— Научно это необъяснимо, — задумчиво согласился Анвар. — Но Пустые способны выносить необычайно одаренного ребенка, но вот что их можно выпить, я слышу впервые.

Значит, вот как… Слухи, которыми меня пугала Калахне, оказались беспочвенными. Хотя судьба вечно беременной страшилы, запрятанной от чужих глаз в Гнезде герцога мне нравилась еще меньше.

Мой взгляд против воли вернулся к герцогу. На одну ужасную секунду я вдруг подумала, что в постели с ним было бы сладко. Такая живая, энергетически заряженная личность, взятая под ледяной самоконтроль, должно быть раскрывается в любви. Откровенно, яростно.

Меня кинуло в жар, а после сразу в холод. Я не корила себя за такие мысли. Это ведь мысли, не поступки. Несколько мгновений мечты, которые я вырву из сердца и выкину, едва остановится карета. Просто еще немножко посмотрю. Представлю, как это может быть по любви с таким мужчиной, как герцог Анвар Фалаш.

Карета тяжело качнулась, и остановилась. Герцог, сидевший заледеневшей греческой статуей последние полчаса, неожиданно энергично выпрыгнул из кареты, а после подал мне руку.

Капризничать я не стала и охотно оперлась на герцога, тяжело перевалившись через выдвинутую ступеньку.

В полном молчании, отмахнувшись от услуг мажордома и экономки, герцог провел меня к через весь дом, не особенно задерживаясь в залах и покоях. Слуги смотрели на нас дикими глазами, словно герцог притащил домой неведомую зверушку.

Сам же дом… был странным. Военный аскетизм обстановки соседствовал со старинной, давно утерянной роскошью мозаичного пола, венецианских окон, стен, выложенных маленькими магическими витражами со сценами боев, танцев богов, пира отца-дракона, рождения богини Смеха, и еще не утратившими защитную функцию маяками, вкрапленными в ниши. Странную эклектику дополняли потерявшие первоначальный блеск стульчики, потертые гардины, да и мозаика была кое-где выщерблена.

— Лучше бы вы потратили свои триста слитков на новые шторы, — сказала я едко. — Или на новую мозаику. А еще лучше на богатую жену.

Горничная, с упоением натиравшая напольную вазу в опасной близости от нашего диалога, даже рот разинула от ужаса. Я бы и сама давно в угол забилась, помнила еще, каким герцог бывает не в духе, да только терять мне было нечего.

— Молчите, ради всего святого, — недовольно буркнул герцог.

Он протащил меня в самый конец дома и, наконец, вывел в маленький домашний сад, с четырех сторон окруженный стенами. Мы прошли в дальний флигель, который никак нельзя было назвать приятным местом. Темно, пыльно, сыро.

— Жить будете здесь, — бросил герцог.

— Тут уже живут мокрицы. И многоножки. И…

— Уберу, — отрезал Анвар.

Размашисто прошелся по помещению, раскрывая ставни, скидывая с кресел накрывавший их хлопок, и заодно поднимавший мягкие облака пыли. Резанувший по глазам свет обнажил убогую обстановку. Проломленный пол, оторванные стеновые панели, камин тоже оказался разбит. Дверь в ванную комнату отсутствовала, только петли остались. Под ногами прошмыгнула потревоженная ящерка.

У меня волосы встали параллельно дверным проемам от жути. Я так-то люблю животных, кошечек или даже собак, но мой материнский инстинкт не распространяется на земноводных и комаров. Ну или мух. Здесь было полно и тех, и других.

— Я здесь минуты не останусь, и делайте со мной, что хотите, — прошипела и рванула к двери.

И зависла в воздухе. Анвар, не прикладывая особых усилий, поймал меня буквально в прыжке, словно я весила не больше такой мухи, и прижал спиной к своей груди.

— Я и так буду делать с тобой, что захочу.

Ледяной шепот прошелся оголенным проводом по коже. Я хотела подавить дрожь, но не смогла. Прямо сейчас это был тот самый Ледяной герцог, который стальной дланью держал Сопределье, удерживая мир ифритов от вторжения в Вальтарту. Тот самый Ледяной герцог, который купил меня, подобно безделушке и опозорил на свадьбе.

— В этом доме для тебя будет три правила, которые нельзя нарушать. Не выходить за пределы флигеля без разрешения. Не разговаривать с прислугой, подчиняться любому моему приказу быстро и сразу. Если говорю, подойти, ты подходишь и не задаешь глупых вопросов. Если я говорю сесть, ты не спрашиваешь зачем и почему, ты садишься. Со временем ты поймешшь… Ты ссстанешшь послушшной девочкой…

Голос Анвара приобрел манящую глубину и змеиное протяжное шипение в глухих согласных. Мягкий язык прошелся вдоль шеи, оставив после себя горячую дрожь и первобытный страх. Испуганно дернувшись, я умудрилась извернуться и тут же в ужасе закрыла глаза. На меня смотрели древние, горящие золотом глаза дракона.

Не то чтобы я раньше не видела драконов. Видела. Издалека.

Мой отец не мог перекинуться уже лет двадцать как, поэтому не выносил счастливцев, способных к обороту, в опасной близости от себя. Наверное, это унижало его самцовость.

— Отпусти, — сказала одними губами.

Голос куда-то пропал. Попытки выбраться из кольца стальных рук не приносили успеха, и я, пользуясь накопленными за две разные жизни хитростями, обмякла. Драконы не любили обморочных жертв и быстро теряли к ним интерес, а драконы моего мира еще и пугались, что случайно убили.

Несколько секунд ничего не происходило, а потом…

— У тебя сердце стучит, как у канарейки, — его шепот ударил в висок. — Ты не умеешь обманывать. Не умеешь вступать в открытый бой и выигрывать поединки. Но я тебя научу. Если ты останешься со мной, я многому научу тебя…

Герцог, кажется, пришел в себя, поэтому я рискнула приоткрыть глаза тут же натолкнувшись взглядом на насмешливо изогнутый рот. Зрачок втянулся и принял человеческую форму, золотой ободок вокруг радужки погас, но по виску еще ползли прозрачные чешуйки, напоминая, с кем мне придется иметь дело.

Анвар, наконец, отпустил меня, и я, пошатнувшись тут же отступила подальше, но темный взгляд неотступно следовал за каждым моим движением. Драконья игрушка забылась и была неосторожна. Драконья игрушка перепутала высокорожденного с земным веем.

На висках собралась ледяная испарина. Я заигралась и переступила черту, разбудила в герцоге древнее и темное.

— Я не могу здесь остаться, — попробовала снова, как можно убедительнее. — Это место не пригодно для жилья, вы и сами видите.

Вместо ответа Анвар отступил на шаг и крутанул запястьем, и словно в плохой сказке, пространство буквально потекло, искажаясь, трансформируясь. Несчастных ящерок на пару с одинокой многоножкой засосало в маленькую круглую дыру, как пылесосом. Комаров то ли испепелило, то ли тоже засосало…

Раздолбанные стеновые панели заискрились древней рунописью, постепенно забравшейся на потолок, стекшей на окна и пол. Даже под моими туфлями мчались рунные письмена. У меня было чувство, что они живые. Для проверки теории я придавила каблуком одну из закорючек, и та, обиженно завертевшись, вырвалась и поспешно встроилась в письменный ряд. Тогда я поддела мыском другую, буквально выковырнув ее из продавленного паркета. Та подпрыгнула, но тут же утекла вслед за серебристой вязью.

— Вы всегда так балуетесь?

Испуганно дернувшись, подняла взгляд, и увидела, что герцог внимательно наблюдает за мной. Я тут же одернула платье, скрывая туфли и приняла набожный вид, как его называла моя учительница английского. Это когда ученица ничего не сделала и виновата, но такая хорошая, что орать совестно. Исподлобья с тоской оглядела драконью вязь, скачущую в пространстве. Чтобы я только не дала, чтобы вернуться в свой мир… И английский бы выучила, и испанский, да я бы тараканий освоила, лишь бы вернуться.

— Сколько хочешь окон? — герцог выглядел сосредоточенно и неожиданно хмуро. — Сделать пять или три оставить?

Он сложил пальцы в пассы, словно вывязывая в воздухе невидимые глазу петли, и руны послушно рванули по стенам

— Пять, — сказала поспешно.

Пять окон больше трех, а значит и шансов сбежать почти вдвое больше. Ха-ха.

— Наколдуйте мне еще гардеробную, и чтобы в ней еще два окна и выход в сад.