— Ты позволила этому взять над собой верх, — выплевывает он. — Ты использовала это как костыль. Но тебе нравится драматизировать, не так ли? Быть жертвой? Ты была всего лишь утешительным призом для Братвы, но теперь ты особенная. Или, по крайней мере, ты так думаешь, но все, что ты сделала, это стала почти бесполезным для меня человеком. Я потратил все эти месяцы, чтобы найти кого-нибудь, кто согласился бы жениться на тебе в нашем штате, а ты бросила все, чтобы присматривать за отродьями Эспозито…

— Я рад узнать, что ты на самом деле ко мне питаешь, Масео.

Голос Габриэля прорезает комнату, как нож, и я замираю, сердце колотится в груди. В этот раз я не виновата, и отец мне не чужой, но каждая частичка моего тела кричит о том, что нужно бежать, та реакция, которую я ненавижу и не могу контролировать каждый раз, когда возникает конфликт. Габриэль входит в комнату, в его руках гладкая глянцевая папка, и он кладет ее на диван.

— Тебе лучше уйти, — холодно говорит он моему отцу, обращаясь к нему, и только к нему. — В моем доме ты не будешь так разговаривать с Беллой.

Мой отец не струсил, ни в малейшей степени. В другом человеке это было бы впечатляюще, но рядом с холодной, уверенной фигурой Габриэля это лишь показывает моего отца таким, какой он есть, — человеком, позирующим перед тем, кого он считает ниже себя, но кто таковым не является.

— Она моя дочь, — произносит он, и Габриэль кивает.

— Так и есть. И в своем доме ты можешь говорить с ней, как тебе заблагорассудится. Но ты в моем, и я этого не потерплю. Иди, Масео. Пока я не начал пересматривать свой деловой портфель. И еще, — добавляет он почти в конце, — больше не приходи в мой дом без приглашения.

Челюсть моего отца сжимается, на лице появляется гнев, но он ничего не может поделать. Он на территории Габриэля, в его доме, и Габриэль имеет на это право.

— Поговорим позже, Белла, — жестко говорит он. А потом резко поворачивается и уходит.

Весь воздух покидает мои легкие, и я опускаюсь на диван, сердце все еще сильно бьется.

— Спасибо, — тихо говорю я, глядя на Габриэля.

— Не стоит благодарности. — Габриэль садится рядом со мной, достаточно далеко, чтобы не было шанса, что он случайно коснется меня, но все же достаточно близко, чтобы я могла почувствовать тепло, исходящее от него. Моя кожа снова покрывается колючками, дыхание становится коротким, и я нервно облизываю губы, не до конца понимая, что чувствую. Это слишком запутанно, особенно на фоне всего остального.

— Я вышел, чтобы уладить кое-какие дела, — продолжает Габриэль и достает глянцевую папку, открывая ее. Внутри пачка бумаг и конверт. Он протягивает мне конверт, и я открываю его, с удивлением обнаружив внутри две новые гладкие пластиковые карты. — Дебетовая и кредитная карты, — объясняет он. — На твое имя.

— Что? — Сначала я ничего не понимаю. — Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, — терпеливо говорит он, — что я пошел в банк и открыл для тебя счета. — Он кладет папку мне на колени. — Пришлось немного повозиться, чтобы сделать все это без твоего присутствия, но, к счастью, мое положение в жизни позволяет мне использовать свои связи так, что я могу обойти некоторые правила. В данном случае я обошел их ради тебя, потому что знал, что твой отец никогда не согласится помочь мне в этом. И я хотел сделать тебе сюрприз.

Я смотрю на бумаги. Я не могу осознать, что передо мной. Я вижу свое имя, подписи и цифры. Пять тысяч долларов на расчетном счете. Две тысячи на сберегательном. Передо мной лежат дебетовая и кредитная карты, на которых указано мое полное имя. Элизабет Изабель Д'Амелио.

— Ты… — Я не могу закончить фразу. Это кажется нереальным. Всего несколько дней назад мы с Кларой говорили о такой возможности, и она казалась такой далекой. Такой невозможной. Просто мечтой, что я смогу убедить Габриэля помочь мне обрести свободу. И вот все случилось, и я даже не просила.

У меня нет слов, чтобы выразить то чувство, которое поднимается в моей груди, поэтому я просто смотрю на него, потрясенная молчанием.

— На всем этом написано только твое имя, — продолжает Габриэль. — Ни имя твоего отца, ни мое, ни чье-либо еще. С этого момента ты будешь получать зарплату, и она будет перечисляться на твой счет. Твой отец больше не получит от меня денег за твою работу. Я уже начал действовать до, но… — Его рот сжался, на лице на мгновение появилось гневное выражение. — После этого я еще меньше склонен позволять твоему отцу получать от меня какую-либо прибыль. По крайней мере, когда дело касается тебя.

— Я не знаю, что сказать, — шепчу я. — Спасибо. Я…

— Тебе не нужно ничего говорить, — мягко говорит Габриэль. — Ты взрослая женщина, Белла. Ты заслуживаешь своей независимости, и я хочу, чтобы она у тебя была. Быть прикованной к отцу так, как ты сейчас, — предосудительно. Это архаично. И я хочу положить этому конец.

— Ты понимаешь… — Я прижимаю руку ко рту, мои мысли забегают так далеко вперед, что мне приходится возвращать их обратно. — Габриэль…

— Да, понимаю. — Он поворачивается ко мне лицом, на его лице серьезное выражение, но я вижу, как улыбка дергается в уголках его рта, и понимаю, что для него это тоже в некотором роде победа. Он испытывает сильные чувства по поводу условностей мира, в котором мы живем, и в данном случае ему удалось помочь мне преодолеть их. Или, по крайней мере, начать это делать. — У тебя должен быть шанс на собственную жизнь, Белла. Чтобы определить, чего ты хочешь.

— Почему? — Вопрос вырывается прежде, чем я успеваю его остановить. — Почему я?

Габриэль поднимает одно плечо в полупоклоне.

— Ты просто столкнулся со мной в тот день в коридоре.

Мне повезло. И тут меня осеняет, и я понимаю, что мне впервые повезло. Повезло, что я вышла из кабинета в тот день, когда Габриэль собирался встретиться с отцом, повезло, что я столкнулась именно с ним. В кои-то веки судьба, похоже, на моей стороне. У меня есть шанс все изменить, и я решила, что сделаю все возможное, чтобы им воспользоваться. Противостоять отцу будет страшно и трудно, но я не хочу упустить этот шанс. Не сейчас, когда есть хоть малейшая вероятность, что я смогу обрести свободу.

— И еще кое-что, — добавляет Габриэль, и я испуганно оглядываюсь на него.

— Еще кое-что?

Он кивает.

— Я хочу научить тебя водить машину. У меня, конечно, есть водитель, и ты всегда будешь рада, если он отвезет тебя куда нужно. На самом деле, я бы предпочел, чтобы даже когда у тебя будут права, ты пользовалась услугами водителя, а Джио оставался с тобой, если ты куда-то поедешь. — Он резко выдохнул, его губы на мгновение сжались. — Меня немного беспокоит Братва и твое прошлое с ними. Меня беспокоит, что они все еще могут каким-то образом преследовать тебя. Это незначительное беспокойство, — быстро добавляет он, видя, как расширяются мои глаза. — Я не верю, что они будут преследовать тебя. Но я все равно считаю, что тебе лучше иметь какую-то защиту. Для моего собственного спокойствия, если не больше.

— Я… — На мгновение мне становится трудно придумать, что сказать. Я чувствую себя подавленной всем этим: новыми счетами, свободой иметь собственные деньги и карты, к которым больше никто не привязан, а теперь еще и этим предложением научиться водить машину. И, вдобавок ко всему, Габриэль так открыто говорит, что беспокоится за меня. Что хочет защитить меня — меня лично — не ради его семьи, а ради меня самой.

В моей жизни было очень мало такой заботы. Мне казалось, что я прекрасно обхожусь без нее, что она не имеет для меня особого значения. Но, слушая его, я понимаю, что это значит для меня больше, чем я могла себе представить.

— Спасибо, — говорю я наконец. Мне кажется, что это слишком простое слово, недостаточное для того, чтобы выразить все, что он дал мне менее чем за десять минут. Но я думаю, что он понимает, судя по тому, как он улыбается, его глаза слегка морщатся в уголках, когда он смотрит на меня. На периферии я замечаю, как его рука сгибается на колене, как будто он хочет протянуть руку и коснуться моей руки. Но он не делает этого, сдерживая себя, и это тоже что-то значит для меня.