— Я говорю: “Так я и думала”! — крикнула Олеся, скрестив руки на груди.

— Олеська, как Вы поняли, тоже с Усладного, — проворковала низенькая девушка. — Она из семьи лесорубов. А я Ванда из Весеннограда. Сбежала из дома. Родители мои — закостенелые пьяницы. Ежели денег на выпивку не хватало, колотили меня на чем свет стоит. А ты кто и откуда?

— Я Анаис…

— Ты же говорила, что тебя Аней зовут…

— Ну это и правильнее, и проще. У нас у иноземцев имена по-другому строятся, более сложно…

— Так ты из другого государства!?.

— А так хорошо разговариваешь по-нашенски…

— Потому что мой папа из этих земель. Я из княжества Преграния, мои родители вместе с сестрой погибли в пожаре. Меня к себе забрал дядя, князь Ольха. Я от него и сбежала.

— А я Дара-Даренка, — весело произнесла медноволосая девушка, — из Княжества Промежное. Как и Машка.

— Наших близких убили дружинники из других Княжеств. Батька погиб в междоусобице. Вот мы и бежали. Не знаю уж, что там с мамкой моей сталось…

— А что это за место? — спросила Анаис.

— Вы попали к бабушке Яге. Она лечит детей и женщин, принимает у них роды. Говорят, она даже умеет прерывать бремя…

— А еще учит девушек…

— Чему? — с неподдельным интересом спросила Аня.

— Что бы это ни было, я здесь долго не задержусь, — пробормотала Анаис, доев свою похлебку, встала, стряхнула крошки с портков и ушла восвояси.

***

Рядом с избушкой на курьих ножках внезапно “выросло” полукруглое укрытие из стволов деревьев. Внутри лежала и тряслась Химира, опустив морду и смотря при этом своими жалостливыми черными глазками на пришедшую в это подобие денника Анаис. Яга ласково гладила тощую серебристую кобылу по ребрам, которые хорошо было видно из-за кожи. Другой рукой она мазала какой-то вонючей мазью, смердящей человеческими отходами жизнедеятельности, гноящиеся раны.

— Когда она выздоровеет? — требовательно спросила Анаис, скрестив руки на груди и боком прислонившись к древесным стволам.

— Всему свое время. Спешишь куда-то? — Анаис лишь промолчала. — Вам бы самим сначала сил поднабраться. Необязательно уходить, я ведь не гоню никуда. Быть может, тебе даже понравится здесь…

— Ну уж нет, — твердо ответила Анаис. — Как только Хим поправится, я пойду дальше. Я не собираюсь здесь подолгу задерживаться.

Яга пожала плечами и налила воды из бадьи в кормушку. Кобыла жадно стала хлебать, довольно похрюкивая.

— Могу я тебя попросить хотя бы привести всех сюда? — озабоченно посмотрев на Анаис, спросила женщина.

Солнце в мире бабушки Яги начинало опускаться. Смеркалось. Небо заволокло оранжево-розоватой пеленой, которая сливалась с пожелтевшей от засушливой жары травой. Огромная брусчатая домовина присела на своих куриных лапах, ожидая гостей. Вдалеке послышалось отчетливое “Угууу!” — просыпались совы на ночную охоту. Вместе с тем застрекотали и сверчки, создавая в воздухе едва уловимую вибрацию. Вечерняя прохлада заставила девочек съежиться, крепко скрестив руки на груди. Их потряхивало, а тело покрылось многочисленными мурашками.

Когда девушки подошли к избушке, из нее вылезла Яга и медленно подошла к ним, прихрамывая на одну ногу. Взглядом пересчитав их, она вздохнула и сказала:

— Я так думаю, больше ко мне никто приходить не собирается. По крайней мере, в ближайшее время. Кто мог — тот и пришел, — девчата непонимающе посмотрели друг на друга и перевели взгляд на Ягу в ожидании того, что она еще собирается им сообщить. — Подлечить мне Вас надобно, девки, а потому интересует меня один вопрос — кто из присутствующих здесь — уже девушки? — Робко и, стесняясь, покрывшись стыдливым румянцем, руки подняли все. — Хорошо. Опускайте руки. А теперь вопрос не для самых честных — кто из Вас уже не девушки? — Присутствующие переглянулись с нескрываемым любопытством. Из всех них только Аня еле-еле приподняла свою слабенькую худую ручонку, опустив голову от стыда. Яга посмотрела на нее, слегка кивнув, обвела взглядом всех остальных девчонок, а затем остановила его на Олесе, нахмурив при этом брови. Та стояла в стороне, недовольно насупившись и закатив глаза. Анаис снова посмотрела с недоумением на свою подружку. Что же она еще от нее скрывает?.. — Олеся, лукавишь! Я же Вас насквозь вижу; надеялась, что Вы будете честнее со мною, — после этих слов Олеся, покрасневшая как рак, подняла руку и отвернулась, боясь встретиться хоть с кем-то взглядом. — Так-так. Все, опускайте руки. Девушки, Вам нечего стыдиться. Совершенно нечего. Особенно, Вам вдвоем, — указав на Аню и Олесю, продолжила Яга. — Вы виноваты в этом в самую последнюю очередь. Но именно с Вас я и начну. Пойдем!

