Вера прятала нос в одеяле:

— Тебе хорошо, у тебя всего две четверки в аттестате.

— У тебя тоже две четверки.

— Угу, только вместо пятерок тройки, — обиделась Вера.

Ася присела рядом.

— Хочешь, я тебе помогу.

— Не хочу. Я замуж хочу. А мне школа — вот где. — Выгнула она шею.

— Послушай, Вера, ты же умница, красавица. Учиться можешь, но почему-то не хочешь? Екатерина Алексеевна из музыкалки до сих пор вспоминает твою одаренность, тонкий слух, длинные пальцы.

— Давай без нотаций, от мачехи надоели. Если я красавица, зачем мне учиться? Главное, удачно выскочить замуж, а там… а потом нарожаю ему кучу девчонок.

— Почему девчонок, может, это будут мальчишки? — Удивительно, но подруги впервые заговорила о детях.

— У меня теория. У сильных мужчин, обязательно рождаются девочки, а вот если рождаются пацаны, то значит женщина в семье слабая, а сыновья, словно подмога ей. А я хочу быть слабой, любимой.

— А муж чего? Он не подмога?

— Не порти мечты, — фыркнула Вера.

Дверь шкафа скрипнула — кофта матери повисла на рукаве, словно обняла полки. Ася выдернула рукав, сложила кофту в бесформенный комок, постояла, подумала, воткнула под гору подушек.

— Где ты такое вычитала?

Подушки накренились, Ася поймала их на лету.

— Нигде. Сама дошла.

— А если в семье сын и дочь?

На такой вопрос Вера не знала ответа и поэтому наехала сама.

— У тебя тоже одни девки будут.

— Это почему?

— Да с твоей нерешительностью любой мужик тебя свернет в трубочку и схавает.

Ася захлопнула дверцу, укутавшись в другой край одеяла, села рядом с подругой:

— В твоей теории дырок больше чем в сыре.

Вера подтянула ноги на кровать. Спорить с Асей не хотелось: дыры так дыры, черт с ними.

— Что мать сказала? — она явно намекала на синяк.

Ася глянула в зеркало на дверях шкафа.

— Еще не заметила.

— А отец?

— Че, отец. Сел на пирожки.

— Раздавил?

— Ну дак. — усмехнулась Ася.

— А пахнет вкусно.

— Наверное, новые настряпала.

— А в школу как?

— Со школой сложнее. Пробовала скрыть, весь тональный крем извела. Может, так? — Она, словно кошечка, выгнулась, выдвинула ящик письменного стола и достала самодельные темные очки. Еще летом закрасила оптику черной краской. Думала удались прекрасные солнцезащитные очки, но от краски на стекле появились отвратительные разводы, как на окнах общественного туалета.

Вера придирчиво присмотрелась) к очкам.

— Это в снег? Только привлечешь внимание. Может, платком перевяжешь, вроде как зуб болит.

Ася достала откуда-то из-под тряпок белый платок и легонько затянула его на затылке. Вера презрительно скривилась.

— Не повезло тебе, мать орать будет.

— Будет, — согласилась Ася, ясно представляя реакцию. Мать словно пыталась доказать свою родительскую профнепригодность. Отвратительная ситуация. Но зато пик конфликта будет пройден, все слова выговорены. Ожидание скандала хуже самого скандала. Сама допридумываешь то, что боишься услышать, кривишься, сглаживаешь силу несуществующего удара. Нагнетаешь, нагнетаешь, взращиваешь броню, стонешь от ее тяжести и вдруг понимаешь, что сложно простить себе трусость, сложно сбросить собственные ярлыки. Хочется заорать «я больше так не могу». Но вслух говоришь другое. — Лучше ничего не делать, может, не заметит, так, глядишь, и пройдет.

— Я с ней боком жить буду, — сказала Ася.

В коридоре раздался звонок, сразу последовал второй. Кому-то не терпелось посетить этот дом. Ася вышла в коридор и наткнулась на мать. Демонстративно ворча, она шлепала к двери.

— Родила на свою голову оболтусов, дверь открыть некому.

Предпочитая лишний раз не мозолить ей глаза, Ася вернулась в комнату.

В коридоре щелкнул дверной засов.

Мужские голоса показались знакомыми. Вера отпихнула одеяло, соскочила с кровати, превратилась в огромное «ухо». Сейчас она напоминала тушканчика, которого поставили на охрану стаи.

