Красивая молодая женщина была одета в белые меха, а иней ещё не успел растаять на её светлых ресницах, и становилось ясно, что странница прибыла издалека. Из-под тёплой одежды кое-где проглядывала тонкая серебристая кольчуга, сверкая на солнце, словно забытая рыбацкая сеть. Очевидно, воительница прискакала к стенам Асгарда с недобрыми намерениями, однако она сумела преодолеть Биврёст, и жаркий алый огонь, защищавший обитель богов от чужестранцев, не тронул её. Это означало только одно: Хеймдалль пропустил великаншу. Почему? Этот вопрос вызывал у меня не меньшее недоумение, чем внешний вид и само присутствие необычной гостьи.
Я взглянула на стража моста. Глаза высокого аса смотрели на незнакомку спокойно, однако ладонь его лежала на рукояти меча, готовая в любое мгновение ловким умелым движением выхватить его из ножен, чтобы принести недругу бесславную гибель. Едва уловимый звук занесённого над головой копья, разрезавшего воздух, привлёк моё внимание к Тюру. Бог войны был силён и коренаст, диковинные тёмные, словно вороное крыло, волосы хлестали мужчину по глазам, таким же тёмным, но живым и внимательным. Испещрённое шрамами лицо непримиримого аса оставалось почти безмятежно, сосредоточенно. Острие копья смотрело прямо в грудь нежеланной гостьи, и я не сомневалась ни минуты: если Тюр позволит ему сорваться с крепкой ладони, незнакомка падёт замертво со своего коня. Бог войны не промахивался вне зависимости от выбранного оружия — любым он владел безукоризненно даже одной-единственной оставшейся рукой.
На несколько долгих мгновений у стен Асгарда повисла напряжённая мёртвая тишина, казалось, воздух сделался таким густым, что в пору было задохнуться. Всё вокруг замерло: асы, готовые к бою, несгибаемая великанша, полная безмолвной ярости, птицы, остановившие свой лёгкий полёт в далёких небесах. Локи не торопился спешиться с коня и, склонив голову вбок, с неким любопытством рассматривал воительницу оценивающим взглядом. Лицо его было невозмутимо, однако глаза смотрели холодно, серьёзно, с презрением, переходящим в брезгливое пренебрежение. Жизнь вернулась в Асгард, только когда за спинами асов раздались тихие мерные шаги. Обитатели города почтительно расступились перед своим владыкой. Приблизившись к богу войны, Один мягко опустил его руку с занесённым копьём в примиряющем жесте, после чего вышел вперёд и пару минут изучал пристальным взглядом красивую всадницу.
— Что привело тебя к стенам Асгарда, дочь турса? — наконец, грозно произнёс Всеотец, вскинув голову и внимательно вглядываясь в ожесточённое лицо воительницы. Тёмно-синий плащ развевался на ветру, в ладони отец асов сжимал копье, внушавшее трепет как богам, так и великанам, а надетые поверх обычных одежд сияющие кольчуга и шлем в виде головы орла ясно свидетельствовали о готовности Одина принять не только мирный исход неожиданной встречи. Глаза аса недобро сверкнули.
— Меня зовут Скади, владыка Асгарда, — хорошо поставленным голосом решительно отвечала Одину смелая девушка, — я дочь великана Тьяцци! Я пришла, чтобы отомстить за смерть отца! Пусть его убийца выйдет вперёд и сразится со мной, если только у него хватит храбрости! — в рядах асов пошли пересуды и тихий смех: как бы великанша ни была сильна или отважна, любой среди асов легко положил бы конец её жизни. Я перевела взволнованный взгляд на мужа. Ни один мускул не дрогнул на спокойном красивом лице, Локи только легко спрыгнул с коня на землю.
— Нам нет нужды воевать с тобой, Скади, дочь Тьяцци, ибо твой отец не был убит, а погиб по вине собственной неосторожности, — Всеотец говорил размеренно, убедительно, и, не удержавшись, я перевела на него взгляд удивлённых глаз. Ведь, по сути, это была неправда: мудрый ас заманил яростного Тьяцци в ловушку, а Локи свершил свою месть, расправившись с ослабевшим врагом. И хотя в гибели великана, несомненно, была и его собственная вина, руки асов не остались незапятнанными кровью. Но слушая внушающий доверие голос отца ратей, даже я сама начинала верить его словам, хотя лично присутствовала при страшном событии. — А раз так, то вместо выкупа за отца лучше возьми одного из асов себе в мужья, чтобы унять горечь потери.
