Иванэ Кипиани Зима Вот сумасшедшая вступила в мой дом старуха И лошадь белую впустила в мое затишье. Погибшие лебяжьи стаи, накаты пуха, Внизу расположились храмы, Кааба – выше. Хрустальные оскалив зубы, конь веселится, Мелькают, вздрагивают степи, дрожат, немея. Гроб черный пуст. Кровь сонных комнат во мгле безлицей Пьют белокрылые, большие, слепые змеи. Чернобородые во мраке встают пьянчуги И с криком разрывают в клочья белье, перины. Здесь бирюзовая пустыня ревет в испуге, Рев непрестанно нарастает, как голос львиный. Погибшие лебяжьи стаи, накаты пуха, Внизу расположились храмы, Кааба – выше. И сумасшедшая внезапно пришла старуха И лошадь белую впустила в мое затишье. Николо Мицишвили Цминданиани[44] Раз в сто лет бывает миру явлена цминданиани — Птица-пламень с телом рыбьим, сеющее грех созданье. Лишь церковную ограду заприметит на погосте, Прянет на верхушки елей – метеором – злая гостья. А внизу, в замшелой церкви, растревожатся святые… Как ножи над телом вражьим, свечи вспыхнут золотые. В этот миг Святой Георгий ослабеет в кольцах змия, Вздрогнет Петр; цепенея выронит дитя Мария. И сломает крест Спаситель, руки вскинувший высоко, И закроется, затмится мглой всевидящее Око. Незадачливый прохожий, обданный смолой и варом, Помешается, исчахнет, в пламени исчезнет яром, Сила зла неуязвима, до зари все длится схватка, И душе заблудшей церковь наважденьем мучить сладко. Утром сгинет злая птица, с воплем полетит лесами, Всюду уголья роняя, и леса охватит пламя. Зевота ночи Вокруг тиха ночная дрема, Но в тонком посвисте тоски Вступили тени в сумрак дома, Неосязаемо-близки. Колокола гудят надрывно, Рыдают бубны… Бред и тьма. . «Мой милый, разве я противна? Придешь ко мне, сойдешь с ума!» Так ночь всегда, всегда взывала. . И чувствую – в глуши ночной Уже иное покрывало Накинуто на разум мой. Храм рушится, чей полный жаром Кирпич я смел в крови обжечь. Бегу отсюда Валтасаром, И пышет огненная печь. Скорее прочь от пепелища! Но нет дороги никуда… – Сойдешь с ума! – так ветер свищет. – … с ума! – грохочут провода. Мы – как разбойники в вертепе, Лихие думы… Воровски С ворот иного мира – цепи Вы сбили и смели замки! О, ночи жуткая зевота! Мозг изменил, как ни лукавь. . О, ярость мысли и тенета, Неведомых видений явь! Колау Надирадзе
Автопортрет Я азиат, мне снится зыбь залива, Экватор, знойный морок, львиный храп, Возник на дюнах след тяжелых лап, И звери ищут зарослей лениво. Рябь золота, парчи, слоновой кости, В ручьи из пагод идолы глядят, Замкнули путь засовами громад Полярные моря в холодной злости. И с перебитым носом от рожденья, Плыву, пытаюсь одолеть волну, Ношу лорнет и улиц блуд кляну! Когда б Творец пересмотрел творенье, Едва ли так был сир и одинок Стиха недрессированный щенок. Иерусалим Сонет Халдеи древний миф вновь золотом горит, О, не забыть луне величье Соломона, И горечь ласк и слез, и сумрак глаз, влюбленно Об умирающей скорбящих Шуламит. Пусть жизнь ее и смерть мгновенны, здесь навзрыд И в миге слезы льет бессмертье уязвленно. Две тени ночью вновь, как и во время оно, Застыли в немоте ерусалимских плит. Внимала твердь псалмам любовников святых… Здесь пела вкрадчиво могилам тайным их Царица Савская, чьи ноги волосаты. По легкости одежд прозрачных я грущу, Блаженство горнее в отчаянье ищу, И в сердце жаждущем все горше боль утраты. Ивану Мачабели[45] Сонет Тебя терзали ведьм худые руки, Тебя манили бесы, как Макбета, Ночь с хохотом и хрипом до рассвета Тебя гнала, и ты горел от муки. Был верен цели ты душой больною, Был паладином, рыцарем обета. И Гамлет, околдованный луною, На поединок вызывал поэта. Зеленых звезд причуды, вспышки блажи, Мечты тебя лучами жгли… Когда же Принес ты леди Макбет это пламя, Поблек Тифлис, Офелия в миражи Тебя, окинув прядями, как пряжей, Взяла из жизни нежными руками. Триптих I Мне снится шея белая, лебяжья, Касание парчи твоей и кожи! Куда бежать от нежного миража? Мне снится шея белая, лебяжья. О, только б речи медленная пряжа Текла, звуча то ласковей, то строже… Мне снится шея белая, лебяжья, Касание парчи твоей и кожи! вернутьсяПроклятая птица, сатанинская, птица несчастья и «Nevermore». (Примеч. авт.) вернутьсяИван Мачабели — грузинский переводчик Шекспира. |