— Это они! Точно! — Вера нервничала, суетилась, глаза сверкали. — Стас! — шепотом. — С Алексеем? Как они меня нашли? — Глянула в зеркало, скорее для самоуверенности, чем что-то разглядеть. Отражение выдало в глазах звёзды потрясающей красоты.

Радостно выпорхнула из комнаты.

— С ума сойти! Аполлоны? — В свою очередь не удержалась мать. Она с явным удовольствием рассматривала гостей. Один неловко держал роскошную белую розу, а у самого щеки пылали румянцем. Мать, справившись с первым впечатлением, подчеркнуто грубо буркнула. — Вы че, охлобыстики, адрес попутали?

Вера, выглядывая из-за плеча женщины, восторженно прощебетала:

— Тетя Зоя, это ко мне.

Тетя Зоя вздохнула и задала естественный вопрос:

— Почему к тебе приходят к нам? — В ее голосе чувствовалась нескрываемая досада.

— А куда же им идти, если я здесь? — парировала логикой Вера и уже переключилась на гостей. — Роза? Господи, какое чудо!

Женщина вытерла руки о цветастый ситцевый фартук, некогда подаренный мужем, и едко заметила:

— Пижоны. С неба свалились?

— Почему с неба? — удивился Алексей.

— Наши мальчики с цветами не ходят.

— А с кем они ходят? То есть с чем? — улыбнулся Стас.

— Все больше бутылочку норовят. — А сама потянулась к цветку, прикоснулась, укололась, вспылила. — Я, думала, из сугроба вылепили! И вообще, не морочьте мне голову. — Не меняя гневного тона, обернулась к Вере. — А ты своих гостей встречай дома. Своей грязи хватает.

— Мы вообще-то к Асе, — сказал Алексей.

Мать напряглась.

— Зачем?

— Поговорить хотели. — Алексею стало неловко от такого допроса.

Женщина, не отводя подозрительного взгляда от Алексея, рявкнула командирским голосом:

— Аська! Забодай медведь мою косточку! Аська! — Ни на миг не теряя Алексея из виду, сильно толкнула дверь в комнату дочери. — Дожили! Оглохла! Аська, зараза такая, встречай гостей.

Ася вышла, старательно полубоком. Вроде не заметила.

— К тебе, — кивнула мать, вскользь глянула на дочь, потом на Алексея. Сравнила, оценила. Ну, совсем не пара. Особенно сейчас, с фингалом. С фингалом⁈ Мать на мгновение онемела и, забыв все слова, полусогнутым пальцем стала тыкать в лицо дочери. Ася ладонью запоздало прикрыла щеку и укоризненно посмотрела на ребят.

Вера, пытаясь смягчить реакцию тети Зои, неожиданно произнесла:

— Тетя Зоя! Говорят, в Австралии много кроликов развелось.

— Чего? Каких кроликов? — судорожно сказала женщина, легким движением оттеснив девчонку и, приблизившись к дочери, сорвала ее ладонь с лица.

— Это что? — словно не веря своим глазам, продолжала грубо тыкать в опухоль. Ася скривилась от боли. Но больнее было от стыда и неотвратимости скандала.

— Перестань. У нас гости!

— Это гости? Это мужики! Ты что, проститутка? По ресторанам шлямзаешь?

— В ДК на дискаче познакомились, — попытался заступиться Алексей за Асю.

— Где? — не поняла мать.

— На танцах.

— Какие танцы? Ты сказала, что пошли в школу на «Огонек», — обернулась мать к дочери. — Обманула? Обе обманули?

— Да мы ходили…

— Заткнись! — рявкнула мать на Веру.

— Перестань, — ахнула Ася.

— Я — перестань⁉ Ты что думаешь, у меня глаза водкой залиты? Ты… ты… дрянь такая… Мать позорить! Что соседи скажут? Как я им в глаза смотреть буду? — Женщина озверела. Разумеется, это преувеличение, но именно так это выглядело со стороны: волосы встали дыбом, зрачки налились кровью.

Вера демонстративно закатила глаза и, жестикулируя, пояснила гостям сущность происходящего. Для достоверности мотнула головой в сторону разъяренной женщины и, скрючив пальцы, показала оскал животного. Затем двинула себя кулаком в скулу, тихо застонала, вывалила язык, как у повешенного.

— Хватит, неудобно, — предприняла Ася слабую попытку. Она бы сделала любое другое движение, к примеру, принесла стакан воды, беззвучно поплакала, обняла, но, к сожалению, останавливать мать в такой момент бесполезно, она сейчас находилась в такой ярости, в какой сумасшедший дистрофик легко рвет путы смирительной рубашки.