Последние слова мужчина уже договаривает шепотом, опускает голову, словно признаётся в чем-то постыдном. Не думала, что ему и правда так сложно.Уверена, что видела боль, что на мгновение промелькнула в его взгляде. А я? Своими капризами и обидами, явно не облегчаю ему задачу, возможно, стоит всё же попробовать еще раз.

Кладу руки ему на голову, заставляя поднять её и посмотреть на меня.

— Это. Была. Не. Слабость. — выделяя каждое слово, говорю я. — Я хотела этого, хочу до сих пор.

Вижу огонёк, что разгорается в его глазах. Я понимаю, что могу сгореть в этом пламени, словно мотылёк, летящий на свет, но я готова к последствиям, хочу узнать, что значит, быть истинной парой оборотня, ведь всё решила для себя, сделала выбор, следуя велению сердца, пусть он и окажется неправильным. Плевать. В этот раз Брендон делает первый шаг, наклоняется и накрывает мои губы своими. Издаю тихий стон, переползаю к мужчине на колени, прижимаясь к нему всем телом. Даже сквозь ткань брюк ощущаю твердый бугор, о которой потираюсь промежностью, стремясь унять тот жар, потребность в чем-то большем. Брендон осыпает поцелуями моё лицо, обводит языком ушную раковину, покусывает, посасывает мочку уха и спускается по шее вниз, безошибочно находя все чувствительные точки моего тела. Его руки сжимают и мнут мои ягодицы, направляя движения, такие сладкие и приятные для нас обоих, откидываюсь назад, предоставляя ему лучший доступ и полную власть надо мной, сдаюсь на милость победителю, готовая сделать всё, что угодно, чтобы то, что сейчас происходит не заканчивалось никогда. Кусаю губы, сдерживая стоны, когда рука мужчины оттягивает резинку на моих брюках и проникает в трусики, безошибочно находя точку, от прикосновения к которой, по телу вспыхивают импульсы наслаждения. Его губы снова находят мои, даря жаркий, влажный поцелуй, его пальцы описывают круги, проникая всё дальше и глубже, один входит в моё лоно, совершая поступательные движения, вскоре к нему добавляется второй, но мне мало, так мало, хочу чувствовать внутри себя его горячую твёрдую плоть, которая рвётся наружу, грозя порвать молнию на джинсах. Не прерывая жадных поцелуев, опускаю руки к ширинке, расстегиваю пуговицу, нащупываю язычок молнии. Брендон, понявший, что я задумала, вытаскивает руку из моих трусиков и сжимает ягодицу, тянет мои брюки вниз.

— Мам, пап, я вас потерял — раздаётся детский голос от двери.

Замираем, взволнованно глядя друг на друга.

Это — провал.

— Родной, тебе снова приснился страшный сон? — переводя дыхание, напряженным голосом спрашиваю я, пока Брендон невзначай поправляет резинку моих штанов и застёгивает свои джинсы.

— Да, а что вы делаете? — с любопытством интересуется Ник, видимо, уже позабывший о кошмаре.

— Я рассказывал маме, как кататься на Курмине, — хриплым голосом выдаёт Брендон, перевожу на него недоумённый взгляд. — Это такое животное, я вам покажу, когда мы будем в городе.

— Да, мне захотелось узнать, получится ли у меня, — подтверждаю его слова и скатываюсь на диван. — Никки, рассказывай, что тебя напугало?

Раскрываю объятья, сын подбегает и прижимается ко мне, приподнимаю и усаживаю его на свои колени.

— Мне приснилась женщина, у которой светились глаза, она выглядела такой страшной, — вздрагивает Николас от воспоминаний и надувает губы.

Обнимаю его за плечи и целую в макушку.

— Она что-нибудь говорила? — спрашивает Брендон с тревогой, поднимаю на него взгляд и вижу серьёзное, задумчивое лицо.

— Да, — кивает сын. — Постоянно повторяла, что мне следует быть осторожным, они скоро придут за мной. Кто это “они”, папа?

Наблюдаю за реакцией мужчины, вижу, что он стиснул зубы и шумно выдохнул. Неужели он думает, что этот сон — предупреждение? Неужели Николасу может что-то угрожать? Сильнее прижимаю к себе сына, будто в попытке уберечь его  от всего мира, мне становится страшно, по телу пробегает дрожь. Брендон, замечая это, двигается ближе и обхватывает руками нас обоих, даря такие нужные сейчас ощущения тепла и защиты, оставляет лёгкий поцелуй на моих губах и, глядя в глаза, произносит:

— Всё будет хорошо, не придавай значение, это — всего лишь кошмар.

