Через двадцать минут руки со скрипом сгибались, заслоняя моему транспорту обзор. «Егоза», — сердито цыкнул егерь, поудобнее перехватывая меня под коленями. Впервые рада, что не успела откормить эту цыплячью тушку до нормальной весовой категории.
Мы выкатились на берег океана под неспокойный шум волн. Стоило пересечь невидимую черту контура, как звенящая тишина разлилась вокруг, и на крыльцо соседского дома меня водрузили почти небрежно. Да еще и лапой наподдали в назидание.
— Вот и пробил твой последний час, — с шуточным злорадством констатировал Эдгар, тянясь за веником.
— Сожрете? — я смешно растопырила руки в стороны, позволяя стряхнуть снег.
— Выпорю! — в сердцах бросил мужчина. — Кто тебя просил соваться одной в лес? Почему без охраны? Без оружия? Без мозгов?
— Не ругайтесь, — мое величество миролюбиво протянуло ладонь, погладив спасителя по плечу. — Лучше расскажите, что за сонливость меня одолела?
В жарких сенях первым делом скинули верхнюю одежду и почти синхронно тяжело выдохнули. Охо-хо, старость — не радость! Всё болит и мандражирует, будто мне снова за пятьдесят. И лорд Браун досадливо потирает поясницу, украдкой морщась. Не сорвал ли, таская на руках глупую соседку? Где-то у Авроры в закромах был рецепт мази от радикулита.
— Заморочили тебя, — зачерпнув ковшом воду из бочонка, Его ледничество наполнил чайник. — Кругами водили, дрему зимнюю, смертельную наслали. Один круг, второй, а на третий человек падает и более не встает, засыпая сладким сном.
— Духи?
— Угу. Многие мечтают о такой смерти, — нехотя буркнул Эдгар, тут же сменив тему. — Носки не промокли? Снимай, пока не захворала.
Я поежилась. Спать на мнимой перине и впрямь сладко. Только сладость эта сравнима с липкой лентой для мух: раз — и попалась наивная мушка в расставленные сети, погибая с безмятежной улыбкой на лице. Если Аврора не смогла дозваться до меня, разоравшись прямо в голове, то другим несчастным и вовсе каюк. Жуть!
Не дождавшись ответа, лорд-медведь встал и мгновенно оказался рядом.
— Эй, что вы делаете? — возмутилась я, хватая сползающую кофту.
Меня самым наглым образом грабили, стаскивая последнюю рубашку! Ничтоже сумняшеся егерь махом расстегнул пуговки на жилете, рывком срывая с меня мокрый шерстяной слой. Раз — и нет жилета!
— Я непригодна для…
Лорд замер, потянувшись к подолу.
— … грабежа. У меня нечего брать, оставьте хотя бы исподнее! Что вы собрались делать с женской одеждой, лиходей?
— Сушить, — подавившись смехом, Эдгар с трудом сохранил серьезное выражение лица, с сомнением оглядывая мокрую юбку. — Снимай, сейчас плед принесу.
Вот паразит! У жаркой печи обсохнуть можно за двадцать минут, и совершенно необязательно раздеваться. Даже ради этого теплого и мягкого синего пледа, запавшего в мою женскую душу ранее. М-м-м, какой нежный и уютный…
— Как кошка на солнце, — развеселился сосед, снимая с печи чайник и ставя полную крынку. — Тебе идет синий.
Ловко орудуя ухватом, хозяин дома вынул из печи противень с караваем, укутанным в махровое полотенце. Я невольно сглотнула слюну.
Живот пронзительно заурчал, реагируя на запах свежей пищи. Медведь скормил огню охапку поленьев и повернул косматую башку.
— Не обедала?
— Спасибо, я не голодна, — королеве, пусть и фальшивой, должна быть присуща гордость.
— На вот, пожуй, — совершенно проигнорировав мою вежливость, сосед поставил передо мной кружку с молоком и ломоть свежего хлеба. — Тощая, смотреть не на что.
Хлеб был замешан на пряных травах, а молоко чуть сладковатым от меда. Здесь уже научились с помощью магии ультрапастеризовать молоко, заливая его в герметичные бидоны. Огромный кусок, почти половина каравая, и посолен умеренно. Может, он не обидится, если я заберу сдобу с собой? Элли и Эмбер хватит этого на ужин. Главное, самой ненароком не заплакать, зная, что остальным достанется лишь пустая редька. С другой стороны, пониманием никто не обделен, а разбредаться по спальням под голодное хныканье малышек пацанам изрядно надоело.
