Дон лежал в пижаме на расстеленном пледе и пялился на небо. Спать не хотелось – думать тоже. А думать надо, потому что он руководитель, у которого пробуксовывает кадровый вопрос. В принципе, это работа КУСа, но гнать деда решать его аж на другом материке просто жестоко. Он, конечно, молоток и сюда добрался живым, но здоровье старика не резиновое. И система права: им до зарезу нужны другие манипуляторы. Во-первых, отец стабилизатора: КУС, опытный торговец, законченный Штирлиц и вообще приличный человек, которому не помешает глоток свободы. Во-вторых, вполне реально сманить из Империи хотя бы одного из учеников Вуга – император треснет иметь сразу троих. Дону они нужней. Да и обязаны войти в систему, как профессионалы, раз уж такая, наконец-то, появилась. Думается, их собственные инстинкты загонят парней туда, где им самое место.

Вот тебе и готовый совет министров – повод Дону самоустраниться в частную жизнь. Будет, как римский император Диоклетиан, выращивать капусту и числиться философом – узаконенным бездельником. Дайна будет его любить и заботиться о пупе системы – такая у неё отныне должность в штатном расписании. Армы будут охранять Утробу и заниматься военно-патриотической подготовкой зверья. Щупов под команду Гнера. Воспитание молодёжи под руку Драгомии. Выращивать детей станет Татона. Манипуляторам руководить, солнцу сиять, горам стоять, ветру дуть, времени тикать.

Дон прислушался к себе и вдруг ощутил ЭТО. Непрошибаемую уверенность, что теперь-то и начинается настоящая жизнь. На этой земле грозных мутантов совершенно точно не хватало лишь его – самого грозного мутанта. Грозного и вечно какого-то неприкаянного. До сей поры. Поры процветания и умиротворения. Процветания системы и умиротворения каждой сволочи, что притащится портить им жизнь. Потому что гады тоже имеют право, раз живут под небом! А вы – кому их порода поперёк горла – ходите мимо, и будет вам счастье.

            Татона услыхала шаги мужа, отложила шитьё. Поднялась навстречу, едва он появился на пороге. Поднялась и замерла, настороженно изучая лицо Анапакса. Обычную его вымученную виноватую улыбку сменила особая ухмылка – она искажала лицо супруга, когда в их жизнь вторгалось что-то опасное. Хотя… Нынче ухмылка была не угрожающей, а торжествующей.

– Пакс? – подсказало Татоне сердечко, забившись о рёбра, будто приговорённый в клетке перед казнью.

– Он идёт, – выдохнул Анапакс. – Уже подходит к городу. Кинул клич, что будет ждать на развалинах брошенного хутора у зелёного болота на севере.

– А девочки? – спохватилась Татона, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения мокроносой соплюшкой. – Может, Лэкса позвать?  

– Уже, – отмахнулся Анапакс. – Я от него. Он придёт прямо туда. Ему прежде надо выставить всех, кто явился с обычными делами. А после предлог найти в те дебри залезть. Он не мы: целыми днями на глазах у всех. А ты не мельтеши тут. Собирайся, – расплылся он в давным-давно забытой улыбке счастливого человека. – Мы уходим к нашим детям.

– Ты думаешь, они нашли себе безопасный приют? – не слишком поверила Татона в существование подобных мест для гадов.

– Нашли, – гордо подтвердил муж и повторил: – Собирайся. Бери только самое необходимое. Я уже. Только все свои записи да золото. Дом и всё остальное добро оставляю Лэксу. Мы ещё пару месяцев назад оформили дарственную. Он, конечно, не бедствует, но ему пригодится…

Татона уже не слушала, выскользнув в коридор. Засеменила к себе, сдерживая порыв мчаться, как сумасшедшая. Ей нетерпелось. Так нетерпелось, что желание вылететь из дома в чём есть и бежать к сыну накрывало с головой. Окружающие её стены и вещи вмиг опостылели. Всё стало ненавистно, как ненавистны бывают препоны на пути к счастью. Ну, так она это за собой и не потащит – чуть опомнилась Татона, войдя в спальню. Собственно, всё, что унесёт с собой в дальние дали, давно готово. Отобрано со всем тщанием и увязано в расчёте на её собственные плечи. Вот, сколько на себе унесёт, с тем новую жизнь и начнёт. Пакс с отцом, конечно, не позволят ей спину ломать …  

– Госпожа, муку привезли, – сунулась в двери служанка.

