— Такая громадная? Да, видали, знали…

— Страшно так орет! Знамение какое несет еще?

— Да перестаньте Вы! Какое знамение? Это же самая что ни на есть жар-птица!

— Жар-птица?! Это та, что крала яблоки из райского сада?

— Очередные сказки! А иначе бы в Ирие она жила…

Пока девчонки обсуждали новое диковинное явление, Аня хитро и с гордостью посматривала на рыжеволосую подругу; Анаис же настороженно наблюдала за Вандой. Что-то в ее поведение ей не нравилось. А, быть может, чутье ее подводило. Златоволосая девушка протянула трясущейся рукой чарку меда Олеське; та с благодарностью приняла ее, поднося кружку ко рту. Ванда с трепетом наблюдала за подругой, округлив глаза. И тут Анаис вспомнила. Вспомнила, как будучи птицей, пролетая над ней, заметила, что Ванда кидает в зелье клок шерсти. Так тогда ей казалось.

“Что же ты, всякой нечистоте жизнь упрощаешь!? Ты хоть представляешь, какую силу и энергию несут твои волосы!?”

“Ванда мне мои бесполезные страшные пакли состригла. Что же она, разве сделает мне что дурного!?”

Анаис резко выбила чарку из рук Олеси в тот самый момент, когда та уже поднесла ее ко рту. Все лицо ее было заляпано сладковатым, липким, пьянящим медом. Как будто этого было мало — Анаис схватила со скатерти-самобранки кувшин с водой и вылила ее девушке на голову.

— Да что… — заверещала Олеся, усиленно вытирая глаза. — Вы что, совсем все посдурели!?

— Аня, зачем? Что происходит? — удивленно воскликнула Аня.

— Я это так не оставлю! Что за самоуправство! — рассвирепела Олеся, направляясь к Анаис с кулаками. Девушка отступала назад, пытаясь вставить хоть одно словцо, но ее перебивали голоса других подруг и оханья Маши и Дары, мигом переключившихся с рассказов про жар-птицу на очередной скандал. Анаис ткнула пальцем в сторону нервно грызшей пальцы Ванды и отчаянно воскликнула:

— Она!

— Что она!? Она меня не обливала!

— Она пыталась тебя приворожить, Олеська!

— Чего-чего?! — облитая девушка резко остановилась, состроив глупое выражение лица.

— Да что ты говоришь? — захихикала Ванда, покачиваясь на одной ноге. — Ты хоть сама-то веришь этому бреду?

— Я видела!

— Да что ты могла видеть-то? — гордо закинув голову назад, спросила Ванда.

— Видела, как ты Олеськины волосы в котел кидала.

— Да как?.. — округлила глаза маленькая худенькая девчушка. Затем она ахнула, как будто что-то поняла, беспомощно осмотрелась вокруг и побежала вдоль ручья, спустившись предварительно со склона.

— Ванда, — непонимающе протянула Олеся, посмотрев на других девочек, будто бы пытаясь найти ответ на ее вопрос в их глазах. Увы, но они сами не знали, зачем подруга с ней так поступила. Анаис же пустилась вслед за ведьмой.

Бежали они совсем недолго. Ванда спотыкалась на каждом камешке, не видя перед собой ничего из-за полных слез глаз. Ветки цветущей черемухи, знаменовавшей скорые заморозки и похолодание, неустанно били ей в лицо; девушка кричала от боли и бессилия. Споткнувшись об очередной камень, она зарыдала так сильно, что вся вода из ручья поднялась наверх и затем опустилась вниз, обрызгав с ног до головы пробегавшего мимо оленя, саму чаровницу и ее преследовательницу. Анаис убрала назад прилипшие к ней мокрые волосы и резко схватила Ванду за руку.

— Зачем ты так с Олеськой поступила? Зачем пыталась ее отравить?

— Это не отрава! — верещала Ванда, брыкаясь и пытаясь выпустить руку из заточения.

— Ты пыталась ее приворожить! Хотела из нее безвольную рабу сделать!? Что она тебе такого сделала?! Всегда за тебя заступалась, всегда тебе самое лучшее место отдавала…

— Ты ничегошеньки не понимаешь! Я просто… просто…

— Просто!?

— Просто… хотела узнать, что будет…

— Она тебе скотина домашняя!? — яростно закричала Анаис. — Мышь подопытная!? Это подло! Я так никогда бы не поступила с Аней! Со всеми Вами бы так не поступила! А ты с Олеськой…

— Да ничего ты не понимаешь! — горько заплакала Ванда.