Яга поманила рукой Аню, и та покорно и, все еще стыдливо опустив голову, поплелась за ней. Тем временем Анаис уверенно подошла к Олесе и посмотрела ей прямо в глаза. Олеся была высокая, но не намного выше ее. Так уж вышло, что Анаис хорошенько вытянулась и могла считаться среди других девиц довольно-таки рослой. Олеся недовольно хмыкнула и грубо спросила:

— Тебе чего, а?

— Как это понимать, Олеся?

— Чего понимать?

— Ты знаешь, о чем я!

— Стыдить меня собралась, княжна? Себя лучше постыдись.

— На Аньку клевещешь, а сама-то…

— Сама-то что? — вспыхнула Олеся и еще больше покраснела. — Что ты обо мне знаешь, княжна!? Ни-че-го! Выросла неженкой, такой и осталась…

— Ты обо мне тоже ничего не знаешь…

— Зрящего ради, мне все равно. Ты сама о своей подружке ни сном, ни духом. Думаешь, я не заметила этот пренебрежительный взгляд, который ты в ее сторону бросила?..

— И вовсе не пренебрежительный…

— Да ну, — скептично произнесла Олеся. — Слушай, княжна рабастанская, мне плевать, что ты там думаешь обо мне или о своей сестре по несчастью. Совершенно плевать. Но надумаешь меня еще раз стыдить — получишь!

— У меня имя есть. Кто еще из нас получит!

Но судьбу испытывать Анаис не стала, да и смысла в том не было. Она снова пошарила в карманах, но не нашла того, что искала. Неужели потеряла?.. Право, она и не помнила, где в последний раз она ее надевала и где видела. Быть может, шапка-невидимка осталась в деннике вместе с лошадью, поэтому Анаис, покуда еще ее очередь не пришла, решила заглянуть к любимой животинке.

Химира лежала и осматривала рану, которую Яга некоторое время назад бережно мазала. Глаза ее впервые за последние дни обрели живость и заблестели. Анаис ласково гладила кобылу, пока пыталась обыскать седельную сумку, приговаривая:

— Прости меня, Хим, пожалуйста! Я тебя такому риску подвергла, совсем о тебе не подумала.

Химира положила свою головушку на колени присевшей Анаис. Неподалеку послышались звук сильного удара и девчачьи визги, а земля под ногами завибрировала так, что девушка качнулась и упала на пятую точку. В седельной сумке шапку она не нашла, зато вытащила два топорика, на лезвиях которых застыла какая-то зеленовато-кровавая жижа. Анаис прежде лишь вскользь осматривала свое оружие. Сейчас же она решила разглядеть его повнимательнее. Рукоять слегка изгибалась под стать руке для более удобного пользования. На ней были выгравированы уродливые птицы с длинным и пушистым хвостом с позолотой, выделанные скорее всего начинающим либо попросту не очень умелым мастером. Как-то Анаис рассказала Роггверу про ее поездку в Ландышеву слободку и про старуху, которая предложила ей купить амулет птицы огня. Когда она ему говорила об этом, тот, как обычно, с угрюмым выражением лица занимался своими делами. Анаис казалось, что он ее вовсе не слушал… По бокам от чудаковатых птиц были вырезаны аляповатые узоры в виде затейливых завитков. Топоры были хоть и не шибко дорогим денежно, но точно дорогим для сердца подарком. Хоть какое-то напоминание для Анаис о том, что она умеет любить. Она как-то неловко прижала их к своей груди, вздохнула и опустевшими, влажными глазами посмотрела на землю.

В денник зашла Аня, сменившая свое драное сизое платье на более чистое сине-голубое. Анаис тяжело встала и осмотрела ее с ног до головы: девушка стала больше походить на княжескую дочку, вернулась грация и стать. Она как-то странно улыбалась и кружилась на месте.