Спустя полчаса подъезжает крайне деятельный юрист, пока мужчины подписывают документы я хожу по квартире, до конца не осознавая, что скоро буду тут жить, но отмечаю, что владелец успел упаковать пару чемоданов и приготовил целую стопку пока разобранных картонных коробок. Оперативно, ничего не скажешь.

– А ты когда собираться планируешь? – спрашиваю у Туманова на улице.

– Пока не придумал, – бормочет и чешет бровь. – Лучше бы сегодня. Еще уборка и освежить стены, а это время. Посидишь у Зотова? Компанию составить не предлагаю.

– Я… можно я лучше поработаю? Сегодня пятница, наверняка кстати прийдусь. К тому же, Зотов сам собирался в бар, а ты велел туда ни ногой, – кротко опускаю взгляд и жду вердикта.

– Какая ж ты хитрющая, – тянет возмущенным шепотом. – И я пока не понял, чем тебе там намазали, что ты на работу так рвешься, но если узнаю что-то, что мне не понравится…

– Не узнаешь! – заверяю поспешно, а Туманов кривится:

– Успокоила.

Снова опускаю глаза и предлагаю себе хоть изредка задумываться над тем, что говорю.

– Ладно, – соглашается без охоты. – В качестве исключения. Но ты будешь мне должна.

– Что? – мямлю, все также разглядывая асфальт.

– Улыбнись, – говорит неожиданно.

– Что? – удивленно вскидываю голову и привычно таращусь на него.

– Улыбнись, – повторяет и подает пример, раздвигая губы в неискренней улыбке. – Вот так.

– Да что-то настроения нет, – бормочу, присматриваясь к нему.

– Мне погано от того, что ты украдкой плачешь.

– Я не…

– На мать в свое время насмотрелся, Саш. Ученый. – Снова опускаю глаза и вяло пожимаю плечами. – Иди сюда, – обнимает одной рукой за спину и притягивает к себе, второй поглаживая по голове. – Хочешь плакать, плачь в меня. Я виноват, мне и отдуваться.

– Хочешь, чтобы улыбалась? – проговариваю задумчиво.

– Хочу.

– Сбрей бороду.

Родион прыскает и тянет через сдавленный смех:

– Окей. Но ты понятия не имеешь, на что подписалась, девочка.

Выходить не в свою смену – плохая идея. Но узнаю я об этом не сразу. Поначалу вроде ничего, если не брать в расчет, что вторая девочка на баре поздоровалась со мной сквозь зубы. Можно понять, чаевые теперь делить и на меня. И принялась я, значит, отбивать свою долю, виртуозно жонглируя бутылками. Что сказать, люблю это дело: смотрится прикольно и самой нескучно. Но девушка отчего-то смирила меня презрительным взглядом, а когда нарочно толкнула, я поняла, что дружбы не выйдет.

С официантками тоже не задалось. Одна засмотрелась на меня, возвращаясь с подносом, споткнулась и растянулась на полу, побив кучу стаканов, а обвинила в своей неудаче почему-то меня. Остальные ее поддержали.

К двенадцати атмосфера в недружном женском коллективе накалилась настолько, что внезапное появление у бара Дани я сочла благом.

– Привет, солнце, – приветствует ласково и садится на высокий барный стул, пристраивая руки на стойке.

– Что будете пить? – пытаюсь держаться в рамках и не афишировать наше близкое знакомство.

– Ты знаешь, – отзывается, когда я подхожу.

– Все в порядке? – спрашиваю тихо, мешая на стойке рядом с ним «Три мудреца».

– Не знаю. Наверное, да, – слабо пожимает плечами. – С отцом разговаривал. Сказал, хочу развестись. Заебало. И что, если он возражает, свою волю может обозначить в завещании. А он знаешь, что сказал? – хмыкает и смотрит на меня со смесью радости и злости. Странное сочетание, наливать ему как-то враз перехотелось: совсем колпак уедет.

– Нет, откуда, – отвечаю и отвлекаюсь на свое маленькое представление.

– Сказал, закажет шлюх и шампанского. Праздник у него, у сына яйца появились.

Чуть не роняю бутылку и замираю, переводя взгляд на Борисова.

– То есть… – мямлю и облизываю губы.

– Похуй ему на мой брак, – подтверждает насмешливо. – На Марину, на ее гребаное приданое, на бизнес ее семьи и вообще на все. Тебе пламенный передавал. Уебок.

