Кахетия В осенний воздух там вина плеснули, Из всех давилен влили поутру Киндзмараули и напареули, Кварели, телиани, хванчкару. Вот в эти виноградные долины Приехать с ней, и в сёлах там и тут Взломают исполинские кувшины, Ковшами с плеском влагу зачерпнут. Увлечь её, не слыша отговорок, Невыносимый оставляя быт! Ты опоздал, конечно, лет на сорок, И жизнь прошла, но вариант пьянит. «Будь уверен в одном: как при кесарях, как при эмире…» Будь уверен в одном: как при кесарях, как при эмире, При царице Тамаре, при Берии, ночью и днём Всё рождается хлеб и колеблется пламя в тандыре. Вот вернёмся туда, этот воздух горячий вдохнём! Перебои с мукой и один перерыв с перестрелкой… Но остался собой этот город по воле судеб. Чьи-то жизни сожгли, избавляясь от ветоши мелкой, И опять горячи и вечерний и утренний хлеб. «В той сакле пищу я отведал робко…» В той сакле пищу я отведал робко Ох, до конца не ведая, что ем… Была из мяса белого похлёбка. В одной же из прославленных поэм О прозорливом горце говорится — Он, случаем вкусив отвар из змей, Постиг, что птица напевает птице, Что волк волчице сообщил своей. Я и теперь во власти этой тяги. Как будто слышу вновь издалека О чём с горами говорят овраги И что бормочет бурная река. «Все времена сверх всяких вероятий…» Все времена сверх всяких вероятий Слились в одно, и, всматриваясь в мрак, Однажды ночь провёл я на кровати, Где Бабель до меня и Пастернак. Какие гости знали этот город! И я за ними плёлся по пятам. Так день горячий был тягуч и долог, Так быстро годы пролетали там! Здесь очередь была за гонораром, Тут Заболоцкий рылся в словаре И в тот же дом по закоулкам старым Есенин шёл из хашной на заре. Тициан Табидзе Дивуясь каждому соцветию, Идти весной в страну кистин, В Сванетию, иль в Хевсуретию, В край заповедных палестин. Там луговины изобильные И синие от генциан, И воды малые, но сильные, И твой вожатый – Тициан. Не тот, прельщенный догарессами, Не веницейский Апеллес, Искусник с нежными навесами Адриатических небес. А здешний, слившийся с пейзажами, И на воздушном корабле Вот в это небо взятый заживо, Когда пытали на земле. Руины
На глыбе с прицепившемся вараном Я постоял, вдыхая влажный зной. Вот на закате огненно-багряном Завыли волки в стороне лесной. Мы шли, змеи дремавшей не тревожа, Что древнее надгробье оплела. Она была мощна и светлокожа, И, может быть, от старости бела. Она спала, не выпуская жало, Но тут сама История племён Уже давно не нам принадлежала, Всё больше, больше погружалась в сон. Мелек Рик[15] Тут разъярённая Алиенора, Проникшая в покои Розамунды, Разлучницу зарезала. Арест. Поэзии начало куртуазной И рыцарства разгул. Отважный принц, Сынок Прекрасной Дамы трубадуров, С обидой в сердце львином мстит отцу. И вот уже он – молодой король В бессмыслице крестового похода. Прибрежье Яффы, смертный зной, хамсин, Чума, недостижимый Гроб Господень, Любезность Саладина, пораженье, Австрийская темница и побег. Вот скачет он по Австрии зелёной И в гулкий рог на радостях трубит. И до Кавказа долетает эхо, В ущелье застревает навсегда. … Я был в горах и жил среди хевсуров, Внимал их речи грубо-церемонной, Пил рыжий эль, напиток Робин Гуда, И в руки брал тяжелый франкский меч. «В анкете этой вывел я сперва…» В анкете этой вывел я сперва Однообразно-скучные слова. Да, «не был» и «не состоял» – их много. Но сердце жаром обожгла тревога. Я, возвратившись к отчеству, продрог. О, нет, отцу я изменить не мог… Припомнив сына, грустен и тяжел, Тут кадровик вздохнул и глянул строго. Я длинным коридором прочь пошёл, И мне открылась дальняя дорога В одну страну, где шутят и поют, И дарят дружбу и дают приют, Пьют чёрное вино из голубого рога. Воды Лагидзе[16] Явился опыт в хаосе террора. Когда большевики вошли в Тифлис, Работали расчётливо и споро. Закат был грозен и лилово-сиз. В семнадцатом они, конечно, сдуру Сожгли бы всё, что чуждо и старо, И сокрушили всю аппаратуру, Но уцелело дивное ситро. Простой народ с элитой сроднила Его струя в отливах золотых. Детей и взрослых, тружеников тыла И стихотворцев пришлых и своих. Пойдём к Лагидзе, к сладостным сиропам! Кахури красный, сродственник вина, В Кахетию ведёт по горным тропам… Вот шоколадный, им душа полна! Вот сливочный – упиться так легко им, Чтоб возвратиться в глубину времён! Иль веющий забвеньем и покоем Ты выбрал мяты изумрудный сон? вернутьсяМелек Рик – «царь Рик», арабское прозвище английского короля Ричарда Львиное Сердце (1157–1199). вернутьсяСемейное заведение газированных вод, достопримечательность Тбилиси. |
