— Вам ведь доводилось видеть меня раньше, так?

Мистер Новак колеблется.

Он помнит, что клялся говорить только правду.

— Да, — отвечает он.

— При каких обстоятельствах?

Повисает пауза.

— Я видел, как вы заходили в наш дом.

— Ага. Ясно. При этом я вас вижу впервые. Правильно ли я понимаю, что вы внимательно приглядываете за всеми, кто входит и выходит из вашего дома?

— Да, — произносит мистер Новак таким тоном, словно в этом есть повод для гордости.

Он пытается предстать в образе законопослушного гражданина, и да, благодаря его увлечению, он вроде бы стал ценным свидетелем.

Но в глазах присяжных в силу своего признания он становится вуайеристом.

Это первый удар, который наносит Карла.

— Давайте снова вернемся к событиям того вечера, — предлагает мой адвокат. — Вы утверждаете, что слышали ссору между мужчиной и женщиной.

— Но я правда слышал ссору.

— Вы полагаете, что это было ссорой между Эрин Кеннеди и ее мужем, так?

— Я не могу быть до конца уверен, что это был ее муж.

— Пусть так. Однако вы утверждали, что видели, как в дом зашел мужчина, пусть даже вы не смогли его толком разглядеть.

— Да.

— Вы не смогли его опознать, но вы его описали, указав телосложение и рост. «Высокий и крепкого телосложения» — это ведь ваши слова, так?

— Да, мои.

— Ясно.

Карла подходит к нашему столу и принимается перебирать бумаги. На них ничего особенного нет: во время допроса мистера Новака она перестала писать и просто рисовала кружки и закорючки.

— Когда обвинитель Робертс спросил вас, слышали ли вы хотя бы малейший звук в квартире Эрин Кеннеди после того, как она ушла, вы ответили отрицательно, так?

— Совершенно верно.

— Потом он спросил, были ли вы обеспокоены. Что вы ответили?

— Сказал, что был, и даже очень.

Карла выгибает бровь.

— Вы сказали, что были обеспокоены, но… — Карла кидает взгляд на листок с закорючками, — «раз Эрин ушла, я решил, что за нее можно не волноваться».

— М-м-м… Да… Все так… Но я был обеспокоен даже после того, как она ушла.

Мистер Новак хлопает глазами. Он чувствует, как и все остальные присутствующие, что попал в ловушку.

— Протестую, — в голосе обвинителя Робертса уже не чувствовалось былой уверенности. — Мне хотелось бы уточнить, что происходит? Это не допрос, мисс Дельгадо просто повторяет ответы свидетеля.

— Я в курсе, — кивает судья Палмер. — Протест отклонен. Мисс Дельгадо, надеюсь, вы не напрасно тратите наше время.

Карла отнюдь не тянет время. Судья это понимает. Как, собственно, и все остальные.

— И что же вас беспокоило, если вы больше уже не волновались об Эрин Кеннеди? — спрашивает Карла.

— Меня беспокоила судьба мужчины в ее квартире.

— Почему?

— Почему? Потому что все стихло.

— Так и чего вам было беспокоиться, раз все стихло?

На лбу мистера Новака выступает испарина, и дело тут не в жаре в зале суда. После вчерашнего заседания здесь побывала бригада монтеров, которые усмирили батареи центрального отопления. Теперь по сравнению со вчерашним тропическим пеклом здесь стало на пару градусов прохладнее.

— Я был обеспокоен его состоянием.

Карла хмурится.

Как, собственно, и несколько присяжных.

Обвинитель Робертс что-то с деловитым видом пишет.

Многие сейчас смотрят на мистера Новака, в том числе и судья.

— По вашим словам, гость подзащитной был высокого роста и крепкого телосложения. Вы видели, что Эрин Кеннеди выбежала из дома со следами побоев на лице. Опишите, пожалуйста, выражение ее лица, когда она обернулась на дом. Она выглядела напуганной? Взволнованной? Счастливой?

— Протестую, ваша честь, — голос обвини теля Робертса звучит устало. — Если сторона защиты подвергла сомнению утверждение свидетеля, что он видел кровь на Эрин Кеннеди на том основании, что наблюдение велось с большого расстояния, с чего это она сейчас вдруг задает вопрос о выражении лица подзащитной?

