«Могла бы медведица, или река…» Могла бы медведица, или река Меня унести, затянуть в облака. То ржавые щели, то зыбь озерца… Овчарки гремели и ружья жреца. Я был ненасытен и молод, и груб, А ты бы писал, отложив ледоруб, Что был благороден и так даровит. О, знать бы, что в жизни ещё предстоит! Что спутники сгинут, враги набегут… Сходящей лавины мне чудится гуд. Я вижу коротенький свой некролог. Но ты пособил и подняться помог. Я мог бы сорваться в туман под горой, Иль просто замёрзнуть в одежде сырой. Всё снова скитаюсь в хевсурских горах, И выхода нет в этот холод и прах. Вино Памяти Мориса и Розиты Поцхишвили Часовой стоит у входа, Гроздья давят за стеной, Запах винного завода Протекает в жгучий зной. В людный город по уклонам Сквозь пьянящую волну Вдохновлённым и влюблённым От вина идёшь к вину. Дань отдать сердечной буре, Прокатиться кувырком По густой литературе Сочинённой под хмельком. Это юность в свежей славе, Нежность, дружба, теплота, Это горечь саперави, Что повсюду разлита. Грусть и яркость Пиросмани, Мукузани, хванчкара, Ахашени, телиани И тбилисская жара. Грузинки Всё же отважные эти грузинки Братьев умней и мужей. И при знакомстве в немом поединке Взгляды острей и свежей. Глянуть в лицо из семейного плена, Тронуть пылающим льдом И разгадать чужеземца мгновенно — Гостем вступившего в дом. Гостя в святое везти захолустье, Родиной милой гордясь. Дарит так много веселья и грусти И бестелесная связь. Где не уступит мужчина мужчине И униженья не снесть, Там покориться Тамаре и Нине, Это и доблесть, и честь. – Вами, болельщицы и шахматистки, Я восхищаюсь и чту Чуткость поклонницы, прелесть артистки И артистичность в быту. Вашу отзывчивость и бескорыстье, Смелость в любовных делах, Сладостных, как виноградные кисти… Лишь перед матерью – страх. Эта старуха суровая в черном, Зная все эти дела, Дочерью правит с упрямством бесспорным, Ибо такой же была. Зар-зар[10]
Средь лиц, оттиснутых чеканно, Вслепую и наверняка Бросались кости из стакана, Мелькало счастье игрока. Что деньги! Он, хлебнув чифиру, Здесь прожил жизнь и не одну, И проиграл уже квартиру, И чьи-то серьги, и жену. Но ведь и так бы с ней расстался, С безумной от его игры. Вот куш сорвал, но зря остался, Всё вновь вращаются миры. Отыгран браунинг, и хватит, О, этот друг не подведёт, И скоро все долги оплатит Чаеразвесочный завод. Теперь усушка и утруска Сполна ответят за базар, А если не удержишь спуска, То и в тюрьме пойдет зар-зар… И у меня игра такая, Держу лишь слово на кону, И звук взывает, завлекая Под набежавшую волну. Из книги «Устье» (2018) Воспоминания о Вадиме Сквозь жизнь пройдя почти что невредимо, Высвобождая пленную тоску, Всё вспоминаю циркача Вадима, В отеле он учил меня прыжку. Недавно прыгал он с фуникулёра, Лодыжку подвернул, и – хоть бы что! Вновь радостно лицо и ясновзоро, Овеянное вихрем в шапито. Всё это бред и дикая причуда. Открыв окно, в глубокий двор глядим. – Вон там упасть на дерево не худо, И – вниз по веткам! – говорит Вадим. Горячий день, грузинская столица, Ликующая зелень, синева… – И на ноги здесь важно опуститься, Тогда и уцелеет голова! — Так он вещал в тревожном исступленье И вспоминал прыжки минувших лет, Пластмассовые трогая колени, И трепетал над бездной, как поэт. «Полудрёма сменит дрёму…» Полудрёма сменит дрёму, И в обыденном бреду Я по городу ночному Снова мысленно пойду. Старый город – в тихой буре И минувшим затемнён, И застыл в комендатуре Крик неведомых времён. Эти пиршества, аресты Понаслышке знаю я, Участь отнятой невесты, Старший друг, – печаль твоя. Нет тебя. Ушёл, ославлен. Мир становится пустей. Но в наследство мне оставлен Сгусток жизней и смертей. Память, ставшую судьбою, Принимаю, не кляня, И несу ещё с собою То, что было до меня. вернутьсяЗар-зар – кавказское название игры в кости. |
