Подошёл к двери и провернул ключ в замке, чтобы им никто не помешал, после чего вернулся и упёр руки в подлокотники кресла по обе стороны от её напряжённого тела.

— Ты всегда такой была: гордой, упрямой, безрассудно смелой. Это роднит вас с небезызвестным графом.

При упоминании о Марке, Николь вспыхнула, нашла лазейку в лабиринте чужой воли и сжала руки в кулаки. В ту же минуту ей пришлось застонать от острой головной боли, раскалённой иглой впившейся в виски.

Орэ наблюдал за чужими потугами со смесью насмешки и пренебрежения.

— Не утруждайся, Николь, моё внушение не сломить, — произнёс, пожирая глазами её побледневшее лицо. — Ты потеряла память, чем упорнее ты сопротивляешься, тем выше риск лишиться рассудка. Мне ни к чему обезумевшая невеста, но и твоему ухажёру, полагаю, тоже. Если он, конечно, выживет.

— Будь ты проклят! — взвыла тёмная сущность маркизы.

Воспоминания о плачевном состоянии Кросса выбили из неё остатки благоразумия. Благо, что человеческие чувства притупились в глубине её существа под властью зверя и чужим влиянием. В противном случае она бы позорно разревелась.

— Меня забавляет, что, вопреки всему, ты осталась той же высокомерной выскочкой, что в юности, — оскалился герцог и замер за миг до того, как коснулся бы дрогнувших губ поцелуем, наслаждаясь ужасом в глазах девушки.

— Ты не помнишь, но мальчишкой я был безумно в тебя влюблён, — хмыкнул он. — Ты же никого из поклонников не приближала к себе, любого расценивала как игрушку. Невыносимая избалованная маркиза… Уже тогда я знал, что это ты станешь игрушкой в моих руках.

— Чего ты хочешь? — прошипела Николь, теряя терпение.

— Вот, как мы поступим, дорогая, — произнёс высокородный, заключив её лицо в ладони и гипнотизируя холодом серых глаз. — Отныне ты станешь идеальной послушной невестой. Тебя будет волновать исключительно моё благополучие, честь и репутация.

— Ненавижу… — выдохнула вампиресса, чувствуя, как теряет себя под натиском чужой воли.

Она сопротивлялась, цеплялась за мысли о Марке и Шарлотте, но герцог разбивал блоки, словно тонкий утренний лед. Мощь, плескавшаяся в Орэ, ломала её, разрушала до основания и собирала в нечто совершенно чуждое.

— Когда граф Кросс объявится на моем пороге — а, если выродок не подохнет, это вопрос времени — ты выйдешь к нему и побеседуешь с глазу на глаз, — продолжал де Эвиль, сжав жёсткими пальцами её подбородок, вынуждая смотреть на него:

— Мне плевать, что ты скажешь, но заставь его поверить, что перед ним та Николь, которую он знает и любит, а затем разорви всякую связь между вами. Уничтожь его чувства, чтобы он никогда больше не захотел видеть тебя. Ты умная вампиресса, моя милая, что-нибудь придумаешь.

«Нет!» — хотелось закричать Николь, но губы не слушались.

Она проваливалась в густую вязкую тьму чужого приказа, барахталась в ней и захлёбывалась, не способная вырваться на поверхность. Мрак внушения засасывал её, как гиблая трясина. Лёд реальности треснул под ногами, лопнул осколками, и бессмертная оказалась под полупрозрачной толщей, искажавшей привычный мир.

И всё же она боролась, отчаянно, до последнего, боясь представить, какую боль может причинить и без того пострадавшему за неё возлюбленному.

Агония пронзала разум, грозя сломить его, и каждый раз мог стать последним, но лучше так, чем выполнить бесчеловечное повеление Орэ. Последняя острая вспышка страдания обожгла измученное сознание, и бездна схлопнулась, отсекая её от знакомой реальности.

В моей жизни случалось всякое: лютые похмелья, драки, тяжёлые заболевания, мото-авария, смерть, в конце концов, но ни разу я ещё не пребывал в такой агонии, как после ненавистного поединка.

Не представляю, на сколько выпал из реальности, единственное, что помнил, как тело кидало из нестерпимого жара в пронзительный холод и обратно. Нечто подобное я испытал при обращении в вампира, только разделённое на десять.

