите, не оценила этой клятвы.

— Если бы она сказала сразу, до свадьбы. Сказала правду. Ведь мы оставались с ней наедине, у неё была возможность. Я бы сам отказался от брака, помог бы им быть вместе, мог бы переговорить с её родителями, — потеряно шепчет Брендон и качает головой. — Но Аннабель сказала лишь через четыре месяца после рождения Николаса. Просто пришла и выложила мне всю правду о том, как я раздражаю её, как ей противно со мной жить, что она никогда не подпустит меня к себе, ведь у неё есть любимый мужчина, к которому она уйдет, забрав ребёнка. Моего сына. О котором я мечтал. К которому вставал ночами, чтобы накормить. Которого купал и учился пеленать, в то время как его мать продолжала гулять по лесу, наслаждаясь свиданиями с другим.

— Господи… — утираю ладонями свои слёзы, пораженная этой историей и поведением матери Ника.

— Я сказал ей, что ребёнка она не получит, но её я могу отпустить. Пожелал счастья, но Аннабель устроила грандиозный скандал, кидаясь посудой, обвиняя меня в том, что я отрываю дитя от матери, крича, что ему будет лучше с новым отцом, что Марк воспитает Николаса, как собственного. С огромным трудом мне удалось прекратить эту истерику и уложить жену спать. А утром я обнаружил, что она сбежала из особняка. Вот только сына не сумела забрать с собой, благо его кроватка стояла в моей комнате, — Брендон сильнее сжимает меня руками, причиняя боль, но это сейчас не важно, если ему легче, я готова перетерпеть эти ощущения. — Я становился параноиком, по двадцать раз за ночь проверял кроватку сына, усилил охрану особняка, волнуясь о том, что Аннабель захочет всё же отобрать у меня Ника. Но прошёл месяц, за ним следующий, а всё было тихо и спокойно. Меня постепенно отпускала тревога, я считал, что она одумалась или Марк уговорил её, уверив, что у них будут общие дети, и им не нужен мой сын.

— Но ты ошибался… — шепчу, на что Брендон горько усмехается.

— Да, я ошибался. Когда волчонку исполняется полгода, проводится ритуал принятия в стаю. Он обязательный для всех, в случае, если родители ребёнка принадлежат к разным кланом, ритуал даёт возможность принятия в любой из них. Для волков стая очень много значит, это та же семья. Большая, дружная, где все друг за друга готовы врагам глотки перегрызть. Собрались только самые близкие: я, Мариэлла, которая должна была провести обряд, Алекс, Адриан и Чарли — на этот праздник не принято звать много гостей. Мы стояли кругом около священного лунного алтаря, когда всё случилась: стая Шоу напала без предупреждения, прямо во время церемонии, Мариэлла кинулась в лес, спасая ребёнка, а мы старались задержать врагов, но тех было намного больше. Они пытались убить нас, а мы убивали их без разбора, до последней капли крови сражаясь за безопасность Николаса, стараясь не допустить чужих волков к Мариэлле. Я не знаю, кто именно в пылу сражения убил Аннабель, но Марк утверждает, что я лично перегрыз ей горло, — Брендон судорожно вздыхает и прячет лицо на моём плече.

Глажу его по голове, надеясь подарить ему поддержку, излечить его от боли, которая сквозит в его словах. Теперь его голос звучит глухо, но я всё равно слышу окончание рассказа:

— Чужаки бросились в лес, мы за ними. Они искали по запаху, а мы преследовали их. Теперь они хотели отомстить мне за смерть членов своей семьи убийством моего сына, ведь Аннабель была мертва, ребёнок больше не был кому-то нужен, моей задачей было не допустить этой мести, мой сын должен был остаться в живых. Поэтому я был безжалостен, ощутив такую злость и агрессию, которых никогда до этого не испытывал. Я набрасывался на каждого, кто приближался ко мне, рвал зубами их плоть, чувствовал их тёплую кровь на своём языке. Когда те, кто не был убит, бежали, спасаясь от ярости, обуревавшей меня, я отправился на поиски. Отпустил остальных, чтобы они проверили особняк и другие места, куда Мариэлла могла сбежать, чтобы переждать в безопасности, сохранив жизнь Николаса. Я шёл по аромату шаманки и сына, смешавшемуся в один, но он постоянно петлял. То появлялся, то возникал снова, приходилось выискивать и бежать, бежать со всех лап, чтобы найти моего Николаса. Но нашёл я лишь тело Мариэллы, кто-то всё же добрался до неё первым. Однако сына нигде не было, а смерти его я не чувствовал, значит он должен был быть жив. Должен. Только запах его терялся. Будто растворялся в тёплом ветре, который витал в лесу. Я видел тебя. — Брендон поднимает голову и смотрит на меня покрасневшими глазами. — Там, в лесу. Я видел девушку, призрачную и далёкую. Она исчезла, не оставив и следа, лишь стоило мне принюхаться. Это же была ты.

— Мне снился сон, — отвечаю дрожащим голосом. — Я видела большого чёрного волка с горящим взглядом умных глаз. Это было в первую ночь после того, как Ник оказался у меня.

— Это так странно… — задумчиво говорит Брендон, накручивая на палец прядь моих волос. — Этот цвет идёт тебе больше, чем тёмный. Он твой, делает тебя настоящей. Но, кто ты? Почему именно тебе Мариэлла доверилась?

Оборотень пристально смотрит на меня, я облизываю пересохшие губы, на секунду закрываю глаза и выдыхаю:

— Ведьма.

— Тогда всё становится понятно, — бормочет Брендон. — Я догадывался. Странные ритуалы, медальон первородной, волосы, твой сон и слова об инквизиторах, теперь мистофель. Но не мог поверить, ведь в нашем мире больше нет ведьм, их уничтожили.

— И что ты думаешь обо всём этом? — напряженным голосом спрашиваю я, внутренне сжавшись в комок.

— Что пока не следует рассказывать всем, что моя истинная и будущая жена — настоящая ведьма, — отвечает Брендон, приподнимая уголки губ. — Ты должна сначала обучиться всему, понять, на что способна, какими силами обладаешь.

Облегчённо выдыхаю, осознав, что мужчина не собирается в ужасе бежать от меня, не запасает мысленно дрова, чтобы развести огромный костёр и сжечь, на этот раз точно, последнюю ведьму.