— Мистер Робертс, я вынужден отклонить ваш протест, поскольку мистер Новак в ходе вашего допроса уже озвучил свидетельство, что видел следы побоев на лице подзащитной.

Мой сосед смотрит на судью, а потом переводит взгляд на обвинителя, вызвавшего его в суд в качестве свидетеля. Все видят панику в глазах, мистера Новака.

— Я не помню выражения ее лица.

— Не помните? Но вы же утверждали, что видели ее лицо, когда она оглянулась и подняла взгляд на дом. Вы запомнили следы побоев на ее лице. Вы запомнили, что у нее в чем-то была перемазана грудь. Вы столько всего запомнили, а вот выражение лица забыли?

— Оно было мимолетным.

Кажется, что мистер Новак очень доволен собой. Вон какое слово пустил в ход.

— Что значит «оно было мимолетным»? На лице была мимолетная улыбка? Она смеялась?

— я…

— Может, она плакала?

— Нет.

— Она выглядела напуганной?

— Я не помню.

— Встревоженной?

— Протестую. Ваша честь, это давление на свидетеля.

— Протест принят. Мисс Дельгадо, давайте вы ограничитесь вопросами и ответами. Продолжайте, прошу вас.

Карла кивает.

Она оглядывается на стол, некоторое время собирается с мыслями, а потом поворачивается ко все еще смущенному мистеру Новаку.

— Мистер Новак, когда моя подзащитная выбежала из дома, вы смотрели на нее в бинокль?

— Да.

Тишина. Потом по залу проносится вздох.

Мистер Новак выглядит так, словно он готов проглотить свой язык.

Обвинитель Робертс упирается взглядом в стол, не смея поднять глаза.

Я как-то в шутку говорила Карле, что у мистера Новака, наверное, есть подзорная труба.

Сторона обвинения совершенно очевидно знала о бинокле, но эту деталь не упомянула. Намеренно.

Карла не теряет голову от маленькой победы:

— Мистер Новак, на ваш взгляд, какого роста Эрин Кеннеди?

— Не знаю.

— По вашим прикидкам, рост мужчины, который вошел в дом, был около метра восьмидесяти. Итак, как вы думаете, какого роста Эрин Кеннеди?

Мистер Новак пристально смотрит на нее, а потом на меня.

— Я бы сказал, метр шестьдесят.

— Вы попали в точку. Именно такой рост у Эрин. Я бы не сказала, что она крепкого телосложения, вы со мной согласны?

На меня смотрят все присутствующие, и я пытаюсь сдержать дрожь.

— Да.

— Прекрасно. Она нормального телосложения. Весит примерно шестьдесят килограммов. Вы говорите, что видели, как вечером из вашего дома выбежала женщина самого обычного телосложения со следами побоев на лице, и при этом утверждаете, что беспокоились за мужчину, который, с вашей точки зрения, все еще находился в ее квартире. Как вы думаете, что с ним могло приключиться? Почему вы за него волновались?

— Ну… там ведь было тихо. Она могла его чем-то ударить.

— Как же вы пришли к такому выводу?

Мистер Новак открывает рот, собираясь что-то сказать, но передумывает.

— При этом в полицию вы звонить не стали, — говорит Карла.

— Ну, у людей случаются ссоры…

— В таком случае, — продолжает Карла, — возможно, вас волновало лишь ваше собственное благополучие? А, мистер Новак? В ваш дом зашел высокий сильный мужчина и через какое-то время избил женщину. Может, вы опасались, что он заглянет и к вам? Может, вы опасались, что он, устроив в той квартире погром, потом переключится и на коридор? Или вы сожалели, что не вмешались раньше, до того, как женщину избили, и теперь начали переживать, что о вас будут говорить люди?

— Нет, — отвечает мистер Новак, и его голос звучит тверже, чем я ожидала.

— Нет?

— Я как-то не думал обо всем, что вы сейчас перечислили. Мне казалось, что Эрин Кеннеди будто от чего-то убегала. Она ведь знала, что я живу в квартире напротив. Она была знакома кое с кем из соседей снизу. Если бы ей нужна была помощь, она бы могла обратиться к кому-нибудь из нас. Но она сбежала из своей квартиры, из дома… Я нутром чуял — она от чего-то убегает.