– И коли ты не слабак, так пойди да возьми их, покуда тебя не обскакали другие «не слабаки», – презрительно продолжил Радгар. – А ещё лучше всем заинтересованным слабакам сбиться в банду и вперёд.

– К сожалению, всё так, – скользнула по лицу Драгомии не менее презрительная тень. – Потому как размеры богатств любой заповедной земли растут с каждым новым пересказом старой заезженной сказки. Поначалу-то мы отправляли к свердским «не слабакам» кабанов да мрачников. С шайками те справлялись, но охоту к нам таскаться отбить не смогли. Человек же как рассуждает: зверь, как тот не страшен, всего лишь зверь. А значит, и на него найдётся ловушка. И раз предшественников на пути к богатству сожрали, так не в тварях Утробы дело. Те слабаки слишком много о себе понимали. Так что нам это надоело до оскомины, и пришлось самим взяться за дело.

– И пошла гулять по свету страшилка о злых духах Черногорской Утробы, – насмешливо констатировала Лэти. – Дед прав: невидимая смерть ужасней самой кровавой резни, учинённой на глазах. И что, сверды перестали к вам шастать?

– И да, и нет, – как-то грустно призналась Драгомия. – Грабители-то к нам дорогу забыли. Мы им такое представление устроили – вовек не позабудут. Может, именно тогда моя дочь и свихнулась окончательно. Если всю жизнь обретаться под крылом смерти, да иметь силу убить любого…

Плечи старой леди опали. Она уставилась туманным взором в это их непонятное «никуда», где щупы периодически пасутся. Собеседники не торопили её вернуться. В конце концов, манипулятору видней, как строить беседу. У него ж всё идёт в зачёт всеобъемлющего опыта, а не просто «скуку развеять». В частности, ему необходимо на деле убедиться, с какой лёгкостью придавленные жизнью щупы съезжают с катушек. И убедиться, не будучи сторонним наблюдателем, а сидя с ними в одной лодке.

– От грабителей мы избавились, – внезапно продолжила Драгомия абсолютно спокойным голосом. – Но приманили ходоков иного сорта, – она умолкла, как бы приглашая слушателей шевельнуть мозгой.

– Идейных мракобесов или суеверных простачков? – осведомился Дон.

– И тех и других, – уважительно глянул на него щуп, мудрость которого трудно даже представить. – Однако теперь с ними меньше проблем. Нынче эти горы штурмуют так редко, что наша нечисть уже и не пасётся в тех местах, где можно к нам пролезть. Там теперь для них мало добычи.

– И чего эти страстотерпцы от вас хотят? – поинтересовался Радгар.

– Того же, что и грабители, – удивилась старая леди. – Богатства. Это вообще дело занятное. Да и полезное. Что, не понял, разумник? – стрельнула она в манипулятора озорным взглядом. – Неужто никогда не слыхали о капищах около Утробы? Их смастерили просители и в Рунии, и в Сверде. Там, на востоке, – указала она рукой, – у самой последней нашей стены рунийцы устроили небольшую… то ли молельню, то ли просильню. Слыхали? Даже священники на неё не покушаются – страшатся рассориться со своей паствой. Так вот туда мои внучки прогуливаются попеременно раз в месяц. Иной раз их туда силой гнать приходится. Потому что надо: пускай натаскивают себя на понимание, терпимость да милосердие, – абсолютно серьёзно без тени иронии заявила Драгомия. – Крайне полезная наука для молодых щупов, что не желают идти по стопам родительниц прямиком в безумие.

– Я, конечно, слыхал о капищах у Черногорской Утробы, – что-то припоминал Радгар, хмуря в напряжении брови. – И даже байки о том, как Утроба награждала посителей. Но кто же в здравом уме поверит во всю эту чушь?

– И выслушивала, и награждала, – подтвердила старуха. – Мои девки не ленились: проникали в эту их молельню и терпеливо изучали каждую жалобу или просьбу. Если, скажем, речь шла о костлявой заморённой вдове с кучей малых детишек, что пухли с голода, то подкидывали ей золотишка. Мы подсобрали себе кое-какой капиталец: так, на чёрный день. А пользоваться им слишком часто не приходится – негде. Вот и делимся. Отдаём тому, кто и вправду с горя сохнет. Как, скажите на милость, отказать матери, что рвётся в Сверд выкупить из рабства единственного сына? Это наплевать на чужую беду моим девкам не трудно. А вот заставить себя помочь – это труд великий. Я с них, понятное дело, в этом деле не слезу, пока дышу. Но…, – она оборвала себя на полуслове.

