— Вам ведь доводилось видеть меня раньше, так?
Мистер Новак колеблется.
Он помнит, что клялся говорить только правду.
— Да, — отвечает он.
— При каких обстоятельствах?
Повисает пауза.
— Я видел, как вы заходили в наш дом.
— Ага. Ясно. При этом я вас вижу впервые. Правильно ли я понимаю, что вы внимательно приглядываете за всеми, кто входит и выходит из вашего дома?
— Да, — произносит мистер Новак таким тоном, словно в этом есть повод для гордости.
Он пытается предстать в образе законопослушного гражданина, и да, благодаря его увлечению, он вроде бы стал ценным свидетелем.
Но в глазах присяжных в силу своего признания он становится вуайеристом.
Это первый удар, который наносит Карла.
— Давайте снова вернемся к событиям того вечера, — предлагает мой адвокат. — Вы утверждаете, что слышали ссору между мужчиной и женщиной.
— Но я правда слышал ссору.
— Вы полагаете, что это было ссорой между Эрин Кеннеди и ее мужем, так?
— Я не могу быть до конца уверен, что это был ее муж.
— Пусть так. Однако вы утверждали, что видели, как в дом зашел мужчина, пусть даже вы не смогли его толком разглядеть.
— Да.
— Вы не смогли его опознать, но вы его описали, указав телосложение и рост. «Высокий и крепкого телосложения» — это ведь ваши слова, так?
— Да, мои.
— Ясно.
Карла подходит к нашему столу и принимается перебирать бумаги. На них ничего особенного нет: во время допроса мистера Новака она перестала писать и просто рисовала кружки и закорючки.
— Когда обвинитель Робертс спросил вас, слышали ли вы хотя бы малейший звук в квартире Эрин Кеннеди после того, как она ушла, вы ответили отрицательно, так?
— Совершенно верно.
— Потом он спросил, были ли вы обеспокоены. Что вы ответили?
— Сказал, что был, и даже очень.
Карла выгибает бровь.
— Вы сказали, что были обеспокоены, но… — Карла кидает взгляд на листок с закорючками, — «раз Эрин ушла, я решил, что за нее можно не волноваться».
— М-м-м… Да… Все так… Но я был обеспокоен даже после того, как она ушла.
Мистер Новак хлопает глазами. Он чувствует, как и все остальные присутствующие, что попал в ловушку.
— Протестую, — в голосе обвинителя Робертса уже не чувствовалось былой уверенности. — Мне хотелось бы уточнить, что происходит? Это не допрос, мисс Дельгадо просто повторяет ответы свидетеля.
— Я в курсе, — кивает судья Палмер. — Протест отклонен. Мисс Дельгадо, надеюсь, вы не напрасно тратите наше время.
Карла отнюдь не тянет время. Судья это понимает. Как, собственно, и все остальные.
— И что же вас беспокоило, если вы больше уже не волновались об Эрин Кеннеди? — спрашивает Карла.
— Меня беспокоила судьба мужчины в ее квартире.
— Почему?
— Почему? Потому что все стихло.
— Так и чего вам было беспокоиться, раз все стихло?
На лбу мистера Новака выступает испарина, и дело тут не в жаре в зале суда. После вчерашнего заседания здесь побывала бригада монтеров, которые усмирили батареи центрального отопления. Теперь по сравнению со вчерашним тропическим пеклом здесь стало на пару градусов прохладнее.
— Я был обеспокоен его состоянием.
Карла хмурится.
Как, собственно, и несколько присяжных.
Обвинитель Робертс что-то с деловитым видом пишет.
Многие сейчас смотрят на мистера Новака, в том числе и судья.
— По вашим словам, гость подзащитной был высокого роста и крепкого телосложения. Вы видели, что Эрин Кеннеди выбежала из дома со следами побоев на лице. Опишите, пожалуйста, выражение ее лица, когда она обернулась на дом. Она выглядела напуганной? Взволнованной? Счастливой?
— Протестую, ваша честь, — голос обвини теля Робертса звучит устало. — Если сторона защиты подвергла сомнению утверждение свидетеля, что он видел кровь на Эрин Кеннеди на том основании, что наблюдение велось с большого расстояния, с чего это она сейчас вдруг задает вопрос о выражении лица подзащитной?
