***

Весь мир её погрузился в траур. Лу не различала лиц, не помнила имён, не откликалась на собственное. Она не помнила, как бежала, пока не стали подводить ноги. Не могла вспомнить, как за ней приехал Командующий. Не помнила, как Карл и Ленни подхватили её под руки, таща в сторону плохонькой машины. Не помнила, как рухнула на грудь Джине и разрыдалась, прижимаясь к ней, пока мама бережно бинтовала поврежденные конечности. Не помнила, как день сменился ночью, отчего руины отеля, что служили им пристанищем, погрузились в убаюкивающий мрак.

Все нутро содрогалась в немой ярости, отчего дрожало и тело. Горечь, что разъедала её душу кислотой, вылилась горькими слезами, оставляя внутри лишь праведный гнев. Кулаки её были сжаты. Внутренний голос дребезжал, злость поработила каждую клеточку её тела, подчиняя разум.

Джина оправила золотистую прядь и тонкими холодными пальцами обхватила подбородок девушки, призывая поднять взгляд и заглянуть в её лицо. Женщина не плакала. Она лишь тихо напевала колыбельную, что когда-то давно звучала над их детскими постельками.

Карл уныло чистил оружие, сидя на холодном полу, а Ленни все метался из угла в угол, подходя то к Джине с Лу, то к окну, то к боссу.

Роберт молчал. Вот уже несколько часов он не проронил ни слова, лишь изредка глубоко вздыхал и, сжимая кулаки, напряженно вёл челюстью.

— Хватит убиваться, — вдруг приказал он кому-то, словно самому себе, и хлопнул в ладоши, призывая к действию.

Поднявшись на ноги, Командующий широким шагом прошел к разбитому окну, чтобы вглядеться в полумрак, что жадно пожирал улицу.

— Такова наша работа. Каждый из нас отправляется на миссию с шансом погибнуть. Просто Джею… В этот раз не повезло. Этих жертв требует революция, и мы не можем ей отказать. Он умер, но мы…

Его вдруг перебивает тонкий девичий голос, что звучал несвойственно для Лу грубо, даже слишком претенциозно и нагло. Её привычно детская обида сменилась теперь истинной злобой.

— Ради чего? — выдавила она и, опираясь о плечи Джины, стала медленно подниматься. — Ради чего он умер? Ради чего мы сражаемся? — шипела она сквозь стиснутые зубы. Вы говорите, что мы боремся за свободу, но мы рабы. Родились рабами и умрем рабами, если ни черта не поменяем. Если будем жить от заказа к заказу, если будем работать по чужой наводке! Если мы ничего не изменим, если мы ничего не достигнем — Джей умер напрасно!

— Тише, Лу… — тщетно попыталась вступить Джина и пригладить растрепавшиеся золотистые локоны, но та лишь отмахнулась от названной матери, сверля спину командующего проницательным взглядом.

— И что ты прикажешь делать? — горько усмехнулся Роберт, устало разводя руками.

Несмотря на огненную речь девушки, он так и не повернулся к ней лицом, даже когда Белоголовая переходила на крик.

— Революция требует подчинения. Революция требует терпения. Революция требует… — рассуждал спокойно мужчина и тихо взрыкнул, когда его снова перебили.

— Черта с два ей позволено что-либо требовать! Мы заложники этих глупых правил, придуманных неведомыми судьями, что заточили нас в рамки ожидания. Заперли нас в клетках, как зверей, и подкидывают свежего мяса, чтобы мы не забывали вкус крови. Да нас притравливают, как собак!

— Хорошо, — согласился Роберт для видимости, стискивая челюсти. — И какой у тебя план? Отвергая — предлагай, давай же, — он снова развел руками и ждал, будучи уверенным, что Лу сдуется.

Но в голубых глазах девушки разгорелся такой пожар, который не в силах были затушить и годы пролитых слез. Она сделала несколько решительных шагов навстречу к боссу, отходя от названной матери. Джина тяжело вздохнула, смиряясь с истерикой дочери. И, доверяя её эмоции в руки мудрого лидера, приняла из рук Карла чашку горячего чая.

— Мы должны проникнуть внутрь системы. Должны разрушить её изнутри. Должны уничтожать не точечные объекты, а целые системы, рушить их планы, играть на несколько шагов вперед! Тогда и только тогда его смерть будет хоть чего-то стоить. И я даже знаю, с кого следует начать, — хитро усмехнулась она, кажется преисполнившись в своем коварном плане. — Ллойд Аддерли.