Медленно киваю, делая вид, что поверила, но подозрения внутри меня уже зародились, на этот раз оборотню не удастся уйти от ответов на мои вопросы. Но не сейчас, допрос с пристрастием его ждёт, когда останемся наедине, не стоит ещё больше пугать сына.

— Полежите со мной, мне одному страшно, — просит ребёнок, а мы переглядываемся.

— Конечно, дорогой, — с улыбкой отвечаю сыну, гладя его по голове.

Брендон поднимается на ноги и подхватывает Ника на руки, тот доверчиво прижимается к отцу, обхватывает ладошками его шею и кладёт голову на плечо. Умиляясь этой картине, тоже встаю и следую за моими мужчинами.

— Мам, а ты расскажешь сказку? — интересуется Николас, пока мы спускаемся на второй этаж, в его комнату.

Взлохмачиваю рукой его волосы на макушке и отвечаю:

— Конечно, какую?

— Про кота в сапогах, — зевает ребёнок.

Мы втроём укладываемся на кровати в комнате сына: я с одной стороны от ребёнка, обняв его рукой, Брендон — с другой, на боку, положив руку мне на талию. Николас уютно лежит посредине, укрытый одеялом.

— Давным давно, один мельник, умирая, оставил трём своим сыновьям мельницу, осла да кота… — завожу я рассказ.

… Открываю глаза, несколько секунд пытаясь сообразить, где нахожусь: шоколадного цвета стены, мягкое кресло у окна, полка заполненная разными безделушками — спальня Брендона, как я здесь очутилась? Вечером, под мое плавное повествование, первым, как ни странно, заснул альфа, следом за ним задремал и сын. Я лежала в тишине, рассматривая своих мужчин, одинаково посапывающих во сне и хмурящих брови, в моей душе растекались тепло и нежность от этой картины. Сама не заметила, как тоже уснула, хотя, казалось бы, за день должна была выспаться.

Поворачиваю голову на вторую половину кровати, она примята, ещё хранит тепло и аромат оборотня, наверное, он только недавно покинул спальню. Меня немного пугает скорость, с которой стали развиваться наши отношения, но, почему-то, это кажется само собой разумеющимся, будто теперь всё идёт правильно, появился какой-то смысл в моей жизни, помимо ребёнка. Это чувство верности происходящего приносит внутренние удовлетворение и спокойствие.

Переодевшись в своей комнате, спускаюсь вниз, сияя улыбкой, у меня, отчего-то, прекрасное настроение.

— Доброе утро, Брук! — приветствую домоправительницу, зорко следящую, как горничные убирают со стола. — Все уже позавтракали? Я последняя?

— Доброе утро, мисс, — улыбается мне волчица. — Да, альфа и Никки поели, ушли в детский сад. Альфа просил передать, чтобы вы отдыхали и ни о чем не беспокоились, он вернётся к вечеру.

— Не знаете, куда он отправится? — спрашиваю, присаживаясь за стол.

— У него важная встреча, мисс. Увы, это всё, что мне известно.

Точно, он вчера обсуждал с Адрианом что-то подобное.

— А Алекс?

— Он ещё не спускался, как и Петро. Они практически до утра изучали что-то в библиотеке, вряд ли поднимутся раньше, чем к обеду.

— Спасибо, Брук.

— Желаете кофе? — учтиво спрашивает женщина.

— Да, пожалуйста, — отвечаю ей, отпиваю горячий напиток из тут же поданной мне чашки и задумчиво сообщаю: — пока все заняты своими делами, я, пожалуй, схожу прогуляюсь.

Мне снова нечем заняться, пора бы уже настоять на моем участии в жизни стаи, я хочу тоже делать что-то полезное, хочу быть в курсе событий. Попробую поговорить об этом с Брендоном, когда он вернётся.

Покончив с завтраком, выхожу на улицу, вдыхая свежий утренний воздух, всё же хорошо здесь, только скучно, но ничего, я постараюсь это исправить в ближайшем будущем.

— Арина? — окликает меня знакомый голос.

Оглядываюсь, осознавая, что снова нахожусь на краю поселения, дальше — только лес, куда я не планировала сегодня идти. Но, наверное, ноги сами привели меня сюда, глубоко в подсознании я надеялась, что найду здесь Марка. Нужно объясниться с ним, сказать, что между нами не будет никаких отношений, кроме дружеских.