— Вы чего тут по деревьям лазаете? — спросила Лена.

Ася стало стыдно.

— Мы по важному делу, — нашлась Вера.

— По биологии задали? — не унималась Лена.

— У нас уже нет биологии, — напомнила Ася.

— Девчонки, пошлите к нам. Я пирог рыбный купила. Из мойвы. Сегодня тетя Зоя печет.

Ася вздрогнула, тетя Зоя — это ее мать, и на автостанции в буфете продавали ее выпечку из кафе.

— Отец просил еще с мясом. Но закончились. Специально с Валериком пришли.

Неужели Лена ходит с другого края города? Это шлепать и шлепать.

— Я не пойду, — отказалась Ася. Настроение вновь испортилось. — Еще не хватало есть материнские пироги. Теперь они казались отравой.

— Девчонки, соглашайтесь. Я конфет привез из Германии. Халву арахисовую. Да, детка! — обнял Лену обоими руками.

Конфеты! Из Германии! Ой-ля-ля! За ними — хоть до Кизела.

Когда проходили мимо городских каруселей, Сергей всем купил билеты. Катались четыре раза.

Карусель со скрипом трогалась с места. Сиденья по инерции неслись полубоком, заставляя хвататься за цепочки, подтягивать ноги над верхушками диких яблонь. Похожие на конфеты «Коровка», водоворотом кружили желтые дома, площадь с огромными шахматными фигурами на асфальте, детскими «коняшками» со скрипучими педалями.

Хотели уйти на пятый круг, но очередь вспыхнула перепалкой, быстро достигла контролера, начали собачиться. Сергей стоял в сторонке, глядя на разрастающийся скандал, который, впрочем, моментально угас, когда три девицы покинули карусель. Девчонки рысью промахнули площадь, выскочили на улицу Ленина. Сергей бежал за ними, надрывно призывал притормозить.

У синего павильона стояла очередь, в основном, женщины, старики, дети. Люди смирно толклись вдоль длинного тротуара, хвост перегораживал дорогу — перед машиной расслаивался. Иногда окошко открывалось и пара счастливчиков получала клубок сахарной ваты на палочке.

Девчонки, не сговариваясь, пристроились в конец очереди.

— Там сахар и антисанитария, — бухтел важный дяденька девочке, которая крепко держала его за руку. — Битком набита нечистотами и испражнениями. Не понимаю, что заставляет людей остервенело выстаивать этот хвост, ведь это же обычный сладкий сироп.

Очередь переминалась с ноги на ногу, оглядывалась на зловредину. Три женщины отпочковались, их пустоту поспешно заполнили, сомкнули. Полукруглая сосиска из людей мерзла под осенним небом и завистливо пожирала глазами очередного счастливчика пятикопеечного сладкого облака на палочке.

— Девчонки, зачем вам эта вата, я же конфет привез из Германии, — уговаривал Сергей. — Мне, чтобы больше влезло в чемодан, пришлось всю одежду на себя надеть. Я ж как кабанчик выглядел на границе. Ха-ха-ха! Пограничник «раша» спрашивает, на чемодан показывает. Я ему шоколадку сую, он отказывается, на значок показывает. Пришлось отдать «парашютиста».

— Сволочь ты! — тихо высказался дед из очереди.

Сергей услышал.

— Почему сволочь! У меня еще три значка есть.

— Я про конфеты. Немецкие конфеты жрать! — Дед ушел на фальцет, уши заложило от его дребезжащего голоса.

— Ты, дед, не прав! — Сергей попытался сделать вид, что не расстроился.

— Учи ученого, — воткнулась в диалог круглая женщина в дырчатом платке. — Все им импортное подавай. Туфли в магазине видели? На платформе? Срамота!

— Да ну вас! — махнул Сергей рукой и отделился от общей очереди. Лена, Вера, Ася как по команде молча тронулись следом.

Из окна соседнего дома раздался душераздирающий крик. Чуть больше проворства и Сергей бы поймал Лену за локоть. Но он промахнулся, а она уже гнала к дому. Он пустился следом по тротуару, напрямик по холму, через угол к подъезду. Однако Лена была быстрее, она бежала так, словно чувствовала, что под ногами горит прошлое.

