Праздник Офелии Лишь один хочу я праздник праздновать отныне — День Офелии – манящий призрак неотступен. Станет осенью белесым этот воздух синий, Дивным ликом озарится небосвода бубен! Дочь дождя, она печальна, горестно-невинна. С ливнем в мир слетает ангел, Гамлета подруга, И ее с восторгом примет сизая стремнина, И слезами оросится лик замшелый луга. Празднуйте со мной, поэты, этот день рыданий, Пред невестой бедной принца преклонив колено! Потекут людские толпы к новой Иордани: Эту женщину поднимем из пучины пенной! Дачник Внизу идут вагоны мерным ходом, Вокруг холмы – и нивы и тока, День золотистым истекает медом, Но ветви яблонь в неге холодка. Стоит на горке дремлющая дача, И снова дачник, от безделья вял, На эти дали смотрит, чуть не плача, Припоминает все, что прежде знал. Ему счастливый чудится ребенок. Тогда бежал он, мураву топча, И весь горел, светился, мал и тонок, Как трепетная, робкая свеча. Всегда любил он блеск дождя слепого И бабочки скользящей пестроту, И ястреб реял и взмывал сурово, Его мечту похитив на лету. Волшебная, бывало, снилась птица, И мальчик на току стелил силки; И о любви он грезил, и укрыться Мог звездным небом, близким колдовски. А Цхенис-цкали катится лениво, На берегу купальщица нага. Пусть нежная слегка поблекла ива, Еще ее не тронули снега. Как многих деревенских людный город Его осилил, покорил, увлек. Он потерял свободу, переборот. Так сносит мостик мчащийся поток. Воспоминаний мученик угрюмый, Тоскует дачник, выйдя на балкон, И, юности оплакивая думы, Селенье сновидений видит он. Исчезло детство… Волны беспокойны — Растущий шум Кура проволокла. В глубоком сне ущелье видит войны, И Ташискари атакует мгла. Галактион Табидзе Ангел держал длинный пергамент Ангел свиток держал – повесть на длинном пергамене, Скорбно взирая на землю, что-то на ней стерег. Пóлно! Прощай! Напрасно к твоему я тянулся пламени, О, сверкающий вечер, вечер алмазных серег! Молитва моя и Слава, Величье, какого не видели, Вспомнишь меня когда-либо… Когда-либо! О, внемли! Обрушились башни Грааля, упала звонница Лидии Под стопами твоими, и плач я услышал вдали. О, как мечта поблекла, равная небожительнице, Греза, из жизни выбежавшая, вышедшая из тьмы! Померкли цветное облако и тополь, желавший выделиться, Над которым по небу Азии мчались мы. Ангел свиток держал, и с бледных письмен, с их ветоши, С прожелти, – листья падали, осыпав долины рек. Тщетно тебе я верил, напрасно, отравы изведавши, Мы друг друга желали!.. Прощай навек! А уж в затон янтарный занавесы опущены, Вечер, дрожа от ужаса, кончился невзначай. Умирают розы, вечер угас над кущами… Прощай, прощай, прощай!.. Сизые кони
Как гряда туманная, на закате рдяная, Блещет берег Вечности и угрюмо светится. Где обетованная радость богоданная? Здесь царит безмолвие, длится гололедица. Область эту стылую сковывая силою, Лишь с тоской унылою делит власть молчание. Жизнь сдавили милую ледяной могилою, Ледяной могилою, и в душе – отчаянье. Сквозь чащобы шумные, черепа безумные, Дни мои воздушные рвутся вновь и сызнова. Кони непослушные, как виденья сумные, Вы ко мне приблизились косяками сизыми. Прочь летят мгновения – гибель в грозном призвуке, Что же в горе быть ли нам, слезы горько лить ли нам? Отошли мучения, как ночные призраки, Как души звучание в пламени молитвенном! Как огня скитание, как судьбы вращение, С гулом в исступлении скачут кони синие. Где земли цветение, сладость сновидения? Здесь отдохновение – кладбища уныние! Только позови меня, назови по имени! Нет, окинут комьями мерзлыми и серыми, Рухну обессиленный в темные извилины, В лабиринты сонные, полные химерами. Зыбких бликов линии реют над пустынею, Числа безучастные, позапрошлогодние, И лесами шумными с лицами безумными Дни воздушно-синие скачут в преисподнюю. Лишь в провалах темени, на пределе времени, В небе или в ямине, прокляты и призваны, Рок и колыхание моря или пламени, С громом – стремя к стремени – мчатся кони сизые! Ветер Ветра вист, ветра свист, ветра свист, Ветра взлет; ветер гнет дерева… И уносится по ветру лист. Где ты, где ты сейчас, ты жива? Льется дождь, сыплет снег – ни следа, Не найти мне тебя никогда!.. Но повсюду, повсюду со мной — Образ твой, облик твой, лик ночной. Небосвод и рассеян, и мглист. Ветра свист, ветра свист, ветра свист. Луна Мтацминды Безмятежней луны никогда не всходило! И нежна, и безмолвна вечерняя лира, Что сквозным дуновением сизые тени Созывает и вводит в деревьев плетенье. И луна в ожерелье выплывает, как ирис, Сновиденья одели бледный облака вырез. На Метехи и Мтквари с неба льются белила… И светила нежнее никогда не всходило! Старца [35] тень здесь почила, в этом царстве печали, Но ромашки и розы на холмах не опали. Звезд мерцанье струится, длится блеск перелива, Юный Бараташвили здесь бродил сиротливо… Пусть умру в песнопеньи, словно лебедь потока, Только спеть бы, как в душу ночи глянуло око: Как, лазоревой грезы паруса расправляя, Крылья сна охватили твердь от края до края; Как в предчувствии смерти, песнопевец крылатый, Лебедь горестно стонет, словно рек перекаты; Что душе моей, этим взлелеянной морем, Смертный путь – лишь дорога в цветах по нагорьям; Что на этой дороге – лишь мечты новоселье; Что безмолвнее ночи не бывало доселе; Что приму свой конец, как великие тени, Что я – царь и певец, и умру в песнопеньи. В мир уходит нездешний эта нежная лира… Нет, луны безмятежней никогда не всходило! |