Джина громко охнула и выронила чашку, опаляя ноги кипятком. Посуда рухнула на пол, разлетаясь на крупные осколки, которые тут же принялся подбирать Ленни, нервно приговаривая себе под нос что-то о том, что чашки бьются к большому счастью.

— Что такое, Джина? — Роберт в момент забыл о разъяренной подопечной и их воспитательной беседе, подлетая к женщине и подхватывая её корпус, словно опасаясь, что та рухнет на пол.

— Л-лойд Аддерли… — вторила она эхом. — Тот мальчик… Кровавый четверг… — перечисляла она бессвязную для всех информацию. Лишь Роберт внимал её устам, вслушиваясь в каждый хриплый слог, что вырывался из пересохших губ.

— О чем ты, мам?.. — удивленно уточнила Лу, склоняя голову. Джина и раньше бормотала что-то бессвязное, но смысла от неё добиться так и не удалось.

Джина тяжело вздохнула и, с помощью Роберта, медленно осела на продавленное кресло.

— Я никогда не рассказывала вам, чем занималась раньше… Никогда не говорила, как пришла к оппозиции и осознала, что потакать Империи — значит потакать собственной гибели… Это случилось далекие восемнадцать лет назад.

Она рассказала им обо всём. О ливне, что забивал стоки грязной водой, о беспокойной ночи в этом самом отеле, о трупике маленькой девочки… Её голос так дрожал, что могло показаться, будто она лукавит.

— Я навсегда запомнила ту малышку… Такая невинная, такая простая, такая несчастная… У нее были золотистые кудри. Одета она была в желтенькое аккуратное платьице, что все побагровело от пережитых ею пыток. Её звали… — она устремила взгляд на дочь, тут же скользнув глазами влево. — Лючия. Но её ласково звали Лу. И когда я нашла тебя, милая… Брошенную, оставленную, златоволосую, не помнящую своего имени… Я решила снова вспомнить о той крошке и дать тебе её благородное, благозвучное имя.

Лу показалось, будто женщина явно что-то недоговаривает, уж слишком виновато она отворачивалась:

— Значит… — всё равно задумчиво прошептала блондинка. — Она была совсем мала?..

— Совсем крошка… Не старше лет четырех, — подтвердила Джина, так же виновато глядя на Лу.

Девушка резко поднялась со своего места и подошла к командующему, что озабоченно рассматривал раздосадованное лицо женщины.

— Вы просили план, босс, — с вызовом бросает она прямо ему в лицо. — У меня он есть.

***

Суббота, 28 июня 2025 года

Чикаго, Иллюнийс

Поместье графа Аддерли

Если бы кто-то спросил Ллойда, трудно ли быть столь востребованным мужчиной, то он без раздумий ответил бы, что это самая тяжелая доля из всех ему известных. Обязательно бы свёл брови, отражая все переживаемые им муки, поведал бы о печальной участи всеми любимого, но столь одинокого человека, рассказал, сколь печальна его судьба… И, разумеется, безбожно бы соврал.

Аддерли обожал свою жизнь. Обожал её непредсказуемость и подвижность, некую суетливость и мимолетность каждого дня. Она была наглядным примером того, как даже самое рутинное ремесло может приносить не угасающее удовольствие: к каждой его «жертве» следовало найти индивидуальный подход, вычисляя самые открытые и беззащитные места, впиваясь в них лестью. Любил он сладость победы и, конечно, двойственность образа своего в обществе.

К Ллойду не оставалось равнодушных. Одни стелились перед ним, мечтая хотя бы на мгновение дотронуться до его превосходительства, а иные лишь кидали гневные взгляды, уставленные в спину. Первые были надоедливы в своем избытке, вторые были скучны в своём робком однообразии. Куда интереснее был третий типаж его окружения. Эти персонажи были куда любопытнее прочих, к тому же встречались сравнительно редко в общей массе.

С их слов, они не испытывали к графу романтических чувств, при этом вознося в кумиры и идолы. Честно заметить, их обожание куда больше докучало мужчине, чем внимание первых. Из них редко можно было получить хоть какую-то выгоду, кроме минутной забавы.