Взгляд оборотня становится жёстким, его серые глаза будто искрятся серебром, когда он отвечает мне:

— Я предупредил тебя, что назад дороги не будет. Я теперь точно не смогу тебя отпустить, да и не хочу этого. А метку требует поставить моя волчья натура. Не волнуйся, она быстро заживёт, теперь любой волк, который почует тебя, будет знать, что ты — моя самка.

— Я не самка! — хлопаю его ладошкой по груди, потому что ненавижу, когда меня так называют.

Взгляд Брендона смягчается, он уже ласковей произносит, осознав, что кричать и сопротивляться я не собираюсь:

— Хорошо, не самка. Ты — моя женщина, поэтому на тебе мой запах, моя метка. Так лучше?

Лучезарно улыбаюсь в ответ на его слова:

— Лучше. Но я еще посмотрю, волк, что это значит: быть твоей женщиной.

Если он думает, что теперь может обращаться со мной, словно с собственностью, то сильно ошибается. Я не стану покорной овечкой лишь из-за того, что альфа пометил меня собой. Да, я хочу развития наших отношений, хочу быть с Брендоном, вместе с ним воспитывать сына. Вот только ни одна метка не остановит меня, если я пойму, что это он — не мой мужчина. Хотя, очень надеюсь, что этого не случится.

— Детка, ты ничего не хочешь мне рассказать? — выводит меня из лёгкой дрёмы голос Брендона.

— Ммм, — неопределённо мычу, стараясь вспомнить, о чём мы говорили. — А что ты хочешь от меня услышать?

— Много чего, честно говоря, — его грудь подо мной поднимается от тяжёлого вздоха. — Начнём с конца: так что тебе приснилось?

Остатки сна мигом слетают с меня, поднимаю настороженный взгляд на мужчину и гадаю, стоит ли ему говорить правду. Я всё еще боюсь его реакции на известие о том, что я — ведьма. Теперь уже точно. Я знаю о том, что к ведьмам в этом мире было неоднозначное отношение, они подвергались гонениям, травле и смерти, даже за преступления, которых не совершали. Но Брендон считает, что ведьмы канули в лету, оставшись лишь в легендах. Как он будет относиться ко мне, после того, как узнает, что я та, кого когда-то сжигали на кострах? Не будет ли избегать общения со мной? Не выгонит ли, поставив жирную точку на нашем будущем? Но и скрывать правду, о которой пока знает только Алекс, становится труднее. Неизвестно, какие способности могут быть во мне, какое видение будет следующим и получится ли в очередной раз отвлечь внимание от проводимых мной ритуалов. Могу ли я довериться Брендону? Я так мало о нём знаю, лишь крупицы информации, собранные у окружающих, а то, что мы голые лежим в одной постели не говорит ровным счётом ни о чём, ведь и с Лесли он делил постель, но легко выгнал девушку, стоило лишь возникнуть сложностям. Кривлюсь, когда вспоминаю о волчице — вот уж кто точно не обрадуется, увидев на мне метку альфы.

— Только не говори, что ты уснула с открытыми глазами, — усмехается Брендон и требовательно говорит: — Я жду твоих откровений.

Принимаю решение и, с вызывом в голосе, отвечаю ему:

— Только после тебя.

— Что ты имеешь ввиду? — удивлённо приподнимает брови мужчина.

Притворяется или правда не понимает? Скатываюсь с него на вторую половину кровати и сажусь, прикрываясь одеялом.

— Я предлагаю решить: или мы с тобой вместе, а значит доверяем друг другу и ничего не утаиваем. Или мы просто соседи, которые неплохо потрахались, но тогда никаких откровений, — выпаливаю на одном дыхании и выжидательно смотрю в его глаза, отливающие серебром.

Вижу, что мужчина задумался, его брови нахмурились, явив миру складку меж них, взгляд затуманился размышлениями, скулы напряглись. Бросаю взгляд на часы, которые стоят на тумбочке и обнаруживаю, что мы не вовремя затеяли этот разговор, если наши планы не изменились, то пора уже собираться и идти за сыном в сад.

— У тебя есть время на обдумывание моего предложения, Брендон, вечером я хотела бы услышать твой ответ, — тихо говорю, поднимаясь с кровати.

— Ты ставишь мне условия? — вскидывает брови мужчина.

— Именно так, — поднимаю с пола футболку и надеваю её. — Если ты ещё не передумал провести тихий семейный вечер, то следует начать сборы. Я буду у себя, встретимся внизу через час.

Не дожидаясь ответа, выхожу из комнаты.