По ощущениям тело распадалось на частицы и собиралось заново. Цикл повторялся снова и снова, и я очень страдал. Даже дыхание обжигало тело болью. А уж вдохнуть полной грудью казалось невыполнимой задачей.

Я не помнил, как оказался в поместье Сен Клэр и сколько ночей прошло с роковой дуэли, но очнулся в «своей» спальне, устремив взгляд в тяжёлый тёмно-бордовый балдахин над кроватью.

Картинка перед глазами расплывалась, горло пересохло до уровня потрескавшейся на солнце земли, волосы спутались и липли к шее. Потянувшись к лицу, я глухо застонал, поскольку неосторожное движение заставило грудь и живот вспыхнуть от боли.

— Марк, ты слышишь меня?

Узнал взволнованный голос леди Шарлотты, когда вампиресса склонилась надо мной, и в поле зрения попали её роскошные огненно-рыжие локоны. В похожем огне я в тот миг сгорал.

— Пить… — выдохнул одними губами.

Рассеянно отметил, что графиня в простом тёмном платье и с влажным полотенцем в руках, рядом суетилась обеспокоенная Нора, меняя пропитавшиеся кровью повязки, в которые я был затянут выше пояса, как мумия.

— Нет, — отвернулся, когда бессмертная попыталась влить мне в губы кровь из бокала, стоявшего на прикроватном столике. Если она и удивилась, то виду не подала, качнула головой, велев служанке приблизиться.

Нора протянула мне запястье и отвернулась. Увы, я не мог зачаровать её и внушить иллюзию отсутствия боли, я в сознании-то держался с трудом, но всё же попытался причинить девушке как можно меньше страданий.

Наслаждение от первого глотка крови не сравнить ни с утолением затянувшейся жажды, ни со смакованием дорогого элитного алкоголя, ни с первым поцелуем желанной женщины.

Это как первый вздох после смертельного удушья — упоительно сладкий, бесценный, возвращающий к жизни.

Так и меня сила и молодость здоровой женщины возвращали к жизни, проясняли мысли, позволяли быстрее разрушать клетки, отравленные серебром, и заменять их новыми. Раны от драгоценного металла по сравнению с ожогами Сортры почти не затягивались и продолжали изводить меня и после контакта с ним.

— Спасибо, Нора, — извлёк клыки из побелевшего запястья, почувствовав, как служанка качнулась от головокружения. Графиня молча протянула ей одно из чистых полотенец, чтобы зажать поврежденное место.

— Выздоравливайте, милорд, — покраснела девушка, но тут же стушевалась под строгим взором хозяйки.

— Ступай к лекарям, пусть обработают и забинтуют рану, — велела леди Шарлотта. — Потом выспишься, на сегодня я освобождаю тебя от дел. Позови ко мне Равию и можешь идти.

— Благодарю, миледи, — присела в книксене Нора и исчезла за дверью.

Наклонившись, вампиресса откинула мои спутанные волосы на подушки и осторожно обтёрла холодной влажной тканью лицо, шею и плечи, даря короткое облегчение. Вот уж не думал, что избалованная аристократка на такое способна.

— И тебе спасибо, Шарлотта.

Попытался улыбнуться, но вышло, подозреваю, не очень. В мысли некстати закрался вопрос, почему обо мне заботилась милостивая владелица особняка, а не любимая женщина, ради которой я чуть не умер во второй, если не в третий раз.

— Где Николь?

— Запрещённая законом дуэль с высокородным в разы сильнее тебя — это верх безрассудства, Марк! — воскликнула вампиресса, поскольку мы остались одни.

Дрожащий от напряжения голосок взвился в воздух и ввинтился в виски, заставив меня поморщиться от боли. Осознав ошибку, девушка понизила тон:

— И ведь ни слова никому не сказал. Если бы не наблюдательность Элиота… — графиня осеклась. — Конечно. Элиот!

— Мальчишка ни о чём не знал, — облизнув пересохшие губы, солгал я.

Не хватало ещё, чтобы гнев леди Сен Клэр обрушился на паренька. Он мне, между прочим, жизнь спас, хоть и припозднился.

— Не ври мне! — шикнула красавица, и глубокие изумрудные глаза потемнели от гнева. Я состроил самое невинное и очаровательное лицо в условиях, когда каждый вдох причинял мне боль.