— Успокой свою. — Пихнул Борзин Шилкова в бок. — Я думал нам повезло, в жюри блат…

Шилков кисло улыбнулся и все поняли, что ему хуже всех.

За салат жюри поставили «Петушкам» две пятерки, одну за вкус, вторую за украшение, все радостно кивнули Асе, поблагодарили так. Ася пожала равнодушно плечами, в салате она не сомневалась. За морковный салат «Динамо» — четыре, три. Ах-ха-ха. Классно вас продинамили! Девчонки ашники вскочили в гневе. Особенно старалась Леонтьева. Побежала к жюри, стала требовать пересмотра оценок. Риата Георгиевна сняла еще бал, за давление на судей. Следующий конкурс пропал по вине Аси. Но зачем, спрашивается, надо вызывать в центр зала и спрашивать, из чего она делала печенье. Понятно же мука, сахар, сливочное масло. Мать особо расстраивалась по поводу сливочного масла, требовала заменить на маргарин, но потом сдалась, когда Ася сказала, что трудовичка с лету его распознает, даже если он просто лежал рядом с тестом. Мать согласилась, сама такая же нюхачка.

Ведущая, пионервожатая Настя всучила Асе микрофон. Лучше бы она всадила в Асю пулю. Ася могла поклясться всеми богами, что так дрожала, что подол платья ходил волнами, как при сильном шторме.

— Расскажи рецепт печенья. — И микрофоном чуть ли не в зубы.

— В муку добав-ляем сахар… — заблеяла Ася и увидела, как Светличная откровенно заигрывает с Гришковцом. У того щеки, как у девицы… алые, губы с дрожью. Млеет перед Светличной, аж уши в трубочку. А она откровенно улыбается, убирает со лба непослушный завиток, сдувает алыми губами, большой грудью вперед подается.

— … в муку добавляем сахар… — подсказывает Асе пионервожатая.

Светличная Гришковцу что-то на бумаге пишет, тайно подталкивает.

— … добавляем в муку яйца, одно… — снова бубнит Ася. Ну не может она сейчас говорить на публику, не может спокойно смотреть, как Светличная совращает Гришковца.

— Добавляем яйцо, — начинает нервничать пионервожатая.

Вокруг зарождается ропот смеха.

Ася вдыхает, чтобы выпотрошить из себя муку, сахар, масло, все перемешать, испечь, и тут видит Шилкова. И понимает, что внутри он истекает кровью, рушится в пропасть. Подержите кто-нибудь этого человека. Он не сделал ничего плохого, он только целовал тот воздух, которым она дышала…

— … В муку добавляем яйцо, сахар, сало…

Зал взорвался хохотом. Пионервожатая выхватывает у Аси микрофон.

— Хорошая шутка. — Неуклюже попыталась она исправить Асину оплошность. Получилось хуже. Зал гудел вулканом и прорывался то в одном, то в другом кратере.

От неудачного выступления Аси «Петушки» потеряли два балла. Все-таки это несправедливо. В условиях конкурса не оговаривалась презентация. Тоже что ли, как Леонтьева, сбегать к жюри, поорать?

Объявили конкурс зрителей. Да, да именно сейчас надо будет петь частушки. Во рту у Аси стало горько, словно прикурила сигарету с навозом. Хотя откуда ей знать, — табак, навоз, один фиг. Ася прокашлялась, облизала сухие губы и уставилась на девчонок: Давайте, идите. — Думала, что сейчас девчонки взбунтуются и откажутся выходить, но они выстроились в ряд…

У команды «Петушков» судорожное напряжение, словно лучник натягивал тетеву, целью которой был один из них. Звенящая пустота нервов, тревожное ожидание, даже Полаускас напрягся. В тишине громко скрипели его новые ботинки, и сам он словно превратился в охотника, ожидающего медведя из берлоги. — Палаускас знал, что с ним делать. А что делать с этими частушками? Они словно его раздевали догола. Хотя, чего ему бояться, был уверен, что Мурзина не соизволит написать, не потратится своими умными драгоценными минутами на него. У нее куча других интересов: музыкалка, совет дружины. На него только пистоны и рыки. Палаускас знал, что от Мурзиной выдержит все, даже частушки. Хоть бы написала. Господи, если напишет, то он обязательно наберется смелости и пригласит ее на свидание. Как он хочет пригласить ее на свидание! Но ведь эта заноза не пойдет. Поржет и не пойдет. Будет попинывать его стоптанные валенки, хитро поглядывать как больнее укусить и отказать. Палаускас одновременно боялся и желал. Впервые в жизни он заценил силу слова.

