Эйлит прошиб пот. Вибек же наклонилась и принялась по-паучьи быстро бинтовать ее ноги, начиная с щиколоток. Раз, раз, раз, раз – и вот уже под белой тканью скрылись колени.

– Пожалуйста, не надо, – попросила Эйлит, чувствуя, как горячие слезы текут по щекам.

– …Услышь мои слова, рабы твоей, и прими грешную дочь свою в небесное царствие…

– Пожалуйста…

– Хватит рыдать! – скривилась Вибек и ткнула Эйлит в живот. Удар оказался не сильным, но неожиданным. Капли слез упали Вибек на лицо, и она с ненавистью смахнула их. – Еще раз дернешься – пожалеешь, поняла?

И тут Эйлит, сама не понимая, что делает, ударила Вибек кулаком в нос. Та взвизгнула и отпустила. Без ее хватки бинты ослабли, Эйлит сбросила их с ног и рванула вперед.

Бежать, бежать, бежать! Найти Ди и спасаться, убраться отсюда, любой ценой!

– Вот же тварь! – крикнула Вибек, зажимая кровоточащий нос. – Ловите ее!

От заветной двери Эйлит отделяла лишь настоятельница, все так же царственно восседавшая на стуле. Мгновенного замешательства хватило, чтобы кошка вдруг раскрыла ладонь с горкой серебряной пудры. Эйлит успела лишь удивленно распахнуть рот, когда резкий выдох поднял пудру в воздух, и та попала в нос, на губы, прилипла к ресницам. Эйлит хотела было чихнуть, но частички оцарапали глотку, будто осколки стекла. Глаза заслезились, руки сами собой поднялись к лицу, и она тут же упала на каменный пол, больно расшибив коленку.

Что было дальше, она помнила лишь отрывками. Стоило моргнуть, как она уже лежала на столе рядом с ящиком. Вибек, шмыгая разбитым носом, продолжала бинтовать ее. И почему ей это так безразлично?

Заметив, что Эйлит наблюдает, она злобно улыбнулась:

– Сама захотела по-плохому.

Эйлит пыталась кричать, но лишь, как рыба, беззвучно открывала рот. Ди, сестра! Она должна вырваться!

Но тут она снова моргнула.

– Смотри-ка, до сих пор артачится! – хмыкнул Шип и уложил вялые руки жертвы на груди. – Упрямая бы вышла женушка, да, Вибек?

– Вместо болтовни лучше бы гроб приготовил, – холодно отозвалась Вибек и смерила его уничтожающим взглядом.

– Пожалуйста… – прокричала Эйлит что было сил. Получился сдавленный хрип, едва слышный даже в гулких стенах. – Умоляю…

Вибек хотела было ответить, как глаза Эйлит вновь закрылись. Когда вернулась в настоящее, она уже лежала в «гробу». Над ней возвышалась мать-настоятельница и посыпала ее продолговатыми красными семенами неизвестного растения.

– Покойся с миром, дитя звезд, – удовлетворенно произнесла кошка и кивнула Шипу.

– Пожалуйста… – просипела Эйлит, но так и осталась неуслышанной.

Крышка опустилась, и через крохотное отверстие Эйлит смогла увидеть лишь темный потолок усыпальницы. Эйдин, Эйдин, Эйдин! Как Ди теперь без нее?.. Неужели ее ждет та же незавидная судьба?!

Затем Эйлит снова прикрыла веки, но открыть их так и не смогла.

…Снова та густая темнота, в которой присутствует лишь вселенское молчание. Наверное, Эйлит снова мертва. Как в тот день, когда маги раскрыли перед ней дверь в космос, таинственную и прохладную реку вечности.

И, если бесцельное и бесчувственное существование в тишине открывшейся бездны и есть смерть… Как хотелось умереть еще раз, только по-настоящему. Распасться на мириады частиц, каждая из которых вмещала в себя одиночество всего живого в мире, раствориться в этой пустоте, ибо оставаться в ней слишком мучительно. Как в тот страшный день осени, когда последнее дыхание отца открыло ей тайну настоящей смерти.

