Марьюшка устало возрилась на Асю.

— Деньги принесла, не все правда. — Ася стала выгребять из кармана мятые рубли, желтые и белые монеты.

Марьюшка отмахнулась.

— Твоя мать еще позавчера погасила долг, — увидев округлившиеся глаза Аси, пояснила. — А что ты хотела? Да, позвонила, поговорила. Мне зачем проблемы с учетом? Вы нашкодили и в кусты, а мне за решетку? Чего я должна всех вас покрывать, у меня тоже дети. И так скомпенсировала на амортизации, хотя палатка новехонькая была.

Тут девочка подтащила новые лыжи, чуть ли не вдвое выше неё.

— Вот откуда ты такая хитрая? — взвилась Марьюшка. — Лыжи должны быть на уровне вытянутой руки, а эти даже мне велики. Ваша стойка там.

— А паспорт? — наконец очнулась Ася.

— Так матери и отдала. Что ты на меня вылупилась, иди давай…

И тут стойка с лыжами стала медленно заваливаться на бок, малышня бросилась врасыпную.

— Иттить колотить! — взвилась Марьюшка. — Ах вы засранцы, кто ж вас воспитывает?

От грохота никто не видел и не слышал, как в салон зашел человек с баулом.

Марьюшка узрилась цепким взглядом.

— Тут это, — неуверенно начал человек, — тут вот палатка у моей сеструхи в походе сгорела.

Марьюшка взглянула на Асю. Ася отрицательно покачала головой, это не ее брат, вообще незнакомый человек, хотя кого-то напоминает.

— Палатка хорошая, мне без надобности. — Человек принялся поднимать стойку, собирать разбросанные лыжи и палки.

— И мне без надобности, — бухнула Марьюшка, — вон ее маманька заплатила, отдай ей.

— Мне зачем? — удивилась Ася.

— Возьмите, — потребовал незнакомец. — Мне надо ее отдать. — И так дернул плечами, что Асе вновь это показалось знакомым.

— Как ваша фамилия? — стала листать бухкнигу Марьюшка.

— Зачем?

— Ну вдруг еще кто должен. Хотя я не помню, чтобы брали.

— Бородулин.

— Валя Бородулина ваша сестра? — неуверенно спросила Ася, — так значит это вы…

Договорить не дал, вышел на улицу.

Ася с трудом дотащила палатку до дома, сунула под кровать и первым делом залезла в коробку с документами. Ее паспорт лежал сверху, словно напоминал, что она уже взрослая. Она перешагнула, вступила в серьезную жизнь, напитанная детством, юностью, рыбьим жиром и верой в чудо.