– Ваша раздача даров не привлекает на капище грабителей? – скептически приподнял брови Гнер. – Обнадёженные бедолаги с золотом далеко отходят от капища?

– С некоторых пор охотники за дарами Утробы там больше не пасутся, – поведала старуха таким тоном, что от скепсиса арма не осталось и памяти. – Как и особо изысканные умники. Были такие, что приходили на капище с неподражаемыми историями о бедственном своём положении. Все эти господа умирали на глазах остального народа столь страшно, что Утроба сумела внушить мысль о своем всеведении. И о проклятье, что лежит на её золоте. Дескать, оно срабатывает, если золото покидает руки того, кому подарено. Уж над этим-то девчонки поработали крайне добросовестно.

Ага, поработали! Именно так она это и видит. Хотя – окоротил себя Дон – кто он такой, чтобы судить эту женщину? Он с его великим исходом из Хашаша в края обетованные просто смешон: и половины бед Драгомии на кардан не намотал. Да что там половины? Они вообще легче лёгкого прошли по Империи и дальше к туннелю. Даже степняки им ничего не испортили. Всех тягот: скверная еда, ночёвки на земле да отсутствие ванны.

Будем с ними по-хорошему? Или хорошо будет только нам? Прикольная, но нешуточная мысль мелькнула одновременно и в голове Дона, и во взгляде Лэти. Гнер тоже мыслил где-то около. Они же это не всерьёз – не поверил Дон и уточнил у «системника». Тот зарядил отчёт про уровень агрессии объектов и прочие несуществующие страсти. Значит, не всерьёз – успокоился Дон и окончательно понял: Драгомия станет объектом его системы. Верней, почувствовал, ибо агрегат в башке уже делал своё чёрное дело: приобретал новый объект подлец.

Ведь именно система Дона станет новым хранителем легенды

– Я как-то слыхал историю о некоем купце, – задумчиво поведал Радгар. – Тот вроде попытался обмануть бедную женщину, облагодетельствованную Черногорской Утробой. Вроде золотишко взял, а бывший у него в залоге домик вернуть позабыл. Да ещё и двух её сынишек захватил в холопы. Или что-то в подобном роде.

– И что? – усмехнулась Лэти.

– Помер. Жуткой смертью и обязательно принародно, – притворно вздохнул Радгар, подмигнув Драгомии. – Бедная женщина, вроде, прокляла его прилюдно. Или воззвала к Утробе – хрен их там разберёт, этих бродячих сказителей. Чего только не переврут с похмелья, не так ли, уважаемая?

– Этого купца не помню, – честно призналась та. – И многих других обидчиков тоже. На кой мне такая летопись? Для создания и поддержания легенды требуется лишь количество сработавших проклятий и качество избранного способа умерщвления. Тоже прекрасная тренировка для внучек, – как о некоем пустячке припомнила жестокосердая милостивица. – Опять же, ещё больше жути нагнетает вокруг Утробы. А стало быть, резко сокращает число непрошеных гостей. Потому, что одинокая ведьма это всего лишь живая женщина, наделённая даром, – зазвенел смертельным железом её голос. – С ней, как с тем зверем: достаточно изловчиться да убить. Утроба видится людям громадным чудовищем с безграничной силой. Против такого простое оружие да охотничьи повадки бессильны. Но этого знания мало для обладателей столь короткой памяти. Они должны помнить об этом всегда. Легенду о Черногорской Утробе требуется постоянно кормить. Если она вдруг обрушится, наш маленький мирок сгинет. Верней, уже ваш. Ибо это теперь забота манипулятора.

– Так я и не отбрыкиваюсь, – степенно согласился Дон. – Место своё в пищевой цепочке понимаем.

– Языкастый, – насмешливо поздравила себя Драгомия с талантливым руководителем. – Надеюсь, столь же понятливый. И главное уразумел.