Чем дальше в лес, тем больше по дрова

Дружок – у Лэйры приключился сбой в артистизме с оригинальностью – проводил их к месту стоянки залётных мутантов и бросил. Пропал блохастый, даже не попрощавшись. Противу ожиданий, Гранка не шибко расстроилась: бодренько лопала ужин и давилась смешками, потешаясь над новобранцами. Мамонт с Тараном устраивались на свой лад, роя себе лёжки в мягкой земле прибрежного лужка. Паксая с Дасланой изматерились, устраиваясь на ночь: чуть ноги не переломали в этих окопах.

Хоровое шипение трёх гадюк и одной нормальной стервы заставило армов «поиметь совесть» и передислоцироваться на новое место. Загнало мужиков обустраивать новый бивак на девственном куске природы, оставив товарищам неаппетитные травмоопасные воронки. Разведя там пару костров и перетащив барахло, Гнер с Гобом встали крестом на пути своих хозяйственных грагов. Те вполне логично рассудили, что переезд касается всех объектов системы. Бедолагам даже прав не покачать: Троцкого с Гортензией и прочим семейство давным-давно приучили рыть окопы в стороне от людей.

Кстати, армы же и приучали, поэтому сейчас держали своё мнение о щупах при себе. Дон девчонок поддерживал: не каждый рождён ночевать на раздолбанном поле боя. Не каждому дано вставать ночью по нужде и ломать спросонья ноги, не добравшись до кустов. Пусть каждый останется при своём специфическом способе отдыха на собственной территории.

В результате ночевать предстояло на ровном пятачке меж двух поставленных на дыбы участков земли: с одной стороны новички системы, с другой старожилы. Хотя Мамонт с Тараном то и дело пытались привлечь внимание Гортензии разнообразными мачоиспускательными вывертами. Да и мочеиспускательными тоже: все окрестности зассали поганцы, претендуя на единоличное владение территорией. Хорошо у воды всегда ветерок с натуральными ароматизаторами, а то бы проснулись в эпицентре нужника под открытым небом.

Надо что-то делать с воспитанием грагов – пожаловался Дон «эрудиту». Тот не слишком долго думал, как его отшить: данная функция в кухонном комбайне стабилизатора отсутствует. А человеческой половинке манипулятор не указ: хочет маяться дурью, флаг в руку, труба в зубы. Агрегат напрашивался, и Дон, было, приготовился к высококачественной скандальной партизанщине в дебрях собственной башки. Любили они с манипулятором это дело: человек подло и грубо наскакивал, а машина сыпала нудными аргументами, провоцируя новые наскоки.

Но тут «ищейка» подала заказанный сигнал о приближении некого особо интересного объекта симпатии манипулятора. Вчера вечером он, как не старался, так и не смог уединиться с указанным объектом. Технически шанс был. А морально Даслана с Лэйрой шуганули его от девичьей «спаленки», дескать, хорош облизываться, кобелина. Добро бы ещё ревновали – можно понять и посочувствовать. А то ж ведь пошли на принцип: в походе никаких шашней. Даже Паксая развела целомудренность, от которой у Фуфа дымилось во всех членах.

Дон поймал себя на вороватой попытке уползти вслед за Дайной, которая направлялась к реке с полотенцем на плече. Ну да, девчонки уже понеслись принимать ванну, когда бедняжка всё что-то скребла песочком после ужина. Чем-то погромыхивала, шелестела и ещё маялась какой-то фигнёй. Если уж Паксая решила, что пробил «час потехи», так чего ж зазря перерабатывать? Так сочувственно размышлял Дон, следя за Дайной со стороны. Пытался сунуться с помощью, но сестрица его турнула. А тут нате вам: охраняемый старыми перечницами объект безнадзорно фланирует по бережку.

Дон успешно дополз до прибрежных кустов, к которым двигалась Дайна. Нырнул в них с головой и приготовился обезвредить спонтанный девичий страх: зажать ей лапой рот, чтобы не вопила. А там уже усадить прелестницу на песочек под кусточек и…  Нет, до финальной сцены им по всякому не добраться: обязательно какая-нибудь зараза припрётся искать заблудившуюся невинную девицу. Но чуток потискаться выйдет для снятия пробы. А вдруг она ему не понравится? А он ей навыдаёт авансов и что? Оправдывать девичьи ожидания, на защиту которых поднимется весь его бабский батальон? Они ж его, как африканские муравьи, целиком сожрут.

