— Что поделать, лорд Рэдфорд, — в ответ печально вздохнул Ян, — если мои леди здесь, то с моей стороны было бы неприлично оставлять их в компании неженатого джентльмена.

— Осмелюсь заметить, что иметь сразу двух “леди”, а уж тем более говорить об этом без всякого стеснения — еще более бесстыдно, — легко парировал лорд.

Слуга тем временем поставил перед Яном первое блюдо и налил вина, в то время как другой слуга наполнил бокал господина.

Ян принюхался к вину, демонстративно вылил его на пол, а потом, повинуясь легкому жесту, бутылка с противоположного конца стола грациозно перелетела в его руку. Ян с удовольствием отхлебнул прямо из горлышка, умудрившись не пролить ни капли на свой белоснежный пиджак:

— Прекрасный выбор, лорд Рэдфорд.

— Рядом с вами была точно такая же бутылка, — заметил Томас. — Зачем вам понадобилась моя? Вы мне не доверяете?

— Как я могу вам доверять, если вы не доверяете мне? — резонно возразил Ян. — На входе у меня отобрали все оружие. Если продолжать разговор о непристойностях, то мужланы из вашей охраны совсем не в моем вкусе, и я едва удержался, чтобы не поотрубать им их потные ручонки, которые шарили по моему телу без всякого стеснения.

— Это если не учитывать того, что приходить с оружием в гости — уже само по себе низость.

Ян демонстративно зевнул:

— Говорить с вами о хороших манерах как всегда истинное удовольствие. Жаль, я сегодня немного устал. Все дела, дела. Поэтому, если позволите, сейчас Мои женщины, сядут в Мою карету и мы поедем ко Мне домой. Тогда я так и быть посчитаю инцидент исчерпанным.

Томас, расхохотался в голос, и уже не пытаясь соблюдать этикет, пренебрежительно спросил:

— А если нет — что ты сделаешь?

Ян ответил, не меняя сладкого вежливого тона:

— Я убью тебя, твоих слуг и твоих служанок, и их кровь ляжет на мой чудесный белый пиджак как боевые ордена.

Первого часового Ян снял броском ножа. Еще секунду назад в его руках ничего не было — и вот уже возникла в ладони опасная игрушка, будто была здесь всегда. Второй охранник позволил себе лишь мельком взглянуть на луну — последняя ошибка в его жизни. Еще один небрежный жест — и отраженная луна навсегда остается в остекленевших глазах.

Эмили никогда не думала, что сможет так радоваться чьей-то смерти. Когда на бок завалился третий из громил, так и не успев взвести курок выхваченного пистолета, она в своих мыслях уже уносилась прочь из этого дома. Туда, где пахнет опиумом и сандалом, на окнах нет решеток, а к ужину подают всего одну вилку. Но тут Томас, видя, что преимущество не на его стороне, с словами:

— Я согласен на ваши условия, — до хруста сжал ладони девушек — и растворился в воздухе, как и не было его.

Последнее, что увидела Эмили, исчезая, как в опустевшее кресло, туда, где только что была его голова, втыкается нож. Седьмой. Последний.

Яну никогда не нравилась гранбретанская боевая магия с ее огненными шарами и яркими вспышками. Разве могут эти ярмарочные фокусы сравниться с экстазом, когда разогнав свои рефлексы до нечеловеческой скорости, настигаешь ожидавшего от тебя таких же трусливых снарядиков с безопасного расстояния противника, как грациозная пантера настигает дичь, когда вонзаешь холодную сталь в живую плоть?

Ни один магистр Гранбретании не признавал Яна магом. Даже те, кому не застило взор презрение к выходцу из сырьевой колонии как таковому, находили его стиль дилетантским, пережитком давно ушедшей эпохи, когда Поднебесная еще не превратилась в “фабрику опиума”. Иначе что могло заставить сторожей Рэдфорда просто беспечно бросить конфискованное оружие в прихожей, а не положить в блокирующий чары ящик?

Но все-таки он где-то просчитался. Все знают, что в командира всегда нужно стрелять первым. Неужели он и впрямь на миг допустил мысль оставить мерзавца в живых?