Первой спела Вера, довольно прилично, озорно притопнула, вскинула платочек. С платочком придумала круто, одобрила Ася.

Снег вокруг нападал сильно,

Скоро Новый Год придет!

Наш Санек Морозом будет,

Борода уже растет!

Бородулина в песне была скромнее.

Наш Парфенов злой негодник

Сладко улыбается.

То на право, то налево,

Конфетками бросается.

Зал дрожал. Частушки оценили все, кроме человека, которому они посвящались. После каждого выступления гудели стены, звенело стекло.

Вышла Рита Герн, подбородок вверх, ножку вперед, поза балерины. Думали, станцует, а она спела про Палаускаса.

Палаускас сверкал, как петарда. Откуда узнали? Он действительно в прошлые выходные по мокрому снегу бодался с зайцем, пятьдесят км отмахал за ним, в одном месте сплоховал, провалился в полынью, долго сушился у костра, насквозь пропитался дымом.

Кропачев был последний.

Риата Геогргиевна кончиком ручки нервно постукивала по столу, что-то записывала в блокнот.

Потом вышла поддержка «Динамо». Подтащили скамейки, выстроились в два ряда.

… Трум-пам-пам, трум-пам-пам, пой ласточка пой… пой не умолкай… Леонтьева, конечно, старалась больше всех, изображала дирижера, так махала руками, что в зале стало прохладнее. «Паф-паф, и все мимо», сказал бы Пуговкин. Зарезаться можно от скукоты. Болельщики с трудом дожидались конца, надеялись на последний аккорд, вдруг выдадут такую блямбу, что все опупеют. Нет, все прошло тихо, скромно, по-семейному: бабочки, бантики, ужимки. Пацаны шустро отволокли скамейку под решетки огромных окон спортзала, девчонки расселись, оставив уголок Леонтьевой, а она какого-то ляда, еще долго кланялась молчаливому залу, судьям. От ее откровенного подхалимства сворачивало скулы. А не пошла бы ты…какого фига крутолясничаешь? Сейчас всем интересно только решения жюри.

Ну да, конечно. И вновь Светличная не позволила бэшникам выйти вперед: «б» — три, «а» — пять. Вот ведь зараза! Ей за судейским столом совсем мозги вышибло. Зал недовольно загудел. В этот момент Светличная, наверное, схлопотала тонну проклятий. Гришковец принялся восстанавливать справедливость, в противовес тройке Светличной выставил пятерку, а пятерку заменил тройкой. Более-менее скомпенсировалось. Светличная на него зыркнула. Гришковец ответил улыбкой, ну прямо как Крошка Енот из мультфильма. Светличная дернулась, словно получила мощную оплеуху, и, если бы была дурой, точно бы разоралась, как Леонтьева, но в последний момент сообразила и решила пока с Гришковцом не ссориться — объект все больше и больше казался интересным.

Зря, конечно, Светличная так поступила, а может, и не зря — своей подлостью ненароком вызвала у зрителей поддержку бэшникам.

И да, произошла сенсация, к ужасу ашников, «Петушки» победили. Всех больше буйствовала Леонтьева, вот если бы сейчас она стояла на лыжах, точно бы укатила на золотую медаль. Она размахивала микрофоном и внушала всем, что все нечестно, несправедливо и она обязательно добьется справедливости!' И даже бросилась догонять Риату Георгиевну.

После звонка на урок математики прибежал пятиклассник и сообщил, что директор вызывает Парфенова в кабинет. Ничего хорошего Ася в этом не увидела. Во всяком случае, после демарша Леонтьевой, ожидала всяких дурацких результатов, типа надо пересмотреть решение жюри, отменить КВН, нельзя шуметь, нельзя скандалить. Парфенов вернулся минут через пятнадцать. — Чего там? — шепнула Ася, когда он проходил мимо. Он чуть притормозил, будто натолкнулся на преграду, обернулся. — Все из-за тебя. — Чего это? — взвилась Ася. — Из-за твоих частушек. Он, как маленький чертенок, весь урок нас веселит… — Это же про Кропачева, — Ага, — кивнул Парфенов, — за всех вызвали меня. — Парфенов ушел в конец класса, а Ася потянула руку.