– Ой! – тихонько вякнула Дайна, едва не наступив на ползучего мыслителя в кустах, где собиралась скинуть одежду.

– Твою ж!.. – ответно буркнул Дон, едва успев выдернуть руку из-под её пяты.

– Где? – не поняла Дайна, присев на корточки.

– Кто? – в ответ не понял Дон.

Свидание начиналось сценкой из жизни дебилов.

– Ты меня ловил? – простецки так осведомилась девушка, глядя на него улыбающимися поразительно сочными серыми глазами.

Он такого насыщенного переливающегося цвета сроду не видал. Прямо драгоценные камни, а не глаза. И как улыбаются! Вот где красота души вся, как напоказ. Не то, что в чёрных гляделках некоторых, где ни черта не разглядеть, кроме влажного глянца. А этот курносый носик, что так обалденно насмехается над придурком, который забыл, на кой хрен залез в кусты.

– Я соскучился, – выскочило из него признание.

– Так вроде ж целыми днями рядком толчёмся, – неумело пококетничала Дайна, маскируя смущение.

– И ещё толпа народа рядком толчётся, – проворчал Дон, поймав её руку с шершавой ладошкой и навеки въевшейся под ногти чернотой. – Не дают спокойно поговорить.

– Паксая говорит…

– Запрещаю её слушать! – брякнул Дон, мигом представив нравоучительные выступления зануды сестрицы.

 Во всей красе.

– Как же не слушать? – прямо-таки поразилась его хамскому заявлению приличная девица. – Она чай госпожа.

– Для тебя у нас господ нет, – почти разозлился Дон.

– Знаю, – преспокойно подтвердила Дайна. – Так меня никто моей теменью беспробудной и не попрекает. Не гоняет, будто холопку какую. Зазря не тыркает. Уважительны все, будто к равной. А я-то и не равная. Вы все господами родились. Учёные на зависть. Не то, что я, – вздохнула она.

– И ты выучишься, – не понял Дон причины тусклой безнадёги в её голосе. – У тебя теперь учителей, как грязи. Они тебя скоро насмерть заучат. Насели все, как мухи на… Хм. Разгонять пора, чтобы не засидели тебя красивую.

– Не надо разгонять, – испуганно прошептала Дайна, вытаращившись на всемогущего манипулятора.

– Да шучу я, – поспешил сдать назад разошедшийся придурок, который не знает что сказать, оттого и гонит всякую хрень: – Наоборот рад, что тебя приняли за свою. Когда окончательно осядем, сможем тебя нормально учить.  

– Знаю, – облегчённо выдохнула Дайна. – Мне Лэйра обещалась. Она поди самая умная. Фуф говорил, будто умней их. И дедушка Вуг к ней со всем почтением. Даром, что всё ругает её да обзывает.

Дон пребывал в ступоре, который его просто добивал. Нет, подобное состояние для него не в новинку. Но чтобы так тупить с девчонкой – этого за ним не водилось с тех пор, как прорезались волосы на ногах. На тех первых ногах, которые он носил в родном мире. В этом ничего не изменилось: ни волосатые ноги, ни нахальная уверенность в собственной неотразимости. И что бы там не гавкала эта задрыга Лэйра, профессиональными способностями манипулятора в личных целях он не пользовался. На кой ему обрабатывать мозги потенциальных дарительниц мимолётного счастья? Они и сами не прочь его всучить красивому, умному интеллигентному и сладкоречивому молодому человеку из приличной семьи. И не только юные скороспелки, но и более опытные женщины. Лишь обладательницам столь дряхлого плесневелого опыта, как у Лэйры с Паксаей, недоступно осознание праздника, которое несёт он в жизнь пытливых дам.

Сооружённый на скорую руку тренинг не помог: он по-прежнему не знал, о чём говорить с Дайной. И стоит ли перейти к провоцированию «большего». Больше всего его добивало то, что это самое «большее» как-то не заводило многообещающим финалом. Он столько дней без секса, что уже почти евнух, но заполучить его любой ценой не грело.