Присматривать за малявкой Руфу вовсе не в лом. Он её любит и жалеет, как сирота сироту. Но «системник» доложил, что вокруг дома отирается Рамаз, значит, мальчишки задумали чуток прошвырнуться. И тут им соплячка в тягость.

– Тащи-ка их с Дружком сюда, – смилостивилась над приговорённым добросердечная Дайна. – Я присмотрю.

Руф одарил её влюблённым взглядом – а стабилизатора ехидным – и унёсся побороться за свободу. Если учитывать, что залогом его свободы станут маленький щупёныш и громадный пёс – каждый себе на уме – борьба предстоит нешуточная.

– Вопросы есть? – устало осведомился Дон, поднимаясь с дивана.

Всё решено, все приказы розданы, так чего же рассиживаться? Разведывательный рейд диких щупов на территорию противника провалился. А не хрен детей посылать! Раз уж так зудит, отправляйтесь сами, старые грымзы.

– Будем с ними по-хорошему? – проворковала Лэйра, наблюдая, как Гнер взваливает на себя спящую девчонку. – Или хорошо будет только нам?

– Двенадцать минус три, – уныло проскулил Дон. – Будет девять. Да плюс четыре своих. Чёртова дюжина гадюк на мою шею. И это я ещё не грешил по-настоящему. Только планировал, когда сбагрю вас с рук. А теперь женюсь, так что вовсе не до разврата.

– Любовь долготерпима, – нравоучительно подняла палец Лэйра. – Она не раздражается и не ищет своего.

– Что за бред? – ощутил подвох Дон.

– Послание святого Павла к коринфянам, – нарочито и громогласно вздохнула просвещённая, откуда не надо, подруга. – Ты неуч, бестолочь и эгоист.

– Будешь со мной по-хорошему? – съязвил Дон. – Или хорошо будет только мне?

Лэйра фыркнула, поднялась и томно потянулась. Затем пошлёпала к дому, напоказ вихляя бёдрами. Навстречу ей топал Тарьяс – припозднился он к допросу, если оно ему всё-таки надо. Мастер нежно поцеловал шалунью в макушку и отпустил с богом. А сам перегородил дорожку бетонной плотиной, приглашая мелкую рыбёшку-манипулятора её преодолеть.

– Я тут, парень, покумекал насчёт водопровода, – объявил мастер, поймав Дона за шею, когда он попытался нырнуть в траву. – Сделать можно. Нужен инструмент подходящий да помощники.

– Бери армов, – пожал плечами манипулятор. – Они сильные. И не любят бездельничать.

– Подходяще, – согласно покивал Тарьяс, проигнорировав возмущённый вопль протеста Гоба с Фуфом. – А за инструментом когда двинем?

– Завтра, – категорично заявил манипулятор. – Но не все. Вы с дедом и ещё кое с кем останетесь тут. Я ещё не решил с кем. Напиши мне список, какой инструмент нужен, и я его раздобуду, – пояснил манипулятор, провожая глазами Дайну.

Любимая, впечатлившись реакцией армов на комбезы, отважно содрала юбку-тряпку. А теперь семенила вслед за Паксаей к дому, учась ходить по-новому: задница-то всем напоказ, и носить её нужно красиво.

– Местных бы кого сюда притащить, – прогудел мастер, пропуская Дона следовать дальше по гладкой и безопасной для босых ног дорожке. – Пусть Черногорцы самолично полюбуются, кто их от беды спасает. А то доказывай после, что ты избавитель.

– Паксая тебе в крепости не нужна, – догадался Фуф. – Только парочка щупов. Так что я остаюсь. У меня и коня нет.

– А я прогуляюсь, – обрадовался Гоб, что не придётся торговаться. – Скучно торчать тут просто так.

– Тебе тут всю оставшуюся жизнь торчать, – заметил Дон через плечо, шлёпая к дому.

– Не тут, а по всей нашей земле, – возразил Гоб.

И был прав. Они ещё с ног собьются, защищая Утробу от всяких проходимцев. Весть о том, что кабаны бросили людоедствовать, ещё попортит жизнь системе. Так что до безделья и барской неги они точно не доживут.

