Алтарные цветы уже пожухли и осыпались, свечи выгорели наполовину, а в храме стоял неуловимый гул. Отец метался по храму взбесившимся кайраном, время от времени кидая на меня яростные взгляды. Мама заламывала руки в окружении моих многочисленных теток. Храмовник сохранял спокойствие, но, когда кто-то из гостей повышал голос, точил свадебное печеньице, прикрываясь алтарной чашей.

Гости давно утомились от ожидания и время от времени бродили по храму и прихрамовому саду, болтая и тихо посмеиваясь над семьей Фьорре, которая уж больно высоко взлететь думала. А ее вон как больно по носу щелкнули.

— Бедная девочка, — шипели по углам.

— Бросить у алтаря эту бедную малышку? Какой ужас, — прорывалось в мою измученную голову время от времени.

— Так она же страшная, и полновата, и говорят… Только это секрет. Не хочу сплетничать, но…

Шепот, шепот, дружное аханье.

— Отец-дракон, неужели!

Толпа тихо, но радостно бурлила, сверкая дорогими камнями, артефактами, кружевом, благоухая духами и склоняя на все лады мое имя.

Только я, как заколдованный часовой, стояла перед алтарем навытяжку, не чувствую ни холода, ни усталости, ни тяжести алого свадебного наряда и украшений. Я просто уставилась в одну точку, чтобы не чувствовать, не слышать. В горле у меня пересохло от ужаса и тоски, от одной только мысли, что меня ждет, когда все закончится.

Сегодня я должна была выйти замуж за молодого герцога Анвара Фалаш, второго высокорожденного дракона империи после императора. Часа четыре назад. Полная радости и розовых надежд.

Теперь я была готова выйти за кого угодно. Даже за слепоглухонемого ифрита, страшного, как грех, черного, как деготь, и уехать на веки вечные в нижний мир. Потому что страшнее моего отца на этом свете мужчины нет. И что меня ждет на рассвете, когда нас выставят из храма, я даже думать боялась. У меня еще прошлые синяки не сошли.

— Летят!

Крик прорезал пространство, стрельчатые окна храма заволокло темнотой, и я невольно вздрогнула. Сердце трепыхнулось в груди от вновь проснувшейся надежды. Говорили, молодой герцог коварен и честолюбив, но зато горяч и весел, и… очень хорош собой.

Я никогда его не видела. Нашу помолвку заключили полгода назад по настоянию императрицы, взявшей молодого Фалаш приемным сыном, но познакомить нас никто не потрудился.

Двери храма распахнулись, гулко ударившись в беленые стены, послышались быстрые шаги. Даже походка у него звучала «честолюбиво».

Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть он окажется хорошим человеком, женится на мне и увезет… куда-нибудь. Я не претендую на любовь, просто немного тепла, немного покоя, я даже согласна на ссылку в дальний угол империи. Лишь бы не домой.

Медленно обернулась, и сердце у меня упало на дно нашего бездонного садового колодца, разбившись вдребезги.

Еще до того, как он поднял алую фату, до того, как произнес слова приветствия, я уже знала, что сегодня умру. Вернусь домой и отец забьет меня своей тростью до смерти.

Несколько секунд Анвар Фалаш, не доходя до помоста пары шагов, стоял не двигаясь, словно внезапно окаменев. И лишь когда среди гостей раздались возгласы недоумения, резко шагнул ко мне и без всякого уважения задрал фату. Настала моя очередь застыть кроликом перед удавом.

Широкоплечий, узкобедрый, с идеальной выправкой. Золотые волосы по плечам, идеальной линии скулы, полуулыбка и мрачные глаза, словно вкусившие от той Бездны, которую покоряет молодой герцог в своем Сопределье. Слишком чужеродные его дерзкой вызывающей красоте.

Оглядев меня, он с недоумением выгнул темно-золотую бровь.

— Неужто я столь низкороден, что должен взять за себя… это.

Это.

Существо. Вещь. Товар плохого качества.

Я растерянно моргнула. За пару лет в чужом теле я притерпелась, прижилась, испила до дна унижений, в которые родилось мое тело. Оказывается, еще есть куда падать. А может у унижения просто нет дна.