Скади молчала, глядя холодными голубыми глазами в лицо Всеотца. Казалось, воительница, готовившаяся к упорной и жестокой кровопролитной битве, была введена в совершеннейшее замешательство словами верховного бога и что-то серьёзно обдумывала. Один не торопил её, затих и гул асов за его спиной. Наконец, сильная всадница спешилась, потрепала верного коня по холке, печально улыбнулась.
— Моя скорбь по отцу слишком сильна и глубока, чтобы я могла думать о замужестве, — вкрадчиво повела речь мудрая дочь турса. Я вслушивалась в её голос, и сердце сковывало льдом: я предчувствовала нечто страшное, как тогда, в саду Идунн, и снова не могла объяснить себе, что именно. Всеотец поступил хитроумно и великодушно, не позволив Локи вступить в бой и убить красивую девушку — мне меньше всего хотелось вновь видеть руки супруга по локоть в крови — но отчего-то мне не стало спокойно на сердце. Я видела в глазах незнакомки, слышала в глубине её голоса что-то недоброе, жуткое, жестокое, чего не замечал никто другой. И я боялась узнать, во что её затаённая ненависть и гнев могут претвориться. — Но, может быть, если вы сумеете рассмешить меня и заставить позабыть ужасное горе, я приму ваше предложение. Говорят, в стенах Асгарда живёт шут, которому нет равных, тот, кто развлекает богов. Я хочу увидеть его.
Губы Локи уязвлённо дрогнули, потемневшие карие глаза сверкнули гневом оскорблённого самолюбия, но это продлилось не дольше минуты. Когда Всеотец обернулся к богу огня, его лицо было спокойно, как и прежде, хотя я догадывалась, какие страсти бушевали внутри вспыльчивого мужчины в тот момент и каких усилий стоило ему это деланное спокойствие. Один лёгким наклоном головы призвал лукавого аса к себе, в центр толпы. На миг Локи задержал на величественной фигуре Всеотца высокомерный взгляд, а затем коротко кивнул в знак подчинения и исчез где-то за плечами остальных. Когда Скади вошла в Асгард и передала слугам асов своего коня, когда боги нерешительно поприветствовали её, толпа вдруг расступилась, пропуская перед собой… Локи верхом на козе Гейдрун.
На несколько мгновений я замерла, не в силах закрыть рот от удивления: до того разительной была перемена, произошедшая в моём супруге за несколько минут. Я успела позабыть, каким превосходным шутом умеет быть высокомерный гордый бог огня, если он вынужден добиваться своей цели. Сколько в нём было манерности, жеманства, сколько самоиронии, насмешки как над собой, так и над Асгардом, над богами, громко гоготавшими и не понимавшими сарказма. Локи преобразился в одно мгновение: движения его стали ловкими, лёгкими, жесты — преувеличенными, маски лица — доведёнными до абсурда. И пока Локи скакал и кувыркался, развлекая непрошенную гостью, я улыбалась, чтобы ничем не выдать себя, но чувствовала, будто судорога сковала лицо. Моя улыбка была фальшивой, ненастоящей, как и напускное шутовство Локи.
Наши с Всеотцом взгляды пересеклись, и прародитель смотрел на меня столь же серьёзно и понимающе, как и я на него. Прикрыв глаз, Один склонил голову, словно сожалея, что мне приходится стать свидетельницей этого жестокого и глупого фарса, пережить подобное унижение. Ведь во всём Асгарде только мы вдвоём, казалось, понимали, сколь неоценимую услугу оказывает обители богов надменный Локи. Насколько проще ему было бы убить Скади, нежели подобным образом развлекать развеселившуюся великаншу. Однако смерть рождала смерть. Скади пришла за Тьяцци — за Скади пришли бы другие.
Асгард был и без того втянут в непрекращающуюся войну с большей частью Йотунхейма. И если асы могли выбрать мир, поставив на кон чувство собственного достоинства одного из них, было ли это слишком высокой ценой за общий покой? Впрочем, я старалась не воспринимать происходящее как оскорбление или унижение. Напротив, безукоризненное самообладание и непревзойдённое двуличие Локи даже отчасти восхищали меня в тот миг. Превосходный шут, которому не было равных во всех девяти мирах, и правда умел нести лёгкость и заразительный смех всем разумным существам, так что вскоре Скади уже хохотала в голос вместе с асами, будто с братьями.
