Бородулина в красках рассказывала про Вия из одноимённого фильма.

— У меня шиза поехала, — делилась она впечатлениями. — Прикинь! Подымите мне веки!

Наконец Наташа принесла блины. Кружила на месте с тарелкой в руках. Как в фильме «Вий», изо всех щелей потянулись руки, кривые пальцы. Кто-то ударился головой об лампочку — тускло запрыгали тени.

— Он здесь, — загробным голосом произнесла Бородулина и показала на ползущего по стене вверх призрака.

Девки взвизгнули, уставились на потолок. В полумраке при дерганном свете их лица становились ужасно некрасивыми, с уродливыми морщинами. Они уже не выглядели ровесниками — казались древними ведьмами, приспешниками Вия. Бородулина глотала блины и одновременно нагнетала жути. От Вия она перешла на «рогатого», приплела Гоголя, — Вчера вечером домой иду, а луна полная, яркая, красотень, а тут туча. Бах! И нет луны. А на меня «рогатый» идет, фосфором светится, копыта, как булыжники. Топ! Топ! Земля трясется, — рассказывала так подробно, будто и на самом деле видела. — Честное слово, смешно, думала Ася. — Нафига это слушать? Ася прошла к тумбе, свернула блин в треугольник, уголком макнула в мед, и тут Бородулина добила. — Идет, орет, пинает человеческую голову, а волосы, как у Аськи Мурзиной, только все в крови. — 'Вот ведь сволочь!" — поперхнулась Ася, с ухмылкой зажевала.

Блины быстро закончились, к слову сказать, досталось не всем. Самые мнительные не дотронулись, а остальные уже изобрели новое блюдо, макали в варенье и мед вареную картошку. Ася попробовала. Да уж, еще то извращение!

— Наташ, — вышла Ася на кухню, — давай, с днюхой тебя. А я домой.

Наташа скисла, глубже запахнула фланелевый халат. Весь ее вид говорил, что она и сама не очень довольна этим вечером, пару раз прерывала: «Ах, какой ужас… Не надо рассказов… Ну прошу тебя…Только не сегодня». — Но эту Бородулину ничем не остановить, если только кирпичом по балде.

— Давай покурим, — вдруг предложила Наташа, чем ввела Асю в легкий ступор. — Надо же когда-то начинать. — Я тут у брата припрятала Мальборо! Слышала про Мальборо?

— Не. — Вот тебе и тихоня, удивилась Ася.

— Чего вы тут? — навалилась Вера сзади на Асю.

— Натаха предлагает покурить. Чего ты там говорила?

— Мальборо, — напоминала Наташа.

— А давай, — потянулась за спичками Вера.

— Не-не. Не здесь. Родители услышат запах, ругать будут, — сразу предупредила Наташа, сунула в карман халата пачку сигарет, спички. — Пошли в сарай.

Холод стоял жуткий. Ася вытащила из кармана пальто вязаную шапку, надела. В сарае чуть теплее. Стылый воздух наполнен запахом мочи, сырых поленьев. Привыкая к темноте, потоптались у порога, дальше заходить опасались.

— Дверь закрывайте, — шепотом потребовала Наташа. — Осторожно. Справа корыто. Не наступите.

А впереди пропасть, подумала Ася, и приготовилась умереть, потому что кто-то толкнул ее в спину.

— Что тут у вас? — зашептали чужие голоса. Кажется, узнала Риту Герн, Бородулину. Вот ведь зараза! Приперлась. — Чего вы тут?

— Курить будешь? — грозно спросила Ася, надеясь, что Бородулина откажется и сгинет из сарая. Но она затворила за собой дверь, и было понятно, что эта затея ей нравилась и она ни за что ее не пропустит. Наташа несмело чиркнула спичку, подождала, когда разгорится, огонек подергался из стороны в сторону и погас.

— Черт! — выдохнула Наташа, — руки замерзли.

Вновь чиркнула. Огонек вспыхнул, яркнул и… потух.

— Дай я! — Вера забрала коробок.

Чирк, чирк, чирк…

— Да фигня полная, спички сырые!

Темноту осветил огонек, устаканился в ровный столбик.

— Закуривай!

— Не ори! — рука вздрогнула, спичка погасла.

— Дай я. — Ася сунула сигарету в рот, подожгла спичку, схоронила в коробочке из ладоней, видела, как водители в гараже у отца так делали, поднесла к сигарете. Кончик носа обожгло жаром. Еще не хватало остаться без носа!

— Затягивайся, затягивайся! — застонала Вера, видя, как умирает спичка.