– А первый хлеб из печи уже вынули? – вспомнила Татона, что в путь берут не только золото с бумагами да запасными панталонами.

Ей же надо прихватить какую-никакую снедь. Да ещё и в расчёте на Пакса с девочками. А вдруг ребятки там не одни – обрастала простая мысль неизбежной докукой. Они с Анапаксом и Лэксом время от времени уединялись и судили, как оно там могло сложиться у ребят. Лэкс, как природный каштар, стоял за то, что Пакс непременно притянет к себе армов и заставит на себя поработать. Недаром в старинных книгах написано, будто манипуляторы до конца света командовали армами, а те не смели протестовать.

– Вынули! – воззвала служанка, подступив ближе.

Ну да – усмехнулась Татона, очнувшись – госпожа-то оглохла. Девчонка, небось, раза три повторила, пока отважилась повысить голос.

– Собери мне в мешок хлеба… булок десять, – взялась прикидывать Татона, что им с Анапаксом под силу дотащить до заброшенного хутора в труднопроходимых дебрях. – Мяса тушёного туда же. Всё, что есть! Даже то, что вы для себя наготовили. Наново приготовите – не переломитесь. Ещё зелени да пирогов. С ягодами не клади, только с мясом да рыбой. Сыра, понятно, да масла… Хотя нет, масла не надо, – одумалась Татона, сообразив, что на радостях перестаралась.

Служанка ничуть не удивилась странной прихоти хозяйки. Видать, хозяин опять куда-то собрался, а госпожа, как заведено, пойдёт его провожать. Вон и во дворе зашевелились возчики – прислушалась Татона – видать, готовят возы, смотрят коням копыта. Всё как всегда – Анапакс умеет скрывать подлинные приготовления за балаганной суетой. Уж такой он у неё разумник… не промыслом богов, а по воле давно умерших людей с глупыми сердцами и проклятой жаждой смертоносных знаний…

Мысли опять убрели куда-то не туда – разозлилась Татона. Заперла за служанкой дверь, плюхнулась на колени и заползла под кровать. Сделанный Анапаксом собственноручно люк в полу отошёл, как по маслу. Она поднапряглась и вытащила наружу две плотно набитые сумы. Полезла обратно, пятясь задом и волоча поклажу. Выползла из-под кровати, села, выдохнула и поправила выбившиеся из-под платка волосы. Случись сейчас кому постучать в дверь, никаких сил не будет скрыть сумы. Вот же приспели опасные хлопоты прямо с утра. Не могли, что ли в ночь уйти? Впрочем, чего это она? Анапакс делает вид, будто собрался уезжать. Сделает и другой вид: будто жену решил с собой взять. Дело редкое, но отнюдь не такое уж невиданное.

Муж всё устроил, как надо. Возы с наспех набросанным в него товаром пошли по тракту уже после обеда – мужики вспотели, исполняя нежданную прихоть хозяина. Сам Анапакс с женой ехали верхами на степняках. У каждого к седлу приторочены пухлые дорожные сумы – дело странноватое, ну, да господам видней, какой дурью маяться. Хозяин с хозяйкой явственно отстранялись от обоза, что-то промеж себя обсуждая. И это понятно: негоже всяким там в их семейные дела нос совать. Уши греть, а после сплетнями народ тешить.

Правда, не слишком-то разумно так отставать от обоза на тракте. Оно верно, что окрестные леса каштар Лэкс знатно порасчистил. Да зверю каштар не указ. Очистилось место от прежних хозяев – в любой момент сюда новые заявятся на прокорм. Лучше уж поостеречься. А хозяин вон совсем не стережётся. Так с женой заболтался, что и вовсе уже еле виден позади. Вот тракт свернул, и они вовсе пропали с глаз.

Возы тащились без остановки до тех пор, когда охрана смекнула: Анапакс уже, вроде, должен был вывернуть из-за поворота. Все разом остановились, пялясь назад в ожидании непривычно небрежного нынче хозяина. За ним сроду не водилось подобной беспечности. Наконец, самые нетерпеливые да подозрительные из обозной охраны двинули обратно: пошли вскачь, резко взяв с места. Едва минули своротку, как засвистели тревогу. К ним тотчас рванули ещё несколько охранников. Спустя какое-то время они вернулись и завернули обоз назад домой. Ибо у охраны появилось более насущное дело: искать пропавшего хозяина. Пропавшего вместе с женой да поклажей, снятой с брошенных на тракте дорогих степняков.