— Да все я понимаю! Ты подлая и самолюбивая девка!..

— Нет! — закричала во весь голос девушка так, что Анаис невольно испугалась. — Я не подлая! И не самовлюбленная! А ты ничегошеньки не понимаешь!

Вода из ручья снова поднялась высоко-высоко и грохнулась вниз, снова облив Анаис с ног до головы. Ванда резко выдернула руку, вырвавшись на свободу, и громко плача убежала прочь, оставив девушку наедине со своими мыслями.

Легкий порыв заревского ветра растрепал непослушные огненные кудри Анаис. Солнце, неустанно клонившееся к закату, слепило лазурные девичьи глазки; она морщилась, силясь увидеть, что происходит вдалеке. Сухой горячий воздух обжигал лицо и нос, не давал дышать, однако девушка привыкла к такой погоде. Ее взору предстал особняк из темного камня с остроконечной конусообразной крышей, находившийся от нее настолько далеко, что если бы Анаис протянула руку вперед, то смогла бы поместить его в свою ладошку. Что-то внутри сильно сжало ее сердце, и она невольно заплакала то ли от боли, то ли от мучительной неожиданной тоски.

Девушка смахнула слезу и нахмурилась. Что это было? К чему такой наплыв эмоций? Она сидела на корточках, держа плетеную корзинку в руках, в океане усохшей под палящим солнцем травы, годной лишь на сено для скота. В этих бескрайних желтых полях, славящихся своим богатым медоносным разнотравьем, можно было заметить колыхающиеся от горячего ветра сиреневый шпорник, клевер малинового и белого цвета, душицу, маргаритки, темно-желтую пижму и тысячелистник. Анаис маленьким, но довольно остреньким ножичком осторожно срезала под корень высокие метелки ярко-красных левкоев и нежно клала их в корзинку. На особенно крупных и красивых цветах она задерживалась подольше, вдыхая медовые ароматы сего великолепия. Ласково теребя лепесточки, Анаис на мгновенье задумалась: а не погадать ли ей? Только исход гадания “Любит — не любит” можно было понять с самого начала. Малиново-красных лепестков с такими мелкими хаотичными пятнышками, будто бы неосторожный художник с помощью кисточки забрызгал их белилами, было пять, а потому нареченный гаданием избранник всегда будет любить Анаис, какой бы цветок в руки она не взяла. “Любит — не любит — любит — не любит — любит”…

Ей не хотелось получить такой ответ. Молодой будущий эрцгерцог фенельский, коего пытались сосватать рыжеволосой княжне, мало того, что еще под себя ходил, так зачастую ее сильно задирал. Старший эрцгерцог несмотря на выгодную для его сыночки-корзиночки партию был весьма недоволен военными конфликтами между графствами Карифа и Дариха, считая правителя последнего, между прочим дядю Анаис, Матеуша, главным зачинателем этих разборок. И при каждом своем визите в поместье не преминул выразить недовольство их родственником.

Эрцгерцогство Фенелия соседствовало не только с самой префектурой Рабаа ис Та’андтом, но и с выше перечисленными конфликтующими графствами. Все они являлись вассальными владениями одного огромного королевства. Фенелия не могла спокойно смотреть на разборки своих соседей. Не ровен час, когда одна из двух сторон попросит поддержки, или огонь междоусобицы перекатится на земли эрцгерцога. И тогда дело в королевстве станет совсем худо.

В особо тяжелые для него времена, когда в результате пятидесятилетней кровопролитной войны между Рабаа ис Та’андтом и южным Шемберским царством, что расположилось в бывших владениях Короля-Водяного, последнему достались вся Карифа и часть Фенелии, одному лишь Зрящему иль Знающему известно, каким образом при значительном преимуществе сил Шемберского царства графство Дариха сумела отвоевать себе часть Карифы. Когда же Рабаа ис Та’андт, Фенелия, Дариха и вассальные земли особенно религиозных рыцарей и баронов, не сумевших смириться с победой чуждых их вере кхадафитов, напрочь разбили армии Шемберского царства, забрав по праву свои законные земли, префектура потребовала от Дарихи возвращения ранее завоеванной части графству Карифа. На том и строился их затяжной конфликт — Дариха так и не смирилась…