— Только ты одна и знаешь, кто я такой на самом деле, — наклонившись ко мне, улыбнулся Локи и стёр тыльной стороной ладони дорожки слёз с горящего лица. Его глаза были совсем рядом, искренние, любящие, и я окончательно запуталась в своих мыслях и чувствах, страхах и сомнениях. Затаив дыхание, я молчала и только всё смотрела в его глаза, как околдованная, словно лишь они и были способны открыть мне истину, — поэтому только ты можешь довести меня до неуправляемого бешенства. Ты не хуже меня знаешь, что наложница была лишь порывом мести. Я не помню ни её лица, ни имени. Но ты... Ты доводишь меня до исступления каждую ночь, однако на утро… — Локи прервался и поморщился, словно ему было больно от подобного признания. — Все мои мысли снова о тебе. Ты ведь знала, что со мной не будет просто, когда дала своё согласие, что покой тебе придётся забыть, — каверзный ас замолчал, чтобы перевести дыхание, склонив голову, заглянул в мои глаза, словно пытался прочесть мысли, а затем продолжил:
— Я знаю, ты ходила к Хеймдаллю, но не выдала меня, хотя твои подозрения небеспочвенны. Я не хотел говорить тебе правду, чтобы защитить тебя, не впутывать в злоключения, частью которых я сам не хотел бы быть. Но ты слишком чуткая, чтобы что-то утаить от тебя. А мне не слишком хочется делиться своими мыслями с окружающими. Я не привык открываться кому бы то ни было, как сейчас, это причиняет мне почти ощутимую боль. Всю свою жизнь я был один…
— Но больше нет! — тронутая прямотой супруга, с чувством вмешалась я, приподнявшись на локте и легонько коснувшись своим лбом его. Я всё ещё пребывала в замешательстве, но не могла совладать с нежностью, идущей изнутри. Несмотря на страх и боль, я любила его и принимала всего: его лучшие проявления и самые тёмные и ужасные тайны и черты. Я полюбила его так безрассудно, что бессознательно принимала все безумства и удары судьбы, словно крошечная ладья в бурных водах северных морей. Я хотела сбежать из чертога, чтобы спрятаться от самой себя, той, с кем я не справлялась, и это было ужасно эгоистично. Мысли путались. Довериться ли мне желанным словам, или всё это не более чем умелая уловка красноречивого и обаятельного бога обмана?
— Я начал верить в это, Сигюн, правда, — со скрытой горечью в голосе отвечал мужчина, и мне вдруг стало страшно стыдно за события прошедшего дня и своё несдержанное поведение. Слёзы снова подступили к глазам. Мне казалось, я уже знала, что он скажет в следующий момент, — пока ты прилюдно не обвинила меня в похищении Идунн, даже не разобравшись в случившемся. Сколько бы проступков не было мной совершено, ты должна оставаться на моей стороне до конца как моя жена. Особенно если ты требуешь доверия. А как поступила ты?
— Я была не права, и мне очень жаль, — дрожащими губами едва выговорила я, бессознательно перебирая кончиками пальцев блестящий огненный хвост, чтобы занять руки. — Я не должна была вести себя подобным образом, даже если ты в этом замешан…
— Ты не веришь мне! — сокрушённо покачав головой, Локи отстранился, я едва успела поймать его сильную ладонь. Мне казалось в тот миг, что если он уйдёт, я его больше не увижу. И мне не хотелось спорить. Мне хотелось только быть рядом, загладить свою вину и доказать богу огня, что есть в девяти мирах хоть кто-то, кто никогда не предаст его, куда бы он ни шёл. Мысли в голове метались беспечными летними ветрами, я никак не могла сосредоточиться, а потому мне оставалось только прислушаться к сердцу. Сев в постели, я посмотрела на собеседника необычайно серьёзно.
— Верю, — решительно произнесла я, прижав его тёплую руку к своей щеке и умиротворённо прикрыв глаза. Внутри всё трепетало, но частицы разрушенной, как мне казалось ещё совсем недавно, жизни собирались воедино. Я продолжала страстно любить двуликого бога вопреки всему и особенно здравому смыслу. Глядя в его потерянные глаза, слушая полный горечи тон, такой искренний и чуть надрывный, я понимала, что могу всё ему простить, всю себя отдать, пойти за ним на край света, если придётся. — Я верю, что ты непричастен к исчезновению Идунн. Она обязательно найдётся.
