Он был виноват? Нет, Эрик отказывался это признать. Циглер всего лишь делал свою работу, защищал графа, когда тот без зазрения совести подвергал свою жизнь опасности! Ну почему теперь все считают его недоумком?

Эрик отбросил одеяло и сел на постели. Так и не смог уснуть после вчерашнего. Отличный был выстрел, будь Эйлит человеком, умерла бы мгновенно. А если бы он в самом деле убил ее? Если отбросить гнев графа, что было бы, если бы Эрик Циглер убил? Если даже не смотреть на то, что Эйлит – монстр, что бы он почувствовал? Облегчение? Или вину?

В дверь раздался предупреждающий стук. Эрик оделся и с тяжелой душой спустился на завтрак, где его уже поджидал Теодор.

Когда Циглер привычно встал от графа по левую руку, он заметил, что стол накрыт еще на одного человека. На вопросительный взгляд Сирша лишь пожала плечами и отвернулась, демонстративно его игнорируя. Эрик даже подумал, что она, узнав о случившемся, теперь побаивается его.

– Мы ожидаем гостей? – все же решился спросить Эрик после воцарившегося молчания, нарушаемого лишь звоном ложек и посуды.

– Садись, – велел граф, глядя куда-то сквозь стены столовой. – Циглер, ты оглох? Садись, я сказал.

Эрик, предчувствуя неприятнейший разговор, осторожно отодвинул стул и принялся отстегивать Асту. В миску, украшенную голубым узором, Сирша налила ему овсянки, добавила тающий прямоугольник сливочного масла, тут же растекшийся золотом по каше, рядом поставила маленькую пиалу с черничным вареньем и два куска свежего, дышащего жаром, только что испеченного хлеба. Графу же досталась яичница с кольцами лука и тонкими ломтиками свинины.

– Ешь, Циглер, – благодушно отозвался граф, берясь за нож. – Знаю, что таскаешь с кухни сладкое, так что ешь, пока разрешаю.

Эрик недоверчиво принюхался. Да, и вправду, черничное варенье, нос его не обманул.

– Вы не злитесь на меня?

Лезвие ножа выскребло из тарелки гадкий звук.

– Я просто в ярости, – граф выдернул из-под ворота салфетку и небрежно бросил на стол. – Однако допускаю мысль, что моя злость напрасна. Ешь, пока не остыло.

И Эрик послушно взял ложку. Каша показалась обжигающе горячей, но куда вкуснее той баланды, что давала ему кухарка.

– Сколько ты уже в замке?

– Три месяца, мой граф. – Эрик, недолго думая, взял миску с кашей и вытряхнул содержимое в пасть.

– Манеры, Циглер, никто не учил тебя манерам? – скривился граф.

– Простите, – Эрик вернул пустую миску на стол. – Я из простой семьи.

– Вижу. Значит, уже три месяца ты мозолишь мне глаза, – вздохнул граф и отодвинул от себя почти не тронутую яичницу. Эрик проводил ее голодным взглядом. Ох, как он скучал по тем временам, когда мог есть все что захотел. – Сколько ты уже не был дома?

– С тех пор, как обратился. – Эрик размазал варенье по куску хлеба королевским слоем и приготовился к самому прекрасному, что должно было с ним случиться. Желудок требовательно заурчал. – А что?

Граф вздохнул:

– Знаешь, что порождает жестокость? Страх и горе, Циглер. Эйлит была напугана не меньше твоего. Она тоже далеко от дома, совсем одна, среди незнакомцев. Я хотел узнать, можно ли ей доверять, поэтому дал нож.

Кусок встал в горле. Проверял?!

– Ты защищал меня, это твой долг, верно, но девчонка – слишком ценный экземпляр, – продолжил граф. – Если все так, как я предполагаю, может быть, нам удастся найти способ исцелить остальных аматов с помощью ее крови. Теперь ты понимаешь, почему она так важна?

– Да, мой граф. Понимаю, – Эрик с досадой посмотрел на варенье. Есть почему-то больше не хотелось.

Вот почему Теодор так разозлился: дурак Циглер едва не уничтожил последний шанс для аматов. Возможно, она и вправду не заслуживала такой участи.

К обеду в Маром остроге начался дождь. Что-то подсказывало, что он зарядил до вечера: в горах медленно, но верно наступала зима, перед ней осень всегда старалась вылить побольше. Слуги принялись спешно закрывать окна ставнями и промасленными полотнами, чтобы уберечься от сырости и сквозняка. У Эрика же начинался насморк, и он ходил, шумно втягивая сопли, что крайне раздражало Теодора. У самого графа от дождя ломило кости, он начинал сильно прихрамывать на левую ногу, поэтому в это время сидел у огня в гостиной, читал книги на неизвестном языке и что-то бормотал себе под нос.

Дождь все усиливался. Крупные ледяные капли стекали по крышам, на дворе образовывались лужи. Сапоги Эрика хлюпали по грязи, выбивая брызги. Шакал, в одиночестве сидевший на крыльце с самокруткой, недоверчиво на него взглянул:

– Ты куда?

– Вот, одеяло хотел отнести. Что-то не так, капрал?

– Да все не так, – махнул рукой тот и нахмурился. – Сильно ты ее. Думал, не выживет. Даже обрадовался – меньше забот. А она живучая оказалась.

– Мне тоже не нравится, что в темнице торчит чудовище, – признался Эрик. – Но приказ есть приказ.

– Я не девчонки боюсь, – покачал головой Шакал и опустил уши, – а того, что может из-за нее случиться. Ладно, у каждого своя дорога, и ты иди уже, Циглер, чего слушать мое ворчание.

В темнице, конечно, окна от дождя никто не закрывал. Завидев Эрика, Эйлит поспешно отползла в угол. Она дрожала от холода, в попытке согреться она растирала плечи.

– Привет, – начал он, и голос растворился в шуме дождя. – Ты… ты как?

Эйлит оттянула ворот робы и показала ожог, уже успевший затянуться.

– Тут, наверное, холодно. Я принес одеяло, – Эрик просунул его через решетку. – Еще тут пара яблок…

– Я не нуждаюсь ни в ваших подачках, ни в вашей жалости, – отозвалась она, продолжая дрожать. Наверное, весь день ждала, когда сможет бросить эту фразу ему в лицо.

– Только себе делаешь хуже, – Циглер равнодушно пожал плечами. – Оставлю здесь, если захочешь – возьмешь.

Девчонка, все еще строя из себя гордую птицу, ничего не ответила.

– Если и в ужине не нуждаешься, я не буду таскаться сюда почем зря.

– Делайте, что хотите, – буркнула Эйлит и еще сильнее сжалась в углу. – Только оставьте меня в покое.

– Чтобы ты знала, – не выдержал Эрик. – Я обережник, и стоит тебе лишь подумать о том, чтобы причинить кому-то вред, сделаю это снова, поняла?

– От вас пока больше вреда, чем от меня, – с вызовом отозвалась девчонка. – Это же вы меня боитесь, а не я вас.

– С чего бы мне тебя бояться?

– И правда, с чего бы. – Глаза Эйлит хитро сверкнули. Она над ним насмехалась! Знала, что он ничего ей не сделает, и теперь совсем обнаглела!

Эрик зарычал и прижался мордой к решетке:

– Хочешь, чтобы я зашел к тебе?

И в следующее мгновение его окатила волна испражнений.

– Ты… – Эрик взвыл. – Ты ненормальная?!

– Вот теперь мы в расчете, – злорадно отозвалась Эйлит, опуская железное ведро.

Эрик хотел было выстрелить огнем еще раз, но передумал. Больше ни слова не говоря, стряхнул с себя зловонные капли. Какой же он идиот!

Шакал, завидя Циглера, некоторое время изучал его взглядом, а потом громко расхохотался.

– Ничего смешного, – рыкнул Эрик.

– Ну ты даешь! Ну как так-то?! – никак не успокаивался он, согнувшись от смеха. – Дерьма хлебанул! От девчонки! Будет что в гарнизоне рассказать!

Эрик, всей душой желая исчезнуть с белого света, с позором покинул башню.

Весь остаток дня он провел в помывочной. Шерсть отлично держала запах и цветочного луга, и дерьма, так что у него ушло почти два часа на то, чтобы избавиться от смрада. Еще столько же он расчесывался, попутно сломав два деревянных гребня.

Вечером Сирша принесла ему выстиранную и выглаженную одежду. Едва сдерживая улыбку, она понаблюдала пару мгновений и, видя его мучения, отняла гребень и осторожно распутала лохмы на спине. Руки у нее были нежные, но сильные. Быстро вытащив застрявшие зубья, она принесла щетку из конского волоса и принялась мягко водить по шерсти.