— Ну не духи же меня прокляли на скотский союз! — рассердился правитель. — Что может быть природнее любви между мужчиной и женщиной?
— Например, менструальная кровь, — невозмутимо парировал лекарь. — Напомнить, для чего её использовали со времен второй династии?
— Аврора просто ужасна в магии, — рассмеялся Стефан. — Ей едва ли хватает энергии пользоваться бытовыми артефактами. Даже подаренное мною ружье возводила с трудом, а оно на кремниевых якорях — магию пропускает как по маслу.
— Я напомню Вашему величеству, — Пьер напряженно слушал исповедь монарха. — Что любовная магия — древнейшее, неизученное и полулегальное колдовство, о котором мне известно чуть больше вашего. Уж простите за дерзость, профессия обязывает. И глядя на вашу клиническую картину, я готов поставить свою свободу на кон: приворот имеет место быть.
— Я же тебе говорю, она почти не умеет колдовать, — не на шутку разозлился повелитель.
— Почти все женщины в колдовстве уступают мужчинам, это общеизвестный факт. Но почему эта темная и древняя магия всегда была уделом женщин? Вам не кажется нелогичным, что варварским, старинным и почти неизвестным колдовством пользуются те, кто слабее нас?
— Не убедил.
Доктор Софит замолчал, тщательно обдумывая каждое слово. Его величество упрям и во всем походит на своего отца — известного скептика и ригидного, закостенелого лорда, измерявшего мир простыми и понятными категориями.
— Скажите, мой господин, что страшнее: умереть от клинка в сердце или от яда в супе? — внезапно спросил он.
— От яда, — вздрогнул король. — Что клинок? Вонзится — и здравствуйте, духи посмертия. А с ядом будешь мучиться и сам умолять духов забрать тебя за грань.
— А между тем яды — женское оружие, — заметил лекарь. — Как вышло, что такое мучительное, сложное, филигранное орудие убийства, которого мы боимся, стало женским уделом?
Король оторопел. Никогда не задумывался… А ведь Пьер прав. Для изготовления и применения яда нужны особые навыки, острый ум и знания растений, их состав и способ добыть из них ядовитый сок. Слишком сложно… для легкомысленных и ранимых женщин? Стоп, погодите-ка.
— Пьер, а как давно эти дурочки в рюшах монополизировали изготовление и применение ядов? — страшным шепотом спросил правитель, округлив глаза.
— С начала времен, — спокойно пожал плечами целитель. — Им не хватает сил использовать кулаки, не хватает смелости броситься с клинком на врага, но холоднокровно отравить обидчика у них не заржавеет. Так, может, если барышням не хватает сил творить огненный шторм, они идут другим путем? И недаром сохраняют за любовной магией славу темного пережитка прошлого, пряча его в тень от мужских глаз?
Звенящая тишина оглушила обоих. Робкий ассистент давно сбежал подальше от могущественных лиц и их тайн, а больше никто не смел тревожить приятелей. Каждый думал о своем: Пьер скрестил пальцы, умоляя богов отрезвить ум короля, а Стефан прикрыл глаза, со сладким головокружением вспоминая Её губы, руки, глаза, улыбку, грудь… Ох!
— Варлок с тобой, обследуй, — решительно рубанул монарх, подымая веки.
— Рад, что ты способен рассуждать здраво, — посветлел целитель, бросаясь к артефактам.
Король криво улыбнулся. Пожалуйста, пусть это будет приворот. Тогда Его величество с полным правом сможет снова Её увидеть.
Глава 41
— Нет, нет, даже не просите! — категорично воскликнул сэр Николас, непримиримо маша руками.
— Но нам нечего есть, — я из последних сил держала каменное выражение лица, искоса приглядываясь к тяжелой фарфоровой статуэтке пастушки.
Говорят, сельское хозяйство прочищает мозги. Интересно, сколько раз его нужно приложить к голове для целебного эффекта?
— Я знаю, сударыня, — недовольно скривился учитель. — Сей факт мне доподлинно известен. Почему вы не предупредили меня, что в вашем поместье шаром покати? Но это полбеды. Почему вы не предупредили меня, что на вашем попечении малолетние преступники и невоспитанные оторвы?
Господи, если я его сейчас тресну, Ты же не осудишь? Поджилки затряслись от негодования. Битый час упрашиваю этого упрямца поучаствовать в охоте и помочь мне расставить силки на мелкую живность, а этот, с позволения сказать, педагогический осёл только брыкается. Да еще и детей оскорбляет.