— Мама, ты вернулась! — бежит ко мне Никки, а я подхватываю его на руки и кружу, смеясь.

— Конечно, вернулась. Куда же я денусь от тебя, — прижимаю к себе ребёнка и счастливо вздыхаю, наслаждаясь нежным детским ароматом его волос.

— А папу никто не замечает, — наигранно обиженно тянет Брендон и заключает нас обоих в объятия.

— Я тебя замечаю. Просто я видел тебя утром, а маму не видел, — объясняет Николас, перебираясь с моих рук в руки отца. — Я по маме соскучился, а по тебе не успел. Вот если бы ты тоже уехал на несколько дней, я бы и по тебе соскучился.

Тихо смеюсь, глядя на вытянувшееся лицо мужчины.

— И кто же будет защищать тебя и маму, если я уеду?

— Я сам могу маму защищать. Только от кого? Тут все хорошие.

— Пойдёмте уже, защитники, — кладу ладонь Брендону на спину, побуждая его двигаться к выходу. — Ник, лучше расскажи, как прошел твой день.

— Я хочу идти сам, пап, отпусти, — просит сын, но сразу же берёт Брендона за руку, лишь только его ноги касаются земли, другой рукой хватает мою ладонь. — Так вот, мама, день мой прошёл хорошо, я съел всю кашу. А Лея пригласила меня в гости.

— Потому что ты съел всю кашу? — спрашиваю, стараясь уловить связь между событиями.

— Ой, мама, — тяжело вздыхает сын, качая головой. — Конечно, дело не в каше, просто у неё появилась сестрёнка, и она хочет мне её показать. Говорит, что та такая маленькая, что похожа на куклу. А я не верю, не бывает таких маленьких детей.

— Ну почему же, — возражает Брендон. — Ты когда родился тоже был очень маленьким, я боялся взять тебя на руки, настолько ты казался крохотным и беззащитным.

Оборотень так тепло улыбается, вспоминая то время, что моё сердце наполняется нежностью. По Брендону видно, что он хотел этого ребёнка, любит его. Не представляю себе, как он жил все четыре года, разыскивая сына, гадая жив ли тот, не голоден ли, счастлив ли. Что же, интересно, тогда произошло?

— Не может этого быть, — отрезает сын. — Мам, ну скажи ему, что я сразу был большой.

— Родной, папа прав. Все дети сначала очень маленькие, но очень быстро вырастают, — улыбаюсь я. — И ты таким был, и я и папа.

— Ты хочешь сказать, что это правда, что дети появляются у девочек из животика? — недоверчиво спрашивает сын.

— Правда, — соглашаюсь я.

— Но как же они туда залазят?

Беспомощно смотрю на Брендона, надеясь найти в нём поддержку. К половому ликбезу стоит подготовиться, прежде чем вкладывать ребёнку в голову информацию. У нас не первый раз за последнее время возникает уже эта тема, наверное, стоит купить какую-нибудь книгу с картинками. Интересно, найдётся ли здесь подобная литература?

— Николас, я хочу показать тебе и маме город сегодня, как ты смотришь на такое предложение? — ловко переводит Брендон тему, а глаза у ребёнка загораются.

— А мы поедем в зоопарк?

— Поедем, — кивает мужчина.

— Урааа! Я увижу зверят! — подпрыгивает сын. — А правда, что у вас есть коровы с крыльями? И гигантские белочки?

— Вот и посмотришь, — хитро улыбается Брендон. — Давайте поужинаем в особняке, через час будет готов экипаж, на котором мы поедем.

Ужин проходит в странной атмосфере общего отчуждения. Сын без умолку трещит о ребятах и воспитателях в детском саду, но тему деторождения больше не поднимает, чему я рада. За столом к нам присоединяется хмурый Алекс, который на все мои вопросы вымученно улыбается, отвечая, что всё в порядке. Я вижу, что с ним что-то происходит, ощущаю его печаль и волнение, но не хочу лезть в его личную жизнь, ведь если бы он хотел, то рассказал бы, поэтому просто пожимаю плечами, прекращая свои расспросы. Брендон, хоть и слушает сына, даже что-то отвечает ему и рассказывает, всё равно выглядит задумчивым, будто его мысли где-то далеко от столовой. Я вяло ковыряюсь вилкой в овощном рагу, испытывая какую-то непонятную грусть, которую ни с чем не могу связать. Интересно, какое решение примет Брендон? Сейчас только от него зависит, как будут складываться наши отношения. Надеюсь, что наша поездка пройдёт более весело, чем ужин.