– Зачем тогда? – бормочу и ставлю бутылку, почему-то ставшую невыносимо тяжелой.

– А типа блядуешь, так хоть с пользой для дела, – хмыкает злобно. – И никаких откатов ему не надо за то, что в первый бар вложил, процентов, которыми грозил, партнерства. Не вперлось даже числиться инвестором. И контракты с его поставщиками не обрубит. Вообще ничего не сделает. Моя жизнь – это, оказывается, все же мое дело. А то, что он с пеной у рта мне годами вбивал – это так, воспитательный момент. Всю жизнь сломал, падла.

Доделываю коктейль и ставлю перед ним.

– Удобная позиция.

– А, ну да, – хмыкает и делает небольшой глоток. – Сам виноват, что верил. Что Зотова закроет, что бизнес мой в порошок сотрет. Знаешь, да. Надо было раньше проверить. Хер на всех положить и позырить, че будет.

– Что изменилось, Дань? Резко плевать на всех стало?

– На все. И ты думаешь, я совсем безмозглый? На меня все повесили, Зотов прямо сказал. Эти-то с детства считай знакомы, а я так, банкомат. Ну а раз ко мне такое отношение, то и пошли на хуй.

– Папа у тебя, конечно, тот еще затейник, – хмыкаю, натирая стойку, – но мне-то не заливай. Я тут бармен.

– И в чем же я соврал опять? – раздражается, бахая стакан так, что умудряется пролить напиток, хотя там меньше половины.

– Не соврал, но упустил пару моментов. Точнее, тактично опустил. В угоду своей новой красивой версии.

– Ну расскажи мне, – кривит губы и смотрит волком.

– Тебя все устраивало. Это раз. И два, все твои действия – лишь следствие ущемленного самолюбия. Подлые подковерные игры с целью потешить собственное эго.

– Дура ты, Сашка, – отвечает беззлобно. – Я не знал, как выкрутиться, чтобы никого не подставить. И боялся тебя потерять, если расскажу правду. Ты бы не стала ждать. Ревела бы, но дверью все равно хлопнула. Гордая моя Сашка. Волевая. Решительная, – ухмыляется и одним глотком выпивает все, что есть в бокале. – Еще, – двигает пустую тару ко мне.

Наливаю яблочный сок за стойкой, ставлю перед ним. Даня демонстративно делает глоток, прекрасно видя, что это далеко не смесь виски. Причмокивает и ставит бокал на стойку, покручивая двумя пальцами.

– И еще кое-что, солнце. Я достаточно давно знаю своих партнеров, чтобы составить о них мнение. Туманов сорок раз дует на воду, Зотов сначала сует палец. И знаешь, о чем мне это говорит?

– О чем? – мой голос предательски срывается.

– О том, что ты моя с потрохами, – бросает мне в лицо и резко толкает бокал по барной стойке. Тот проскальзывает до края, падает и со звоном разбивается. – Была, остаешься и будешь. А теперь налей мне нормальное пойло.

Мешаю, не поднимая головы, ставлю перед ним. Даня берет его и отходит, опустошая наполовину еще с первым шагом. А пока я судорожно пытаюсь сообразить, что он имел ввиду, подходит коллега.

– Эй, – говорит тихо. – Что случилось?

– Это бывший Кристины, – брякаю первое, что приходит в голову. – Она с кем-то еще спуталась, потом вообще пропала, а потом… – оседаю под стойку, чтобы посетители меня не видели и закрываю лицо ладонями.

– Я слышала. Мы в соседних подъездах живем. Жили, – отвечает вдруг и подает руку: – Вставай. По камерам если увидят, влетит обеим.

– Извини, – бормочу, поднимаясь. – И что не в свою смену вышла. Мне деньги нужны.

– Кому они не нужны, – хмыкает тихо. – От тебя-то он чего хотел?

– Он думает, я знаю, с кем она. А мы не общались годами! Но ведь не докажешь! Учились вместе, работаем обе по специальности… бред. Хоть в «Дублин» выходи.

– Одна вышла уже, овца, – с обидой бросает девушка. – Говорила ей, идиотке, не суйся.

– Да вроде нормально по деньгам получается… – бормочу тихо.

– За три часа как за месяц, – зло передразнивает девушка, видимо, Кристину. – Слышала. И что? Много за полгода накопила? Куда теперь эти деньги, в гроб с собой класть?

Понимаю, что мы говорим о разном, но делаю вид, что об одном и том же: