— Ты права. Мне звездец. Я не нахожу себе места. Не могу спать. Есть. Учиться. Видеть эти твои фотографии с женихом, — кривится.

— Марсель…

— Знаешь, как херово мне было в новогодние каникулы? Я ведь каждую минуту представлял, что ты с ним.

— Прекрати.

— Что он трогает, обнимает, целует и ещё что похуже, — стискивает челюсти до зубовного скрежета.

— Ну хватит.

Дёргаюсь.

Безуспешно.

— Скажи. Отказала мне, потому что так надо и будет правильно?

— Абрамов, прекрати! Не надо развивать эту тему дальше. Я против!

— Скажи, что ничего ко мне не чувствуешь. Ровным счётом ничего, — повторяет, обдавая висок горячим дыханием.

— Марсель…

— Давай, солги, — открыто провоцирует, сильнее сжимая плечи пальцами. — Глядя в глаза солги, Джугели!

— НИЧЕГО, НИЧЕГО! ОТПУСТИ! — зажмурившись, отворачиваюсь и бьюсь, трепыхаясь, словно птица, попавшая в клетку.

— Докажи.

Сообразить не успеваю, что означает это его «докажи».

В следующее мгновение моя голова ударяется о кирпичную стену, а его губы касаются моих…

Нет-нет-нет!

Но поздно.

Происходит, по меньшей мере, катастрофа вселенского масштаба.

Марсель зажимает в ладонях моё лицо и целует. Целует так горячо, пылко и отчаянно!

Подавляя этой своей сумасшедшей, бешеной энергией.

Ураганом невиданной силы на меня обрушиваясь.

Впитывая в себя тот дикий ужас, который я испытываю.

Боже мой…

Оторопев, обездвиженная и в край потерянная, медленно погибаю от того, насколько пугающе волнительно и остро ощущается моя с ним близость.

Нервы, натянутые словно канаты, трещат.

Лёгкие напрочь лишены воздуха.

Сердце, сбившееся с ритма, стучит и грохочет в груди как дикое. Пульсирует надрывно. Обливается кровью, жгучей кислотой шарахающей по венам.

Оттолкнуть пытаюсь. Воспротивиться. Противостоять.

Но разгорячённый дракой парень и не думает останавливаться. Он удерживает меня в том же невыгодном положении и настырно продолжает мучать мои губы, своим неистовым напором буквально вынуждая их раскрыться.

Нельзя-нельзя-нельзя!

Голос разума кричит и бьётся во мне истерикой, однако я, уставшая с Ним бороться, в какой-то момент просто сдаюсь и допускаю то, чего никогда не должно было между нами случится.

Отпустив ситуацию, я позволяю Марселю поцеловать меня так, как он хочет. По-взрослому. Вызывающе. Откровенно.

Тут же жалею о своём решении, ведь едва это случается, сбой в организме дают сразу все системы.

SOS!

Глохну и слепну одновременно.

Беспомощно вцепившись в его предплечье, зажмуриваюсь до белых точек, мерцающих в темноте короткими вспышками.

Его язык касается моего и двигается провокационно-чувственно, цепной волной вызывая неконтролируемую дрожь в теле.

В нём происходят невероятные, совершенно необъяснимые химические реакции.

Вкус и запах заполняют всё моё существо.

Безвозвратно поражаются смертельным вирусом одна за другой клетки.

Что-то настолько болезненно прекрасное ощущаю…

Порхают в животе встрепенувшиеся бабочки, о существовании которых я и знать не знала.

Мысли уплывают. В голове дурман. Она кружится.

Мычу, упираясь ладонью в широкую, напряжённую грудь.

Дыхание парня с шумом срывается, а пальцы, скользнув вдоль скулы, опускаются на шею и продвигаются к затылку, зарываясь в волосы.

Целует. Целует. Целует.

Так по-разному!

Грубо и ласково.

Требовательно и нежно.

Отчаянно и губительно страстно.

Господи, прости меня! Клянусь чем угодно, что не хочу давать ему ложных надежд, но… Прости-прости!

Лишь, чтобы запомнить.

Чтобы запечатлеть в памяти и оставить это себе.

Пусть потом загрызут муки совести.

Хочу.

Всего один раз, пожалуйста…

Поддавшись необъяснимому порыву, с жаром сердито и горячо ему отвечаю, эгоистично проживая тот калейдоскоп незнакомых, сокрушительно ярких эмоций, в который нас с ним вихрем закручивает.

