Ната Вачнадзе Чернота, окрыленная светом… А.Т. В сизых сумерках Тифлиса, В зыби чёрного вина Мне грузинская актриса Всё мерещится одна. Я её не видел въяве И влюблялся лишь в кино. Был я мал, она уж в славе, Это была так давно. Так вот в звуках мухамбази [11], Разрывающих сердца, Сохранялась на Кавказе Прелесть древнего лица. Не такую ли к Тимуру В паланкине привезли? Что там, прочь литературу, Не в такой уж ты дали! На тебя ещё Лаврентий, Щурясь, глянул, гамадрил. Рвался к блеску и легенде Кто бы позже ни царил. На безногого поэта, На российского поэта Пала тень ресниц твоих… Что сказала власть на это И какой родился стих? Над земным его скитаньем, Расцветая, встала ты Невозможным сочетаньем Красоты и доброты. Лёгкой девочкой подростком Вечно ты к нему летишь По ступеням и подмосткам Мимо взвихренных афиш. Ладо Был в плену. Мог бы сразу в загоне пропасть, Но в ревире, пройдя процедуры, Был зачислен в грузинскую бравую часть, Охранявшую комендатуры. Форму жгли, выдавали другую без слов, Принималась другая присяга. Всё же вряд ли кого-то он сталкивал в ров, Одинокий и тихий бродяга. А потом Колыма и дорога в Тайшет, И рутина тюрьмы и метели. Ну, а в оттепель, вспомнив, что был он поэт, Земляки, разыскав, отогрели. Я любил его. Столь с ним несхожий, привык К этой грустной улыбке, к душевному складу. Жаль, он рано ушёл. Но на этот язык Перевёл «Илиаду». Подруга Звуки города, запахи юга И похмелье гуляк, и молва… Тут жила в закоулке подруга, Но, должно быть, давно не жива. Вдруг почудятся в шрамах, в уколах Эти вены и, воздух дробя, Всплески рук обозначатся голых, Обвивавших, как змеи, тебя. Издалёка в минувшее глянув, Словно душу внезапно вдохнул, Слышишь вдумчивый шелест платанов И театра старинного гул. Раззолочены ложи богато, И такое мелькание лиц В зале, помнящем Хаджи-Мурата, Итальянских певцов и певиц! И в гримёрку прекрасной актрисы Здесь с букетом, подобным венку, Важный Берия шёл за кулисы, Напевая, но весь начеку. Выплывают из медленной Леты И, сменяясь, несутся, спеша, Выступленья вождей и балеты, Крики «браво» и вопли «ваша» [12]. В шкуре барсовой грезится витязь, Там грустивший во все времена, Где с единственным словом «Проснитесь!» Разбросала листовки она. Апокриф
Былой Тифлис, ночные перевозки Продукции лихой цеховиков, А утром стук сапожника в киоске, И напоённый сторож бестолков. Уже друзья в проулке кличут Гоги И белошвейки из окна глядят, Подводятся расчеты в синагоге, Где молятся и несколько солдат. И свежим хлебов веет из пекарни На тесный мир беспутства и труда. Уже в зар-зар играют эти парни, Жизнь – на кону…Уж такова среда. Но в ней всегда юродивый найдется, И царствие туманное его В почёте у окрестного народца И не от мира в сущности сего. Вот в облаке своей священной дури Ночами он блуждает, сгоряча На клочья жадно разрывая пури [13]И русский стих блаженно бормоча. «Куда я с ней когда-то брёл?..» Куда я с ней когда-то брёл? В Тбилиси ветер был весенний И платья вскидывал подол И обметал её колени. Она была смела, тверда, Несклонна в тостах к местным перлам И за того пила всегда, Кто этот мир покинет первым. Ну, да, в Кахетии у них Важней всех праздников поминки… Я вижу столько черт живых И взгляд, и поступь кахетинки! И вот уж нет её давно, Всё протекло и стало слаще, Как это рыжее вино С огнём и горечью щемящей. Медея В раю томительном и пышно-многословном, Медея, знала ты отравы и шитьё. Дарили божество фазаном или овном За девственность твою и знание твоё. Ты жрицею была, служила лишь Гекате, Под лёгкою стопой, кружась, плыла земля, Но в синеве морской, на гулком перекате Блеснули паруса чужого корабля. Ты жаждала любви, тебе досталась пытка, Ты жертвовала всем в скитании своём, Но не слабеет жар волшебного напитка, Который так пьянил и выпит был вдвоём Давно я не бывал в заветном царстве колхов, Драконьи зубы в нем войною проросли, Другой воздвигся мир из радужных осколков И в гавани стоят иные корабли. Мерещится твой дом… Где ты теперь, Медея? Осенний жёлтый лист витает в зыбком сне, И сумрак глух и нем, и сердце, холодея, О юности грустит, о золотом руне. вернутьсяМухамбази – напевная твёрдая форма грузинского стихосложения. |