Объект барр в систему годен – тут же подлез с рекомендациями «системник». Скажи это его подданным – невесело огрызнулся Дон. Но прежде подыщи альтернативную кандидатуру нара Черногорья. Если Радгар внезапно исчезнет с ними в Утробе, народ окончательно опустит руки. И затеет повальную иммиграцию. И у кого тогда покупать хлеб с баклажанами? Самим пахать землю и пахтать масло? «Системник» объявил, что поставленная проблема не в его компетенции. «Эрудит» посчитал риторический вопрос сигналом к включению и включился: забухтел, обосновывая и резюмируя.

– Значит, будем разводить свиней, – притворно тяжко вздохнул Гоб, обернувшись и глянув на крепость.

Там разыгрывалась трагикомедия «встреча героев массового побоища нечисти». Народ едва ли не рассаживался вдоль стены, занимая места в партере. Сначала нападение грагов, сулившее быструю и ужасную смерть. Затем побоище. Теперь вот представление заезжих скоморохов, сулившее невиданное прежде веселье. Сегодня явно их день – усмехнулся Дон, впервые обратив внимание на спасённых ими людей.

Манипулятору все эти душевные эфиры до балды. А лично ему было приятно смотреть на тех, кому он помог… Помогая исключительно себе… Да, какая разница, если результат налицо!

– Так, что тебе не нравится? – ледяным тоном осведомилась старая стерва.   

Крислин мрачно посмотрела на Гордасию. Нет, не достать. Забарикадировалась так, что и втроём не пробить. За сто двадцать два года старуха так насобачилась таскать свою броню, что её не подловить ни днём, ни ночью. Не мудрено, что на всю Рунию остались две сторожилки: она и Драгомия, протянувшая на целый десяток лет больше. Правда, у той мозги и по сию пору в порядке. А у матриарха рода Гордов давным-давно протухли. Позаразила бабка всех их тёток своей паранойей: истеричка на истеричке. Гордилена под стать матери – злобная сука. С тех пор, как полвека назад разорвали конями её младшую сестру, ненавидит не только святош, но и лошадей.

Мало ли чего в жизни бывает? Вон в Сверде от трёх ветвей щупов остались только Крислин из рода Крис, да память о двух других, выведенных под корень. Так что нечего делать вид, будто щупам погано жить лишь в Рунии. От рода Власто из Варсии тоже остались двое: Властирия с дочкой. И что? Ведь нормальная же была тётка, как говорят девчонки. А Гордасия так её накрутила, что Властирия готова убивать всех без разбора, включая баб и детишек. Варсийская мразь!

Как она, интересно, собирается отпускать свою Власту из Утробы с такими закидонами? Дома привяжет? А кто ж тогда девчонке пузо сделает? Оно само не вырастет. И без того редко удаётся забеременеть. Так давайте теперь всех подряд ненавидеть, дома сидючи. Эта сука Гордасия небось за сотню лет сама залетела всего два раза. А скольких мужиков она через себя пропустила ради этого? Вон сама Крислин в прошлый свой выход из Утробы целый год таскалась по Рунии. Даже в доме терпимости полгода промучилась и в результате полный провал. Где только водятся те сволочи, что могут делать щупам детей?

– Слушаю тебя, – нарочито безразлично напомнила Гордасия.

Старуха сидела в своём любимом кресле, вытянувшись. Привычно неподвижная, с кислой рожей таращилась вдаль выцветшими зелёными глазами. Дескать, не до тебя – дел полно. А всех-то и дел, что торчать целыми днями на балконе да пялиться в пустоту.

– За что ты наказала Ладейку? – раздалось из-за спины Крислин, и она попятилась.

Баира скользнула на балкон змеёй. Замерла, недобро щуря раскосые степнячьи глазищи. В свои тридцать два она едва-едва тянула на двадцать, если судить по лицу да фигуре. Но эти холодные глаза опытного убийцы сокрушали обман, словно кузнечный молот дешёвое стекло в окошке деревенской избы. Недаром она и сама выжила среди своих степняков, и сестрёнку умудрилась спасти. Гордасия – как бы ни выпендривалась – боится её жутко. Может, оттого и заперлась на этом проклятом балконе…

– Я слушаю тебя, – в тон старухе напомнила Баира.