— Хватит слюни-то пускать, жуй, — наставительно пробормотал Эдгар, пододвинув хлеб ближе.
— У вас тоже проблемы с провизией?
— Обоз на перевале застрял, — пожал плечами сосед, отхлебнув горячего чая. — Если не дураки, назад повернули, пережидать ремонт трассы в ближайшем поселении по ту сторону гор. Ничего, через пару-тройку дней прибудут. В крайнем случае — неделя.
Я прикрыла глаза. Неделя… Мужчина что-то продолжал рассуждать о долгом хранении круп и мяса и сетовал на уменьшение количества скоропортящейся продукции, а я прикидывала, как нам прожить семь дней на мешке гнилой редьки и пакетике сухофруктов.
— Чего застыла-то? Неужели хлеб не для королевского рта?
— Простите, — тихо сглотнула слюну и отодвинула тарелку. — Я не могу.
— Чего это? Не отравлено.
— Верю. Однако, с вашего позволения, я заберу его с собой. И молоко, пожалуйста, а кружку потом верну.
И нет, я не настолько бездумно горда, чтобы не прибегнуть к очевидной помощи — косматой, вредной, но по-своему благородной. Вот только где гарантия, что у самого лорда провизии не осталось с гулькин нос? Помнится, последний большой обоз к ледяному егерю приезжал больше двух месяцев назад, по его рассказам, рекордно давно. Значит, лорд такой же бедняк, как и мы. На севере все деньги мира превращаются в бесполезные кругляши, если в каморке нет куска сала.
А гнать его прямо сейчас в Хорт по скалам, когда он только что вернулся домой и трет покрасневшие от недосыпа глаза — это быть распоследней сволочью, пользующейся чужой добротой. Тем более после очередного спасения.
— Ты чего, мать? — нехорошо прищурился ледничий. — Совсем одичала? Или последние извилины отморозила?
Промолчав в ответ, мое величество принялось ковырять ногтем плед. Да-да, королева-побирушка, смейтесь, товарищи дворяне. Только посмотрела бы я на него, будь за его спиной двадцать голодных ртов, желающих есть каждый час. Тяжело вздохнув, мужчина забрал обратно каравай — сердце екнуло — и принялся отламывать от него по кусочку.
— За маму, — кусок хлеба ткнулся мне в губы. — Открывайте рот, вашество.
Ароматная мякоть быстро намокла от слюны и исчезла в горле. Я не хотела, честно! Но аромат свежей выпечки пересилил разум, вынуждая снова разомкнуть челюсти.
— За папу. Умница, — умилился косматый, поглаживая меня лапищей по голове. — Смотри-ка, ест. Только не вздумай, как птица, тащить еду птенчикам и кормить их изо рта в рот.
— Я должна оставить хлеб детям, — слабо возражала моя благоразумность.
Но лорда, твердо желающего совершить добро, было не остановить. И пока я сыто не положила руку на округлившийся живот, от меня не отстали. Эдгар небрежно ломал хлеб, кроша его прямо на стол, и медленно подносил его к моему рту, как очарованный наблюдая за движением женских губ. Что мне оставалось? Только кусать и жевать не слишком жадно, проклиная свою несдержанность и остервенелое чувство голода.
Никогда бы не подумала, что в худосочную королеву влезет столько хлеба.
— Сейчас куриный суп налью, — доверительно сообщил Эдгар, в чьих глазах плескался тихий восторг. — И пирог. Будешь пирог?
— Буду, — сдалась я.
Медведь ликующе просиял.
Ох уж этот коварный и «абсолютно неочевидный» мужской план. Тётя Люба не валенок, она таких фокусов от одиноких мужчин за жизнь изрядно насмотрелась. Даже юной Авроре понятно, зачем нас кормят со щенячьим восторгом, подкладывая на тарелку лакомые кусочки. Мы обе с Её величеством видим его мотив. Да, Аврора?
«Рассчитывает на постель», — мрачно согласилась она.
«Откармливает на тушенку», — хмыкнула я.
Ну а что? Нас еще немножко прикормить, как зайца, и вполне себе достойная консерва о пятидесяти килограммах получится. И срок годности еще ого-го.
— Давай-ка рассказывай, — велел сосед, выдергивая меня из флегматичных размышлений.
Ну, я и рассказала, слов не жалко. По ходу повествования на лице мужчины твердело выражение тщательно скрываемого ужаса. А услышав про поштучно выдаваемую курагу, он и вовсе вскочил, приказав одеваться и ждать его снаружи. Ожидание затянулось.