Глубоко вдохнула. Горячий дым обжог горло. Задохнулась, закашлялась, на глазах выступили слезы.

— Дай я! — Бородулина вырвала сигарету у Аси.

И у нее получилось. Присев на корточки, поспешно затягивалась и было похоже, что делала это не в первый раз. Дым тонко заструился к потолку. И тут весь воздух сарая вздрогнул.

— Мамочки?!. — с тихим воем Вера схватилась за Асю.

Ася остолбенела.

Прямо над головой Бородулиной появилась красноглазая морда — грязная, щетинистая с круглым носом, черными ноздрями, выдающими клубы пара.

— Черт! — потрясенно сказала Ася, отступила к двери.

— Бл…Осторожно! Ты мне на ногу наступи…ла…бл…

Ася отпрянула, стала задом тыркаться в дверь. Она так струсила, что не соображала, в какую она открывается сторону. Впрочем, Ася не одна испугалась, рядом колотились Рита и Вера. Наташа и Бородулина находились спиной к черной морде и поэтому не понимали чужой истерики:

— Да не ссыте вы, — невинным голосом уговаривала Бородулина и протягивала дымящуюся сигарету. — Зассыхи сраные. Я с ашниками курила, клевые чувихи.

Морда за Бородулиной фыркнула.

— Черт! — взвизгнула Ася.

Наташа обернулась, поправила:

— Свинья!

Бородулина моментально отреагировала.

— Сама ты свинья!

Сзади ее фыркнуло, хрюкнуло, Бородулина застыла на полуслове, ее храбрости хватило только оглянуться. И тут она заорала: «Вий! Вий!». И все побежали.

Ася шла домой и понимала, что никогда в жизни не притронется к сигаретам. Любая зажжённая папироска теперь будет подмигивать красноглазым чудовищем из сарая. Внутри стало противно, словно выпила очередную ложку рыбьего жира.

Класснуха одернула свою зеленую трикотажную юбку, пригладила живот. Она всегда так делала, когда хотела сказать нечто гадостное. В этот момент тоска брала за жабры, Ася ногтем ковыряла краску на парте и готовилась к неприятным сюрпризам. Скоро каникулы, пусть класснуха забудет о своих учениках на неделю, так нет же сейчас начнет заливать рыбий жир за пазуху, заставит таскать металлолом, мыть парты у первоклашек.

— Сегодня, в канун Великой Октябрьской социалистической революции, — начала класснуха издалека, — Мы с вами должны подвести итоги первой четверти учебного года. За успехи в учебе, почетной грамотой награждается Василий Гордеев. — И как подобает монументальному торжеству события, класснуха строго приказала аплодировать, вручила грамоту, посмотрела на Асю. — Мурзина, по решению общественного совета школы, грамоту тебе будут вручать на общешкольной линейке.

Обалдеть. Приятно.

— Спасибо, — промямлила Ася. Честно говоря, обрадовалась. Не то что бы самой грамоте, а то, что класснуха простила сложности с оплатой экскурсии.

— Я уверена, — патетично заявила она, — что ты оценишь решение партии и внимание комсомола в оценке твоих заслуг. Я была против твоей кандидатуры, но Риата Георгиевна настояла. Хотя мы обе члены партии, но она еще и директор, и ее слово весомее. Так что цени.

Директриса Асе нравилась, она вела себя понятно, от школьников абстрагировалась, ко всем относилась одинаково, любимчиков не держала, зря не ругала. От нее в школе была большая польза. Она все время что-то проводила, разрешала, инициировала, разговаривала, советовала. Недавно первый этаж выделила начальной школе. Первыши там переодевались, учились, зажигали на переменах. Теперь в раздевалке и на лестничных клетках стало просторнее, а то при переходе с этажа на этаж Ася боялась столкнуть какую-нибудь мелочь в пропасть. Уж больно эта малышня была слабая и незаметная, а перемена такая короткая. За пятнадцать минут надо было успеть сбегать в столовую, туалет, поболтать, списать домашку, найти свою тетрадку. Короче, чертова туча дел, а эти спиногрызы вечно путались под ногами. Еще Риата Георгиевна придумала всегда носить белые фартуки. — Теперь я в городе различу своих школьников от чужих, — оппонировала она своим недоброжелателям. Для школьниц это было неудобно, приходилось быть аккуратной, опрятной и часто стираться. Это же мука — каждые выходные отпарывать воротнички, манжеты и кипятить вместе с белым фартуком в воде с хозяйственным мылом. Еще та вонища.