В храме раздались первые смешки, но герцог поднял взгляд, и голоса затихли, словно гости столкнулись с тем же холодом глаз, которые так противоречили ласковой герцогской усмешке.

— Наша дочь еще юна, но, уверяю, ваша Светлость, прекрасно обучена, добра и послушна.

Нет дна, напоминала я себе и, сгорая от стыда, уставилась на мыски свадебных алых туфель.

— Но мне не нужна… послушная жена, нир Фьорре.

Зал затаив дыхание выслушивал мерзкий торг, в котором я выступала неодушевленным предметом.

Герцог поигрывал коротким стеком, но не уходил, скучающе разглядывая витражи. Меня он увидел и понял за один короткий взгляд, и больше не смотрел — я его не интересовала.

— Но договор уже заключен, — вкрадчиво напомнил отец. — Юридически вы женаты, оттиски печатей наших домов стоят на документах.

Он лукаво постучал ногтем по прозрачной папке, набитой бумагами.

— Ее Величество была к вам очень добра, и этот договор подписан ее рукой.

Мама неслышно скользнула сквозь толпу и встала рядом с отцом. Люди, мало ее знающие, обычно относились к ней с сочувствием и симпатией. Жить со столь вспыльчивым дракониром, воспитывать трех детей, управлять огромным поместьем и при этом организовывать приемы, достойные императорских по размаху. На самом же деле именно она заправляла всем железной рукой от финансов до политических настроений семьи.

Но, кажется, на этот раз, мама промахнулась.

Я-то видела полные холода глаза герцога, дружелюбную улыбку, которая не значила ровным счетом ничего. Странно что мама, так ловко ведущая огромное хозяйство, знающая помыслы каждого домочадца, умевшая расположить к себе любого от конюха до министра, этого не видела. Я тайком огляделась и с ужасом поняла, что герцог ввел в заблуждение не только родителей — всех! Они все купились на его жизнерадостную, полную огня и древней драконьей красоты маску.

— Как вы верно заметили, вейра, моей подписи на этой бумаге нет. А стало быть, и стоит она не дороже пепла.

Герцог щелкнул пальцами, и папка в руках отца вспыхнула белым пламенем. Великое драконье пламя, характерное для отпрысков императора. Отец подскочил, стряхивая огонь с рук и смешно завертелся, оглядывая костюм. Мама с аханьем бросилась ему на помощь, размашистыми деревенскими жестами стряхивая с ткани искры.

Если молодой герцог хотел показать, как смешны притязания моей семьи на родство с ним, ему это с блеском удалось. Жалкие бароны, разбогатевшие на рудниках и алмазной шахте не чета молодой сильной магии, текущей в его жилах. Они и были смешны. Мы были.

Я.

А после герцог снова шагнул ко мне, пытаюсь снять с меня фату, снова упавшую мне на лицо. Та не поддавалась. Тогда Анвар коротким ударом меча рубанул ее, и бесчисленные волны газа свалились алым комом на пол, рядом посыпались камни и жемчужная бахрома из тиары, на которой она держалась. Я даже вздрогнуть от ужаса не успела. Не видела, как он вынул меч, как занес, как разрубил тиару. Если бы я только дернулась, там сейчас лежала моя голова.

— Ваша Светлость… — предупреждающе шагнул к герцогу один из прилетевших с ним дракониров.

Сильный, далеко не юный воин, внушающий к себе уважение. Но Анвар отмахнулся, и тот застыл статуей в самой глупой позе, которую только можно вообразить — занеся ногу для следующего шага и открыв рот. Но герцог к нему даже не повернулся.

Мрачный взгляд, наконец, лег на меня, придавливая тяжестью к храмовым плитам. Даже вздумай я убежать, не смогла бы и с места сдвинуться. Но самым страшным было то, что на его лице продолжала играть легкая улыбка, как если бы он прогуливался с красивой вейрой по парку и обсуждал диапазон столичных вин.

Он подарил мне открытую лучезарную улыбку, от которой спина покрылась холодным потом, а кишки завязались в узел. Меня не обманывало его показное обаяние. Не двигаясь с места, лишь парой слов он уничтожил самолюбие моих родителей, репутацию нашего клана и чаяния императрицы, и меня он тоже размажет. Не пожалеет.