— Мистер Робертс, я вынужден отклонить ваш протест, поскольку мистер Новак в ходе вашего допроса уже озвучил свидетельство, что видел следы побоев на лице подзащитной.
Мой сосед смотрит на судью, а потом переводит взгляд на обвинителя, вызвавшего его в суд в качестве свидетеля. Все видят панику в глазах, мистера Новака.
— Я не помню выражения ее лица.
— Не помните? Но вы же утверждали, что видели ее лицо, когда она оглянулась и подняла взгляд на дом. Вы запомнили следы побоев на ее лице. Вы запомнили, что у нее в чем-то была перемазана грудь. Вы столько всего запомнили, а вот выражение лица забыли?
— Оно было мимолетным.
Кажется, что мистер Новак очень доволен собой. Вон какое слово пустил в ход.
— Что значит «оно было мимолетным»? На лице была мимолетная улыбка? Она смеялась?
— я…
— Может, она плакала?
— Нет.
— Она выглядела напуганной?
— Я не помню.
— Встревоженной?
— Протестую. Ваша честь, это давление на свидетеля.
— Протест принят. Мисс Дельгадо, давайте вы ограничитесь вопросами и ответами. Продолжайте, прошу вас.
Карла кивает.
Она оглядывается на стол, некоторое время собирается с мыслями, а потом поворачивается ко все еще смущенному мистеру Новаку.
— Мистер Новак, когда моя подзащитная выбежала из дома, вы смотрели на нее в бинокль?
— Да.
Тишина. Потом по залу проносится вздох.
Мистер Новак выглядит так, словно он готов проглотить свой язык.
Обвинитель Робертс упирается взглядом в стол, не смея поднять глаза.
Я как-то в шутку говорила Карле, что у мистера Новака, наверное, есть подзорная труба.
Сторона обвинения совершенно очевидно знала о бинокле, но эту деталь не упомянула. Намеренно.
Карла не теряет голову от маленькой победы:
— Мистер Новак, на ваш взгляд, какого роста Эрин Кеннеди?
— Не знаю.
— По вашим прикидкам, рост мужчины, который вошел в дом, был около метра восьмидесяти. Итак, как вы думаете, какого роста Эрин Кеннеди?
Мистер Новак пристально смотрит на нее, а потом на меня.
— Я бы сказал, метр шестьдесят.
— Вы попали в точку. Именно такой рост у Эрин. Я бы не сказала, что она крепкого телосложения, вы со мной согласны?
На меня смотрят все присутствующие, и я пытаюсь сдержать дрожь.
— Да.
— Прекрасно. Она нормального телосложения. Весит примерно шестьдесят килограммов. Вы говорите, что видели, как вечером из вашего дома выбежала женщина самого обычного телосложения со следами побоев на лице, и при этом утверждаете, что беспокоились за мужчину, который, с вашей точки зрения, все еще находился в ее квартире. Как вы думаете, что с ним могло приключиться? Почему вы за него волновались?
— Ну… там ведь было тихо. Она могла его чем-то ударить.
— Как же вы пришли к такому выводу?
Мистер Новак открывает рот, собираясь что-то сказать, но передумывает.
— При этом в полицию вы звонить не стали, — говорит Карла.
— Ну, у людей случаются ссоры…
— В таком случае, — продолжает Карла, — возможно, вас волновало лишь ваше собственное благополучие? А, мистер Новак? В ваш дом зашел высокий сильный мужчина и через какое-то время избил женщину. Может, вы опасались, что он заглянет и к вам? Может, вы опасались, что он, устроив в той квартире погром, потом переключится и на коридор? Или вы сожалели, что не вмешались раньше, до того, как женщину избили, и теперь начали переживать, что о вас будут говорить люди?
— Нет, — отвечает мистер Новак, и его голос звучит тверже, чем я ожидала.
— Нет?
— Я как-то не думал обо всем, что вы сейчас перечислили. Мне казалось, что Эрин Кеннеди будто от чего-то убегала. Она ведь знала, что я живу в квартире напротив. Она была знакома кое с кем из соседей снизу. Если бы ей нужна была помощь, она бы могла обратиться к кому-нибудь из нас. Но она сбежала из своей квартиры, из дома… Я нутром чуял — она от чего-то убегает.