Перед путниками то и дело мелькала средь беспросветной рыжей мглы кроваво-красная фигура женщины, которая вела их за собой, периодически оборачиваясь и контролируя их путь. Анаис несколько раз пыталась окликнуть ее, но та ее либо не слышала, либо сознательно оставляла ее без ответа. Вконец охрипнув, девушка прекратила попытки и лишь смиренно ехала за ней.

***

Дивная, должно быть, столица была когда-то… Громадные каменные постройки некогда “давили” жителей, прогуливавшихся по мощеным улочкам, с обеих сторон своими необъятными размерами. Окон было настолько много, что казалось, будто весь город смотрит на тебя со всех сторон и даже видит насквозь. Сейчас крыши этих высоких зданий были частично провалены или обрушены, а мощеные дорожки были устланы пеплом, костями и черепами людей и животных. На домах то и дело можно было заметить темные очертания людских силуэтов; выглядело это так, будто тени жителей этого места застыли здесь навсегда. Осторожно проезжая по некогда величественному городу, стараясь не спотыкаться на обломках местной архитектуры, Анаис в панике оглядывалась по сторонам. Она то и дело замечала “призраков” этой бывшей столицы. Кто может жить в таком страшном месте?

Фигура же красной женщины, что и привела ее в этот город, исчезла без следа. Анаис мысленно себя корила за то, что позволила обмануть себя какому-то миражу. Она слезла с лошади, чтобы размять ножки и попытаться найти выход из Преисподней.

— Знаешь, что это за место? — неподалеку послышался грубый низкий женский голос.

— Кто здесь? — в панике пролепетала Анаис.

— Слышала ли ты про Динъ Суда? — неизвестная оставила ее без ответа.

— Нет… Ты кто?

— А разве это важно? Как и неважно то, что такое Динъ Суда. Все это место говорит о неважности. Кому до него есть дело?

— Что ты имеешь ввиду?

— Никто здесь не живет, не размножается, не торгует, не воюет. Для любого живого существа неважно то место, где всего этого не происходит. Они не думают о возможной кончине, о том, что когда-нибудь все их существование окажется столь же неважным. Их забудут, как и забыли и не думают о тех, кто жил в этом месте когда-то.

— Я все еще не понимаю…

— А с чего бы тебе понимать? — без единой язвительности холодно проговорила женщина. — Ты никогда этого не понимала. Почему то, что не является вечным, важно, а смерть, вещь неизбежная и не имеющая конца, это что-то совершенно неважное и не имеет никакого смысла? Люди настолько возводят жизнь в культ, что придумывают себе мнимых божеств, которые якобы спасут их от неминуемого конца.

— Кто ты? И что ты от меня хочешь? — охрипшим голосом крикнула Анаис, схватившись за волосы.

— Я та, кто так же не важна, как и это место. Пока со мной не встретятся лицом к лицу.

Густой рыжий туман на миг рассеялся, и Анаис, наконец, могла лицезреть грубую незнакомку. К ее удивлению, это не была та “красная” женщина, за которой она так долго ехала. Незнакомка казалась ей до боли знакомой, но Анаис никак не могла дотянуться до того участка памяти, в которой та была хоть когда-то запечатлена. Более того при виде мраморно-бледной женщины в черном плаще до пола шея Анаис неприятно ныла и чесалась, а ярчуковый ошейник душил ее до боли, усиливающейся с каждым ее шагом. Анаис схватилась за него, тщетно пытаясь оттянуть, задыхаясь от нехватки воздуха. Сердце забилось с неистовой скоростью и силой, грозясь выпрыгнуть из груди куда подальше от бесшабашной хозяйки.

Анаис резко подняла в воздух неведомо откуда появившаяся черная пелена и так же грубо опустила ее на землю рядом с незнакомкой. Схватившись за ребра и скорчившись от боли, она с трудом поднялась и предприняла попытку побега, однако все то же черное облако окружило ее, не давая выйти из плена. Анаис все сильнее и сильнее душил ошейник, и она высунула язык, хватая ртом воздух. Женщина в иссиня черном плаще, подойдя к ней на расстояние вытянутой руки, холодно посмотрела на нее молочно-белыми глазами.

— Ты… — хрипло произнесла Анаис.

— Мара, — равнодушно отрезала женщина.