Хотя куда уж проще: сплести петли с бегущими узлами, найти пару-тройку подходящих деревьев, да припасти приманку. Справится даже отрок, вложений минимум, навыки — база, а в результате некрупная пернатая или шерстяная дичь. Будь мы в обычном лесу, давно бы плюнула и пошла сама.
— Мне нужна страховка от духов. Разве защита обитателей поместья не входит в ваши профессиональные задачи?
— Нисколько, — ядовито откликнулся учитель, растеряв всю свою любезность и пиетет к прекрасной леди.
Наверное, впечатлился моим способом выбивать ковры. Говорила мне матушка, по-мужски бьешь, Любаша, совсем не по-женски. Вот и травмировала нежную психику утонченного лорда. Только Николь почему-то считала, что его потряс сам факт мытья полов экс-королевой.
— Кто ж вас уважать будет, застукав со шваброй в зубах? — тяжело вздыхала Лавиния, мелко семеня по чистому полу со стопкой постельного белья на руках.
— А…
— И меня тоже, — с безнадежным смирением вздохнула баронесса.
— Трудимся дальше? — не нашла ничего лучше я.
— Трудимся, — подтвердила леди. — Только если не умрем от голода и вернемся в столицу, не говорите никому, что я посуду в тазу мыла. Ладно?
— Заметано.
Правота девчонок подтвердилась очень скоро: сэр-учитель поглядывал на меня с усталым снисхождением и без малейшего подобострастия, как в первый день. Мне его уважение до лампочки, но помочь-то можно! Или постараться для своего же сытого брюха, на крайний случай. Увы, охотиться, как крестьянин, наш заносчивый педагог не пожелал. Узнав, что я не смогу по щелчку пальцев достать ему ружье, борзых, соколов и лошадей, благородный лорд впал в замешательство — а как еще охотиться? Идти в лес без опытных лесничих и местных — ваш не считается, леди! — егерей? Безумие, чистое безумие. Инако охотится только чернь.
— Ваши силки — удел грязного пушного промысла, не имеющего ничего общего с благородным искусством охоты, — нудно поучал меня сударь. — Аристократам невместно пачкать руки об капканы.
— Сэр, вы желаете на обед похлебку из кожаных ремней? — я вежливо осведомилась, стискивая руки в кулаки.
— Не пытайтесь готовить сами, поручите кухарке, — отмахнулся нахал. — А если не сидится дома, возьмите кого-нибудь из своих паршивцев. Уж отпугнуть парочку духов они сумеют.
— Почему вы позволяете себе оскорблять детей?
— Вы видели, что они натворили? — зло прошипел учитель, вызвав у меня легкое отвращение. — Испоганили мой труд!
— Вы ухайдокали их в край. Дети тренировались без отдыха и еды несколько дней, а вы в это время попивали чай у камина. Неудивительно, что им стало обидно.
— Я десять лет учился, чтобы спокойно пить чай у камина! Не вам указывать, как мне вести уроки. Если я сказал, что ученики должны отрабатывать приемы с рассвета и до вечера, значит, они будут это делать!
— Они и отрабатывали, — с огромным трудом сдерживая желание устроить безобразную драку, мое взвинченное величество коротко выдохнуло. — Кто виноват, что ваша крепость оказалась у них на пути?
С каждым днем всеобщая нервозность росла. Плохие условия и голод прескверно сказались на многих, но сэр Николас оказался категорически не готов к трудностям: каждый день, проведенный без еды, неизменно портил его характер на пару процентов. Последнее занятие и вовсе меня шокировало: сэр-преподаватель построил точную копию нашего замка целиком из снега и велел детям воссоздать его трюк совместными усилиями. «Пока не повторите мое строение точь-в-точь, в тепло не зайдете».
Еще никогда Штирлиц не был так близко к провалу.
Не менее озверевшие от голода и разозленные давлением дети дали волю эмоциям. Замок рухнул за полчаса! К моей трепетной радости, только снежный. Разъяренные подростки остервенело пинали руины, избивали снежные валуны, колотили проснувшимся даром ледяные стены, подобно берсеркам, грызли прозрачную черепицу, пока от некогда прекрасного строения не остались одни развалины. После чего на одном злостном желании рвать и метать мои деточки колданули по широкой площади разномастными магическими потоками и превратили прилегающие сугробы в нечто. Я потом осматривала эти катакомбы, с опаской пробираясь между взбесившихся ледяных фигур. Шедеврально! И ужасно одновременно.