Ян выкурил вторую трубку за вечер, и наверное — пятую или шестую за весь день. Он прекрасно знал, что бессовестно отравляет свой организм, а потому не жалел эссенции, чтобы избавиться от побочных эффектов. Но так ему нравится. И так он может иногда — самую малость — думать как глава клана, а не как вольный одиночка. Не в этом ли корень его сегодняшней ошибки?

В любом случае, он уже зашел слишком далеко. И Рэдфорд должен умереть. Даже не так — исчезнуть, как будто его и не было.

Было только одно место, где обнаглевший лорд мог спрятаться — его Академия. Ян прекрасно понимал, что не проберется туда в одиночку. Вот только ... он не один.

Первым делом он пошел к Брумхильде. Культуристка вновь покрыла его отборным матом, но Ян, не дослушав рявкнул:

— А ну заткнись и слушай меня!

Она и впрямь замолчала. Такая огромная, а все равно боится. Помнит, кто уже один раз сумел ее, такую сильную и вооруженную до зубов, победить в почти честном бою и заточить в подвал.

— Скажи мне, Брумхильда Ринддоттир, хамка ты лицемерная, ты слышала крики сегодня в коридорах? Ну конечно слышала, по словам выживших, они бы и мертвого подняли из могилы. Трое моих ребят отдали жизни, защищая остроухую и рыжую! А что сделала ты? Сидела здесь, размышляла о том, как половчее выпустить пулю в мою голову, вместо того, чтобы выйти и проверить? Грош цена тебе, как эмиссару, и грош цена такому сестринству!

Воительница отшатнулась, будто ее ударили. Медленно осела на кровать и с горечью произнесла:

— Мне противно признавать правоту угнетателя, но так и есть. Чего я стою, если не могу защитить тех, кого назвала сестрами…

— Ты сопли распускать собралась? — на Яна ее раскаяние впечатления не произвело. — Ты лучше скажи мне, если я отдам тебе твое ружье и твою броню, ты пойдешь со мной выручать их?

— Пойду! — немедленно вытянулась по стойке смирно Брумхильда.

Ян молча бросил ей под ноги мешок с блестящими пластинами и до поры висевший на стене автомат.

Облачившись, она стала еще в полтора раза больше и массивнее — как стальной колосс. На ее фоне Ян казался хрупким и маленьким — вот только он не без самодовольства заметил, что из них двоих именно она сейчас чувствует себя куда более уязвимой.

Не тратя более времени на разговоры, Ян спустился в самый темный и холодный из всех подвалов.Туда никто не ходил — на дубовой двери всегда лежал железный засов, а слуги шепотом пересказывали друг другу, как в страшном подвале воют духи.

Внутри подвал казался пустым — лишь стены странные, из разношерстных камней, разного цвета и возраста.

Ян протянул руки и его браслеты засветились огнем эссенции, и одновременно подернулись черной, как сама ненависть, дымкой:

— Восстаньте, возлюбленные мои.

Ломая неаккуратную кладку, в подвал шагнули несколько преображенных трупов. От кого-то остались лишь скелеты, на ком-то ошметками висела гниющая плоть. Если судить по истлевшей, но некогда дорогой одежде, большинство зомби были женщинами.

Ян подошел к стоящей первой, и нежно погладил рукой в черной перчатке по костям черепа:

— Ну вот, моя милая пташка. Мы опять идем на войну вместе.

Когда он вышел со своей маленькой армией в переулок, где, собирая взгляды прохожих, от нетерпения переминалась с ноги на ногу Ринддоттир, воительница зябко поежилась, но все же спросила:

— Что это?

— Они поклялись мне в вечной любви, — с усмешкой ответил Ян. — И, как видишь, держат свое обещание.

Они оказались в уютной комнате, вся обстановка которой заставляла вспомнить о глубокой старине. Дубовая кровать под красным балдахином, монументальная мебель с причудливыми, но грубоватыми узорами. Стены из обработанного серого камня. Сквозь открытое окно можно было увидеть слабо колышущиеся воды озера. Здесь не было решеток — лишь отвесная скала над волнами — выходило, что комната располагается в высокой башне.

— Ну вот, — Томас отпустил девушек и манерно отряхнул руки. — Здесь он вас не достанет. Он же не настолько сошел с ума, чтобы штурмовать крепость Академии?