Когда Ася с Верой осторожно зашли в узкую прихожую, вокруг царил бедлам: валялась рассыпанная картошка, капуста, синие ползунки, распашонки с этикетками. В межкомнатном проеме с розовыми бархатными шторами были слышны шорохи, словно штормовые волны накатывали на камни. Вдруг из комнаты донеслось кричаще-болезненное: «У-а-у! У-а-у!». Где-то рядом по-птичьи короткое «Щас! Щас! Щас!». Одна штора сорвалась с петель, повисла на последнем крючке, и тут из прихожей стало видно, что на полу суматошно кружилась женщина с большим животом, вся в соплях и слезах. Шея и ухо обтянуты белым бюстгальтером, вывалившаяся грудь алела набухшим соском. Лена ползала рядом, ловила руки, ноги сестры. Обе рыдали, выплёскивали страх и ужас в одном коротком слове «папочка».

В прихожей появился Сергей. В кулаке — старый кухонный нож, обточенный до лучика, и ручкой, замотанной черной изолентой. Глаза блестели сварочной струей. Воротник куртки распахнулся, конец аксельбанта провис веревкой. На лбу большая царапина, волосы перепачканы кровью.

Потрясённые Ася и Вера отступили к двери.

— Что случилось?

— Идите домой! — рявкнул Сергей и, глубоко вздохнув, словно собирался нырнуть на дно океана, распахнул дверь в ванную.

— Но… — Ася сунулась за ним.

Он грубо оттолкнул ее задом.

— Иди на…!

Ася вздрогнула от грубости, от обиды глаза наполнились слезами. Устремилась к двери на выход

— А пирог? — мяукнула Вера и зачем-то вручила его обиженной Асе. — Отнеси.

Ася проскользнула в маленькую кухню, положила пирог среди стаканов. Стол завален остатками селедки, крошек хлеба — на краю недопитая трехлитровая банка пива. Окно между ванной и кухней дрожало от мелкого дробного звука — словно птица колотилась о стекло. За ним видна натянутая сверху вниз бельевая веревка, тут же в свете заходящего солнца проблескивало лезвие ножа. Оно старательно пилило веревку, соскальзывало, острием билось в окно. Вскоре раздался грохот, словно в ванной упала перегруженная барахлом полка. Кругом зазвенело, заухало, посыпалось, и ко всему этому сразу добавился крик рожающей женщины.

— Скорую, вызовите кто-нибудь скорую, — качалась на полу Лена, и держала голову руками, словно оберегала ее от внутреннего взрыва.

Потрясенные до глубины души девчонки сиганули из квартиры.

— С ума сойти! — ахала Вера. — Чо она так орет? Блин, ни за что рожать не буду!

Ася с подозрением уставилась на подругу. Уж не специально ли она меняла тему разговора, пытаясь таким образом заболтать свой страх? Вера вечно строила из себя независимую бесстрашную девушку, а на самом деле при малейшем происшествии. Хотя Ася сама не до конца разобралась, какое событие подействовало на нее больше — уход или приход. Полный раздрайв! Как плакать? Одним глазом от радости, вторым — от печали?

Очередь за сахарной ватой продолжала струиться по тротуару, перекрывать дорогу. Только теперь новехонькая, из других людей, цветов и красок.

— Где здесь автомат? — спросила Ася у ближайшей женщины.

— Там у аптеки есть.

— Да там уж неделю трубка сорвана, — подсказали из толпы.

— Тогда у «Энергетика», — отозвались с головы.

— Тебе зачем?

— Скорую вызвать.

— Отседа до больницы быстрее добежать. — Очередь добродушно засмеялась.

— Там эта… рожает, — закричала Вера на толпу, — ребенок там будет.

— У продуктового есть телефон…дак тож другой край, к автостанции бегите, я утром звонил… Да у каруселей есть… У аптеки…– стали подсказывать со всех сторон и вдруг говор захлебнулся, словно людей переключили на другую радиоволну. — … как закончилась? Чего закончилась? Вата говорят, закончилась…Эх, хотел деток порадовать… полчаса проторчал!

Вера с Асей разделились. Вера побежала к автостанции, Ася к — аптеке.

В телефонной будке стояла блондинка в красном пальто и прикрыв трубку ладонью, от души делилась важным и бесконечным. — «Только не рассказывай никому, это тебе по секрету». — И дальше Ася слышала все подробности про Ваську оболтуса, Кирку пересмешницу. Все новые и новые мелкости с именами, визгами, возгласами.