Отец, отец, грубые теплые руки, усталый и хитрый взгляд, сильный голос, идущий из широкой груди, запах лака и табака от холщового фартука. Как любо было сидеть в твоей мастерской, просто смотреть на работу, а иногда и говорить. Помнишь, с каким упоением ты рассказывал о Великой Хорре, столице Королевства, о ее белокаменных дворцах и прозрачном троне Альхора? Помнишь ли, как шептал о северном море, омывающем скалистые берега Дильхейма, за которым расстилалась бесконечность и парили неизведанные дворцы из снега и льда? А вечерами, когда звезды уже вылезли из своих раковин, ты безошибочно находил то место, в котором спала золотая звезда, божественный вестник? А потом поднимал Эйлит своими жилистыми руками, сажал на шею, и небо сразу становилось чуть ближе и прохладнее? И от восторга хотелось визжать, когда ты нес Эйлит по полю из льна…

Помнишь ли ты, как болезнь сморила тебя за пару недель, и ты лежал на низкой кровати, укрытый шерстяным одеялом, бледный, усыпанный каплями пота? Эйлит трогала твой лоб, горячий от ночных мучений, и от этого ты блаженно закатывал глаза и прикрывал красноватые веки. Помнишь, как мать ушла в поле, работать за тебя, потому что работать больше было некому, а Эйлит носила тебе колодезную воду и клала на лоб прохладные примочки, пахнущие травами и давленой клюквой? Ты выжил тогда, выжил, чтобы умереть как воин, спасая своих дочерей от когтей чудовища.

Где та смерть, что освободила тебя? Где она сейчас? Где настоящая смерть?

Здесь. Здесь, где кто-то смотрит на тебя из прохладного простора неизвестной бездны, здесь, где невидимая рука тянется, чтобы подарить забвение. И Эйлит здесь, еще немного, и она станет ничем. И она придет к тебе, отец, чтобы вместе не существовать.

Что-то коснулось льдом тела, что-то полумертвое, неживое, но все еще мыслящее. А затем еще и еще, пока наконец сотня пальцев, похожих на червей, не потащила ее прочь. Крупицы космического света окружили со всех сторон. Невидимо, но ощутимо, они куда-то ее несли, прочь от смерти, прочь от небытия, куда-то, где еще есть боль, где еще живо солнце, что жжет глаза.

Эйлит повернулась к шарику светила лицом, раскинула руки и сделала шаг в пустоту. Теперь она падала, если можно так назвать полет в космос.

Бездна, как река, обхватила ее мягкими губами и, ускорив свое течение, понесла в неизведанное пространство. Эйлит падала, и ей было так хорошо, будто все это падение оказалось смыслом жизни. Ей было так хорошо, словно мать снова обняла ее, как обычно обнимала перед сном, крепко-крепко, потому что объятие было самым сильным выражением любви. Ей было хорошо, потому что будущего у нее не было, в будущем ее ждало только бесконечное падение. Ей было хорошо… Ей было хорошо целую вечность.

Эйлит казалось, что она лежала на огромном облаке, которое плыло прочь, в ледяную даль, где пели незнакомые птичьи голоса. Где ее руки? Где ноги? Все, что от нее осталось, – это пересохший язык. Незнакомый холодок касался темени. Она попробовала разлепить глаза, но не смогла. Пока не смогла.

Эйлит сделала глубокий вдох. Теперь она ощущала биение собственного сердца и стук крови в висках. Это хорошо. По крайней мере, она все еще жива.

В месте, где она находилась, пахло какой-то вонючей душной травой, от которой подташнивало. Над головой раздавались приглушенные шаги и чьи-то разговоры, доносящиеся, как со дна колодца. Голоса мужские. Слов не разобрать.

Она не одна. Это тоже хорошо? А если они что-то сделали с Ди?!

Мысль ошпарила ее, и Эйлит дернулась, чтобы встать. Именно дернулась, ибо остальное тело было, как тесто, мягкое и безжизненное. Все, что Эйлит удалось, – поднять голову. Заскрипели шейные позвонки, затылок тут же пронзило тупой болью так, что заложило уши. Из пересохшей глотки вырвался сиплый стон.

Эйлит проглотила горький ком во рту и облизала пересохшие губы. Ничего, ничего. Скоро пройдет. Хотя что-то подсказывало ей, что после онемения обычно накатывает дикая, рвущая боль, но она старалась об этом не думать. Главное – она смогла открыть глаза. И то, что увидела, вовсе ей не понравилось.

Соломенный пол, каменные стены с крохотным окном на самом верху, высоко – не достать. В углу заботливо поставлено отхожее ведро. Эйлит с трудом повернула голову и увидела, что одну стену заменяет решетка с толстыми прутьями. За ней же находился низкий темный коридор, освещенный лишь тусклым масляным фонарем. Она в темнице. Вот только где именно? В Доме пользы? Или где-то еще?