Съесть можно любого, если правильно приготовить

После обеда на скорую руку все опять полезли в подземелье порыться в кладе. Помнится, в детстве Дон всё пытался представить себе пещеру Али-Бабы: солидное такое помещение, битком набитое богатствами. Впечатлило. Когда дорос до подростка, как-то однажды вернулся к этой теме. Будучи прирождённым скептиком, отреагировал правильно: где, интересно, одна немногочисленная банда могла столько награбить? Пусть даже за всю жизнь. Это ж всем народом нужно было тащить туда всё имущество добровольно и самостоятельно. Без перерыва на обед и национальные праздники. Интересно, а во всей тогдашней Персии нашлось бы столько золота, чтобы засыпать хотя бы небольшую пещеру? Если учесть, что в те времена его добывали сущие крохи – Дон где-то читал об этом.

Он лежал на спине, закинув за голову руки, тупо пялясь в темноту – на ночь пришлось опустить на окна вполне себе примитивные цивилизованные жалюзи. Верней, на стеклянную стену его спальни, за которой лично он чувствовал себя голым на параде. Вчера её даже не заметил, а сегодня пришёл, увидел и ужаснулся. Хотел, было, подыскать спальню поскромней. Но явившаяся на его вопли Лэти научила своего нестабильного стабилизатора находить под потолком и опускать тонкие жалюзи.

Прилепившаяся к нему и уже почти незаметная глазу личная свита из нескольких крысёнков тотчас побежала по этим безбрежным занавесям вверх. Лэти успокоила обалдевшего манипулятора, дескать, не одному ему достались придурочные грызуны – у остальных беготня по жалюзи не прекращается с прошлой ночи. Поднимать громоздкие шторы шириной в стену хлопотно, вот и висят целый день. И целый день на них упражняются крысо-белки. Да пусть их себе шалят – тебе что, жалко?

Дон завозился, сбивая в ноги легчайшее, но не по фасону тёплое покрывало. Чего это ему жалко? Вовсе не жалко. А тем более барахла, которым забит подвал – нечего из него царя Кощея лепить. Была нужда чахнуть над барахлом, львиная доля которого ему и не пригодится. Он слова не сказал, когда армы, понукаемые девками, потащили наверх посуду, зеркала, постель, полотенца. Невероятно нежное, душистое мыло, кучу чего-то для волос и тела – что манипулятор не рекомендовал на себя мазать – и всякую другую хрень. Не возражал и тогда, когда мужики натащили в холл гору холодного оружия и прочей дряни для ведения войны – вроде биноклей, пристёгивающихся к башке. Возражал он только против устроенного в холле бардака, который никто не собирался убирать. И против беспрестанного вторжения к манипулятору с нечеловеческими воплями: Донатик, посмотри, что у меня есть!

Задрали они его, как стая котов единственного мыша. Ещё смеют обижаться, когда он орёт и швыряется в тех, кто несёт ему радость сопричастности к удовольствию от получения наследства. У вас удовольствие, вот и млейте себе в сторонке. И не наводите своего стабилизатора на мысль, что в одиночестве тоже можно снискать удовольствие. И что систему можно просто распустить: пусть валят на все четыре стороны. Нет, они, конечно, попытаются создать собственную систему на паритетных началах. Флаг в руку, благословением по лбу. Будет невыразимо любопытно полюбоваться на две договаривающиеся стороны: нестабильных щупов и стабильно узколобых армов. Без рефери-стабилизатора их спортивные схватки мигом перерастут в побоища.

Дон вздрогнул и скосил глаза на чёрные бусинки глаз, из-под которых одобрительно попискивало, мол, прав ты, манипулятор, как никто. В темноте не разобрать, но, кажется, не менее пяти его почитателей штурманули кровать и сгрудились у левой щеки. Взгляд машинально переполз на просторы жалюзи: раз, два, ага… ага, девять – вся его свита в полном составе продолжала висеть на шторах тёмными блямбами. Тогда откуда эти паразиты на кровати – пытался сообразить он, не вполне очнувшись от размышлений.

Объект Дайна продвигается по коридору в сторону манипулятора – доложил «системник». А упомянутая группа объектов крысёнок постоянно сопровождают объект Дайна. И совершенно не нужны мне, когда сюда продвигается по коридору объект Дайна – раздражённо заметил Дон. «Системник» тотчас шуганул любопытных экскурсантов – те, обиженно пища, рванули не на выход, а на жалюзи. Посылать нужно адресно – нравоучительно заметил «системнику» Дон. приподнимаясь и прислушиваясь, что там, за дверью. Безадресный посыл даёт нулевой результат, ибо посылаемый остаётся при тебе – закончил он нотацию, спрыгнул с кровати и доскакал до двери.