Ильза что-то вещала про спасение верховенцев, но её слова до меня доносились как через толстый слой воды, изображение тоже расплывалось.

Покачиваясь, как пьяный, я вышел из зала Совета Меры и побрёл в фарватере Иоланы. Она не заметила моего состояния, активно делясь впечатлениями с другими зрителями, обсасывая подробности шоу.

Люди побывали на незабываемом зрелище, и сейчас смаковали подробности.

— Молодец Ильза, правильно решила, — Иолана оглянулась на меня, сияя от… радости?

Она ликовала.

— Пойдём погуляем, погода отличная, развеемся. Такая духотища была в зале, пить хочу.

— Гуляй одна. Я в гостиницу.

— Добромир, ты чего расклеился. Пожалел самозванку?

Лицо Иоланы расплывалось в моих глазах. Ещё вчера «самозванка» обогнала Иолану в эстафете, вечером на балу мы танцевали польку втроём, а сейчас мою невесту распирало от удовольствия, что соперница больше не встанет у неё на пути. Неужели Иолану я видел в роли жены и матери своих детей? Я убрал её руку со своего локтя, уже зная, что между нами всё кончено.

В тот день я чуть не умер. Конечности онемели, кружилась голова, пульс долбил в ушах. Я стучал зубами, накрывшись тремя одеялами. Но хуже физических страданий, была лихорадка мозга — мысли, добавляющие тряски измученному телу. Что сделать, чтобы спасти Соню? Как помочь ей? Я никогда не закапывал слабого, в этот раз пошёл на поводу эмоций, добавил масла в кипящий котёл. Предал себя и получил ответ – образ врага в Сонином сердце.

На следующий день, постояв до окоченения под ледяными струями душа, я пришёл в себя и отправился к начальнику охраны. Предварительно я рассовал по карманам все деньги и драгоценности, что имелись в наличии. Всё, что можно решить с помощью денег, говаривал мой дед, на самом деле, обходится дешево.

Начальник охраны, полный усатый дядька в кителе, сильно обтянувшем его толстое брюшко, принял меня любезно. Без долгих разговоров, я отдал ему все деньги, что были при мне, и получил негласное разрешение поговорить с Соней.

— Любовь – дело такое. Иди прощайся. — Усатый дядька с одного взгляда разглядел то, что я в тот момент еще не осознавал.

— Когда их отправят на Великую Вершину?

— Так, наверное, дня через три, надо ж подготовиться.

Гвардеец провел меня к двери, у которой дежурили ещё два молодца. Я незаметно оглядывался, прикидывая детали побега. Гвардейцы открыли сначала железную решетку, а потом замок на двери. Комнату, в которую я вошёл, смело можно было назвать тюрьмой. На окнах тоже были решетки.

Мой поклон Соня встретила молчанием и демонстративно отвернулась к окну.

— Я хотел попросить прощения, — выдавил я с трудом, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Её отстранённое лицо повергло меня в ужас. На Соне, словно уже стояла печать, приговорённой к смерти.

— Прости, я не сдержался, выкрикнул глупость. Высотомер показал фантастический результат.

Да. Я не сдержался, тем самым усугубив положение Сони. Я понимал, что в глазах чемпионки выгляжу жалко, мерзко, но мне было всё равно. Её молчание убивало.

— Я хочу извиниться за Иолану.

Соня не сказала ни слова, но её плечи слегка вздрогнули.

— Прости, для тебя всё так ужасно обернулось.

Если она не ответит, буду просить прощения на коленях, твердить прости столько раз, сколько потребуется. Моя гордыня испарилась как грязная лужа на солнце. Только бы она простила меня.

Соня резко развернулась и посмотрела в упор.

— Твой дракон напал на нас с Горынычем утром?

В этот момент я, кажется, забыл даже своё имя, столько ненависти было в её взгляде.

— Нет! Клянусь. Дракон был в стойле. После бала я уснул как убитый и поздно встал, — у меня резко засбоило сердце, и перехватило дыхание. — Черных драконов много. Особенно у верхотуров.

— Что ты хочешь?

— Я… восхищаюсь твоим мужеством, ты честно выиграла гонку. Ты поразила меня. И этот танец, — я блеял как баран, чувствуя, что земля уходит из-под ног.

— Танец?

— Танец с драконом, который ты придумала.

— Горыныч, — прошептала Соня чуть слышно.