Солги мне.

Придётся, ведь выхода нет. Как нет будущего у того, что сейчас между нами происходит.

Всё, Тата. Всё…

Подловив момент, ловко уворачиваюсь вправо.

Марсель, судя по всему, отлетевший напрочь, тут же приникает губами к моей шее, жадно её лаская.

— Хватит, Абрамов!

Не знаю, откуда силы берутся. Видимо, лютая паника приходит на помощь.

Отталкиваю его от себя так резко, что он попросту не успевает среагировать.

— Я сказала, прекрати! — смотрю на него зло, ощущая, как безбожно пылает моё лицо.

— Джугели, — произносит, рвано дыша.

Глаза пьяные, дурные. Взгляд расфокусированный.

Снова приближается.

Пальцы с опухшими костяшками тянутся к моему лицу, но в этот раз я не позволяю себя трогать.

Тяжёлую, хлёсткую пощёчину ему отвешиваю.

— Заслужил, признаю, — кивает.

— Не смей так делать.

— Захочу и буду, — произносит с вызовом.

— Нет, Марсель.

Только сейчас в моё затуманенное сознание врываются посторонние звуки. Шум дождя. Порывы ветра.

— Никогда больше. Ты понял? — нервно вибрирует севший от напряжения голос. — Я тебе не эти твои одноразовые подружки! Не нужно так со мной обращаться!

— Не сравнивай себя с ними. У нас всё будет по-другому, обещаю.

— Ничего у нас с тобой не будет.

— Из-за того, что дала слово отцу?

Молчу.

— То есть собираешься повторить судьбу своей матери? — спрашивает вдруг.

— Что ты несёшь? Причём здесь она?

— Всё к тому идёт, разве нет? — цедит сквозь зубы.

— Причём здесь она? — повторяю, разозлившись.

— Притом, что её вот также выдали замуж против воли.

— Прекрати!

— Она не любила твоего отца.

— Замолчи!

— Ты так боишься подвести его, но знаешь ли на самом деле, чью идеологию рьяно чтишь? — опирается ладонями о стену, вновь загоняя меня в ловушку.

— Что это значит?

Обнимаю себя руками в защитном жесте.

Мне совсем не нравится этот разговор.

— Это значит, что тебе пора снять грёбаные розовые очки и раз никто до сих пор этому не посодействовал, пусть правду ты услышишь от меня.

— Какую правду? — выталкиваю недовольно.

— Эдуарду Зарецкому нужна была должность губера. Семья твоего отца могла подсобить ему в этом. Улавливаешь, к чему клоню? Амиран затребовал Настю в качестве платы за помощь. И плевать ему было на то, что девчонка только-только пережила похищение. Личные амбиции оказались куда важнее.

— Откуда тебе известны такие подробности? — растерянно моргаю, ошарашенная полученной информацией.

— Брак твоих родителей — не более, чем выгодная сделка. Потому ничем хорошим он в итоге не закончился. Мать страдала рядом с тираном.

— Не называй его так.

— А как называть человека, насильно удерживающего рядом с собой женщину?

— Это ложь!

— Алё! Твой отец обвинил её в смерти первого ребёнка. Не выпускал из дома. Не разрешал приезжать к родителям в Красоморск, иметь подруг и общаться с кем-либо.

— Потому что она связалась с Климовым!

— Нет. В твоей голове искажены факты, Тата. С Даней твоя мать встретилась уже тогда, когда танцевала в Большом.

— Неважно. Она предала мужа! Ничто не может оправдать этот поступок!

— Ты чересчур категорична.

— Категорична??? Она променяла отца на беглого уголовника!

— На того, кого любила.

— Защищаешь её?

Его реплики совершенно сбивают с толку.

— Что потом было, знаешь? Папочка рассказал про переезд в Грузию?

— Конечно рассказал! У нас нет друг от друга секретов.

— Нет секретов? Да ладно? — выражает явное сомнение на этот счёт. — То есть ты в курсе того, что он регулярно поднимал руку на твою мать? И про то, что закрыл её в психушке знаешь тоже, верно?

— Она была невменяема. Пыталась от меня избавиться. Это была вынужденная мера!

— Охренеть, Джугели, поражаюсь тому, как грамотно твой папаша всё обставил! Пять баллов! Взять силой, а потом удивляться, из-за чего жена не хочет этого ребёнка.