– Она подставилась этим щупам из крепости, – тоном грозного судии провозгласила Гордасия. – И пребывание в уединении ей не в наказание, а в науку.

– Выпусти, – сухо потребовала степнячка и ушла.

– Ты видела? – прошипела старуха.

– Выпусти, – стараясь скрыть насмешку, повторила за подругой Крислин. – Не связывайся с нами.  

– Угрожаете? – надменно осведомилась старая погань.

– Напоминаем, – возразила Крислин. – Не за горами время, когда без нашей помощи ты даже посрать не присядешь. Не стоит с нами ссориться. Это своих девчонок ты маринуешь с малолетства. А мы с Баирой росли на свободе.

– У меня есть дочь…

– Которая спит и видит, как займёт твоё место матриарха? – не без иронии уточнила свердианка. – По её повадкам не скажешь, будто она такая уж почтительная дочь. Не заметила, чтобы Гордилена горела желанием тебя навещать.

– Убирайся! – с ненавистью выдохнула уязвлённая бабка и закрыла глаза.

Крислин уняла презрительную усмешку – ни к чему. Молча развернулась и покинула упёртую трухлявую идиотку.

– Ну что? – тихо спросила Горди, что подстерегала её за углом большого дома.

– Упёрлась, – сквозь зубы бросила Крислин и потопала к своему дому.

Внучка Гордасии чуток поколебалась – наверняка прощупывала пространство подворья в поисках матери или её подельниц. Потом нагнала свердианку и потекла рядом своей лёгкой плавной походкой. А вслед за ней поскакали крысёнки, весело чирикая и помахивая беличьими хвостиками.

– Ты злишься на меня? – попыталась продолжить она разговор.

– За что?

– За то…, что я не могу вступиться за Ладею. Я…

– Ты почтительная дочь и внучка, – насмешливо бросила Крислин. – А твои родительницы жестокие самодурки. Им явно не хватало одной такой бесхребетной дурочки, как ты. За тем они и отыскали нас. Чем больше под рукой послушных сироток, тем лучше. Особенно, если внушить нам, будто на этой Утробе свет клином сошёлся. Будто нам некуда больше деваться.

– Зачем ты так? – почти прошептала Горди, ощутимо усилив защиту.

Закрывалась девчонка, понятное дело, не от подруги, а от обиды, что ранит так больно. Она что-то там ещё бормотала, но Крислин замкнулась. Говорить с ней о её родительницах – пустой звук. Горди росла под гнётом этих властных сучек и не представляет, что можно вполне обходиться без семьи. С одной лишь свободой за пазухой. Её, как и прочих, выросших в Утробе, запугали баснями об ужасах, творимых в миру. Бабка с матерью – единственная защита, в которую эта овечка верит.

А как ей не верить, если, скажем, они с Баирой ругают здешние обычаи, но сами уходить не торопятся. Понятно же: здесь стократ спокойней. Ладно они – перебились бы. Но Атани всего четыре годика. И пока сестрёнка хоть немного не окрепнет и не поднаберётся опыта, Баира не вынесет её из Утробы. А Крислин не оставит подругу наедине со всей этой сворой. Не будь Гордасия с дочерью так сильны, давно бы уже кормили червей. Но пробить их защиту не по силам ни ей, ни подруге. Как, впрочем, и старожилкам Черногорской Утробы не подмять пришлых девок.

Ох, интересная же у них сложилась семейка! Взяли в дом сироток, которым отказывают в равенстве. Притащили из Варсии Властирию, которой на каждом шагу тычут в нос своим благодеянием, призывая в повиновению. Гордасию скорей можно заподозрить в попытке обзавестись бессловесными рабынями, чем новыми родичами. И до прямого обвинения в столь непотребных мотивах остался один шаг – зло констатировала Крислин, входя в ворота своего маленького подворья. Верней подворья, что сторожилки отвели всем инородным девкам чохом: ей, Баире с сестрой и Ладее, мать которой забили камнями в какой-то забубённой деревеньке на востоке Рунии.

Дом у них, конечно, просто загляденье: тёплый и надёжный. Вот только заслуги местных в этом нет. Горный посёлок древних они заняли нахрапом и тотчас посчитали своим в доску. По праву какого-то там первенства, которое никто не подтверждал. И Крислин с девчонками имеет на него столько же прав, как эти рунийки…