Внутри девушки все похолодело. Смутные воспоминания о предсмертных снах всплыли как наяву. Она вновь увидела перед собой страшного огромного ярчука, брызгающего слюной в стороны и лязгающего длинными острыми клыками у ее хрупкой тонкой шеи.

Ноги Анаис подкашивались, она их не чувствовала вовсе. Ею овладела сильная, неведомо откуда взявшаяся паника. В ушах свистело, голову сжало в тиски; Анаис беззвучно закричала, зарыдав во всю силу, руки объяло пламенем, и она выпустила его в сторону Мары. Богиня лишь слегка прикрылась плащом, который чудесным образом поглотил огонь внутрь себя. Девушка на подкашивающихся ногах отступала назад, выпуская пламенные шары один за другим в женщину в черном. Однако плащ Мары вбирал в себя всю ее магию, не получая при этом не единого повреждения.

Вконец обессилев, Анаис споткнулась о камень и упала на спину. Мара подошла к ней, с некоторой надменностью смотря на нее сверху вниз, из ее плаща стали выпускаться клубы дыма, превращающиеся в огонь, а тот в свою очередь — в черную непонятную субстанцию. Эту субстанцию Мара выплеснула на Анаис, забирая все ее оставшиеся силы. Девушка не кричала, не сопротивлялась, лишь плакала, принимая и мирясь со своей судьбой.

На мгновенье бирюза ошейника, душившего ее все это время, озарила Мару ярким голубым светом, который сжег черную пелену. Женщина лишь слегка отпрянула, но попытку добить Анаис оставила.

— Безрассудство, паника и отчаяние толкает смертного на безумства. В попытке избежать гибели, они сами становятся ее причиной. Злая ирония, которая служит напоминанием о том, что как бы человек не боялся смерти, не стремился убежать от нее и скрыться, она его настигнет… рано или поздно. И чем быстрее и неистовее смертный бежит, тем быстрее смерть его догоняет. Парадокс… — медленно проговаривала Мара, с наигранным любопытством посматривая на ярчуковый ошейник и обессиленную Анаис. — Видно, я недооценила подарочек Яги. Надеюсь, что ты по достоинству оценишь и мой дар тебе. — Мара тяжело коснулась ее груди и надавила на нее. Анаис затряслась, испуганно расширив глаза. — Я подожду. Подожду, когда смертные тебя возненавидят. Когда объявят охоту на тебя. Подожду, пока ты не накопишь всю ярость и боль, которую ты получишь от смертных. Хочу увидеть твое огромное разочарование. Я подожду, когда люди начнут объявлять смерти манифест. И тогда ты сама придешь ко мне. Сама снимешь эту безделушку с шеи. Или потеряешь из-за своей безмерной беспечности и безрассудства. Рано или поздно я наведу порядок. Но это, к сожалению, не сможет произойти без твоей помощи.

— Что ты со мной сделала? — отчаянно прокричала Анаис.

— Увидишь.

Что это за место? Двери распахнуты, ставни в окнах всюду выбиты. Заходи, милый гость, каким угодно путем, как душеньке твоей будет удобно! А внутри светло и тихо, как на кладбище. Войдешь и оставишь позади разочарование, месть, обиду и тяжёлые воспоминания.

Там уже давно ждут с распростертыми объятиями любимая маменька в длинной бежевой сорочке с рыжими косами-улитками на голове, до неузнаваемости спокойный отец с длинными каштановыми волосами, завязанными в небрежный узелок, который держал в руках не привычную для него одноручную саблю, а совсем маленькую дочурку, что была похожа на него как две капли воды. Здесь же стоит в ожидании своей очереди высокий мужчина с неясным силуэтом, казавшийся одновременно и незнакомым, и знакомым до боли в сердце. И хоть силуэт был совершенно невнятным, однако можно было заметить, как мужчина улыбается во весь рот и смотрит на гостью взглядом, полным любви.

Безмолвно расположились в кресле и две совсем молоденькие девушки, не дожившие до замужества, которые также не казались знакомыми, однако при виде их душа отзывалась дикой болью, а на глазах наворачивались слезы. Из одной залы в другую бегали ещё две пышногрудых не по годам девчонки, силуэты которых были уже четкими и понятными. Дом залился громким девичьим смехом и тяжелым учащенным топотом.