Девушка покачнулась, в глазах блеснули слёзы. Её посылали на смерть, а она думала о драконе. Я всегда умел сдерживать эмоции, но не рядом с ней. Если бы Соня сейчас упала, я не смог бы помочь. Я сам еле держался на ногах от слабости.

— Горыныча посадили в тюрьму, и мне даже не разрешили с ним попрощаться. — Соня говорила, глотая слёзы. — Он такой ранимый. Я об одном просила. Хотела его увидеть.

— Я понимаю. Твой дракон замечательный.

Соня, видимо, обратилась к Ильзе Раструб. Глава Меры чуть раньше упекла Горыныча в Калитку – тюрьму для драконов.

— Прости ещё раз. Я попробую помочь.

Скорость, с которой я покинул Соню, была сродни резкой боли в груди. Подступал новый приступ. Я словно падал в бездну, срыв настигал меня. Гвардейцы, которые охраняли апартаменты, ничего не решали, мне нужен был их начальник. Тяжело дыша, я двинулся в направлении его кабинета.

— Помоги девушке попасть в Калитку к дракону.

Моя золотая массивная печатка легла на стол перед капитаном. Кое-что у меня всё-таки оставалось, я был прав, когда не отдал всё сразу.

Усатый увалень, напоминающий толстую гусеницу, не торопился с ответом. Золотая толстая цепь, подарок Иоланы, очутилась рядом с печаткой. Мы обменялись взглядами, и я вытащил из кармана именной навигатор в серебряном корпусе. Капитан, посмотрев на последний «аргумент», решил удовлетворить мою просьбу, сыто кивнул головой.

— Я помогу девчонке встретиться с драконом. Но больше не обращайся, я и так, нарушил все правила, — начальник спрятал мои вещи в выдвижной ящик стола, — тебя проводят.

Капитан обманул меня. На следующий день в то время, когда я ломал голову над тем как спасти Соню и Эрвина, их уже отправили на Великую Вершину.

После убийственной новости о том, что Соня и Эрвин уже на пути к Вершине, я вернулся в апартаменты во дворце, словно в тумане.

Иолана бросала свои вещи в огромный кофр, который должны были отправить почтовым экспрессом.

— Добромир, надо собираться, а ты где-то шляешься!

— Мне показалось или я ослышался?

— Я сказала именно то, что хотела сказать. Мне надоело искать тебя, бегать по всему дворцу, делать вид, что мы нечаянно разминулись. Это оскорбительно!

Я присел около стола, налил в стакан из графина воды, залпом выпил.

— Предлагаю закончить отношения, — сказал я.

— Что?

Иолана подскочила ко мне, сверкая глазами.

— Ты рехнулся?

Я видел девушку как сквозь колыхающее марево.

— Для тебя это уже не имеет значения.

Хотелось добраться до кровати и полежать в тишине. Но, видимо, в тот момент на солнце случилась незапланированная вспышка и исключила для меня такую возможность. Первая красавица Светозара набросилась на меня как фурия. Она бранилась, бросала в меня вещами, сорвала шторы вместе с гардинами, опрокинула два стула, графин с водой я предусмотрительно взял в руки, а то ненароком она бы швырнула в мою голову. Концерт достойный, чтобы его запомнить надолго.

— Сволочь! Изменщик! Я, рискуя здоровьем, вырвала третье место в эстафете. А вместо благодарности ты бросаешь меня?

— Ты не вещь, чтобы бросать.

В мой адрес полетели новые ругательства.

— Хам! Негодяй! Мерзавец!

Где были мои глаза? Или моя невеста раньше умело притворялась или я ничего не замечал в пузыре самолюбования и тщеславия, не видел за красивой обёрткой истинную сущность красавицы.

— Я не позволю тебе так со мной обращаться!

— Не позволяй.

Хоть перед глазами всё колыхалось, но сознание было четким. Я не останусь с Иоланой, не буду пить из лужи, представляя родниковую воду. Пусть Иолана хоть огнём изойдёт, как взбесившаяся драконица, мне всё равно.

— Ты прогоняешь меня, Добромир?

— Нет. Ты уходишь сама.

Настоящее время

Тяжело вспоминать Иолану, я всегда чувствовал себя виноватым в её смерти. Увы, с этим ничего не поделать. С трудом, но я всё же заснул, отключился. Снился Йохан Барановский, строго выговаривавший за Иолану, мать, грустно качавшая головой, Асанна, уходящая куда-то вдаль. Потом всё переменилось, и я оказался рядом с черной пожирательницей сердец.