— Это я похитил Идунн, — в свою очередь невозмутимо признался Локи, исподлобья наблюдая за моей реакцией. Я же была так поражена неожиданной честностью, что раскрыла губы от растерянности и несколько минут смотрела на мужа непонимающим взглядом, лишь изредка удивлённо хлопая ресницами. Наверное, я представляла собой забавное зрелище, потому что уголок губ пламенного бога, доселе серьёзного, дрогнул в улыбке. — Что скажешь теперь?
— Я защищу тебя, — начиная приходить в себя от потрясения, вполголоса пробормотала я в ответ. Голос и взгляд хитроумного аса, в момент признания показавшиеся мне полными вызова, вновь переменились. Казалось, мужчине стало любопытно. — Если твои слова правдивы, Один разгневается, однако я сумею смягчить его. Но, мой лукавый Локи, чем тебе не угодила добрая богиня юности?
— Глупая, — усмехнулся в ответ повелитель, однако мои слова определённо польстили его самолюбию, и настроение бога лукавства улучшалось. Он снисходительно поцеловал меня в лоб, погладил тыльной стороной пальцев по щеке, — ты себя-то не можешь защитить. Всеотец не явится сюда, призовёт совет верховных богов, тебя туда никто не впустит. Пойми, Сигюн, я был вынужден выманить Идунн из Асгарда. Последнее наше с Одином путешествие в мир людей закончилось для меня невесело.
Много лет назад, когда только возводились стены Асгарда, великан Гримтурсен помогал асам закончить работу. За его старания боги пообещали отдать ему в жены красавицу-Фрейю, если успеет возвести стену в срок. Работа была тяжела, однако йотун оказался неутомим и забрал бы свою «награду» из Асгарда, да только моя хитрость встала на его пути. С моей помощью асам удалось обойти своё обещание, не совершив клятвопреступления, что, конечно, привело Гримтурсена в бешенство. Тор убил чужака, защищая богов от его неистового гнева. Эта история совсем позабылась бы, если бы я на свою беду не повстречал в Йотунхейме брата того великана. Его зовут Тьяцци, и он жаждет мести. В отличие от большинства турсов, он неглуп и неплохо колдует. В первую же нашу встречу он заточил меня во льдах горных вершин страны великанов…
По мере того, как я слушала рассказ Локи, глаза мои всё сильнее округлялись от удивления. Я помнила, каким хмурым и замкнутым он тогда вернулся в Асгард, но никогда не осознавала в полной мере, что ему довелось пережить. Разум мой был одурманен чарами Хельги, а затем… Затем… Занят скорбью потери. И оказалось, что мне известна только часть правды, гораздо более страшной на самом деле. Ярая ненависть уходила корнями в кровное родство, и за кровь платили кровью. Пусть даже пролил её Тор, расплачиваться пришлось тому, чьё имя разнесли по разным краям злые и болтливые языки. Тому, кто украл у могучего великана победу. Гордец-ас никому, конечно, ничего не рассказал, не попросил помощи, предпочитая справляться в одиночку. Это было ясным, как взор Бальдра, но кое-что всё ещё оставалось непонятным для меня. Словно предугадав созревающий в моей голове вопрос, бог обмана продолжал:
— Я пережил долгий день в умертвляющем холоде льда — чуждой мне стихии. Йотунхейм не освещается светом луны или солнца, Сигюн, и я не знал поначалу, сколько времени провёл в мучительном плену. Тьяцци пришёл снова. Может, он не мог убить меня там, в Йотунхейме, а может, не захотел, только алчный турс решил извлечь выгоду из своего выигрышного положения. Две извечные страсти есть у великанов, и ни одной они не могут завладеть. Каждый из них желает взять в жены прекрасную Фрейю и заполучить золотые яблоки из сада Идунн, а вместе с ними вечную молодость. Если Гримтурсен жаждал первого, то Тьяцци потребовал от меня второго. Я отказал ему и остался во льдах на второй день.
Конечности отказывались повиноваться, а сквозь кожу прошли тысячи ледяных игл, остужая мою кипящую кровь. Каждый новый порыв северного ветра казался сродни удару молотом в грудь, но самым скверным был его бесконечный гул в голове, смешивавший мысли и медленно сводивший с ума. Когда противник явился ко мне снова, я едва помнил своё имя, замёрзшие губы почти не шевелились. Гибкость ума подводила меня, и нужно было выиграть время. Я втолковывал ему, что никак не смогу принести волшебных яблок Идунн, которые остаются таковыми только в руках своей хозяйки, но Тьяцци не желал ничего слушать. Сказал, раз их может дать ему только Идунн, вымани её из Асгарда. Мне нужно было лишь поклясться мировым древом, что я выполню своё обещание, и я мог вернуться в родные чертоги. Что мне оставалось делать, Сигюн?
